дабы дать ей представление о времени. Придется заняться этим позже.-Я делать огонь,-произнес он.
Туту удивленно посмотрела на него, словно поняла только первое слово фразы.
– Я показать тебе,-сказал Кэрмоди, собирая пучки длинной сухой травы и обломившиеся сухие ветки.
Сложив их шалашиком, он наломал тоненькие веточки и запихал в конус шалашика. К этому времени за спиной у него собралась ребятня, подошло несколько взрослых.
Из кошеля под хвостом он вытащил огниво и кресало. И то, и другое Кэрмоди прихватил с корабля, ибо зоологи сообщили, что земля тут бедна минералами. Он показал их горовицам и с шестой попытки высек искру. Но трава не загорелась. Огонек затеплился лишь с третьей попытки и через несколько секунд занялся по-настоящему, так что пришлось подбрасывать в него ветки, а потом сучья.
Как только по хворосту заплясали первые язычки пламени, горовицы, стоявшие неподалеку с вытаращенными глазами, одновременно вздохнули. Но не обратились в бегство, чего Кэрмоди боялся, а стали издавать звуки, которые привлекли остальных. Вскоре за его спиной собралось все племя.
Туту воскликнула: «О! О!»-Кэрмоди принял это за выражение изумления или восхищения красотой пламени-и протянула руку, чтобы коснуться его языков. Кэрмоди открыл было рот, чтобы сказать: «Нет! Огонь плохой!», но тут же сжал губы. Как объяснить ей, что одно и то же явление может быть очень опасным и в то же время приносить огромную пользу?
Оглядевшись, он заметил девочку, стоящую в задних рядах, которая держала в руках грызуна размерами с мышь. Она так восторженно глазела на пламя, что забыла даже сунуть зверька в клюв. Протолкавшись к ней, Кэрмоди подвел ее поближе к огню, где все могли ее видеть. Пустив в ход самые убедительные жесты, он преодолел недоверчивость подростка и убедил отдать ему добычу. Содрогаясь от отвращения, он прикончил животное, ударив головой о камень. После чего, вытащив нож, содрал шкурку, выпотрошил, обезглавил и, заострив прут, нанизал на него тушку. Затем ухватил Туту за худенький локоть и привлек поближе к огню. Почувствовав обжигающий жар, она отпрянула. Кэрмоди не стал мешать ей, сказав лишь: «Огонь горячий! Жжет! Жжет!»
Она уставилась на Кэрмоди широко открытыми глазами, а тот, улыбнувшись, потрепал ее за хохолок из перьев и продолжил обжаривать мышь. Затем разодрал ее на три части, остудил каждый кусок и дал один девочке, владелице добычи, другой Туту, а третий вручил вождю. Все трое с опаской попробовали угощение и в голос восторженно выдохнули: «Ах!»
Спать в эту ночь Кэрмоди почти не пришлось. Он поддерживал огонь, а все племя, рассевшись вокруг, восхищенно любовалось костром. Несколько раз какие-то крупные животные, привлеченные светом, останавливались неподалеку, и Кэрмоди видел блеск их глаз. Но никто из них не сделал попытки приблизиться.
Утром Кэрмоди связался с Холмъярдом.
– Как минимум пятеро детей практически не уступают Туту в изучении английского,-сказал он.-Но из взрослых никто не изъявил желания повторить хоть слово. Может, они не могут преодолеть привычек и не в состоянии обучаться. Не знаю. Сегодня попробую поработать с вождем и с другими. Да, кстати, когда повезете снаряжение в мое убежище, прихватите пояс с патронташем и кобуру для пистолета. Не думаю, что это их удивит. Ведь они знают, что я не настоящий горовиц. Но, похоже, для них это не имеет значения.
Сегодня я попробую убить антилопу и показать им, как обжаривать целую тушу. Но у них ничего не получится, пока они не найдут кремень, из сколов которого можно делать ножи. Думаю, что надо отвести их в такое место, где его можно обнаружить. У вас есть что-нибудь на примете?
– Поедем искать на джипе,-ответил Холмъярд.-Вы правы. Если даже они научатся делать инструменты и посуду, у них нет сырья.
– Но почему вы не выбрали группу, что располагается рядом с выходами кремня?
– Главным образом, потому, что Горовиц нашел этих созданий именно здесь. Мы, ученые, как и прочие, привыкли двигаться по накатанной колее и не думаем о будущем. Кроме того, мы не имели представления, что эти животные... м-м-м, люди, если они заслуживают такого определения,-обладают такими способностями.
К Кэрмоди подошла Туту, держа в руке кузнечика размерами с полевую мышь.
– Это...
– Это кузнечик,-ответил Кэрмоди.
– Ты гореть... огонь.
– Да. Я разжигаю огонь. Но не горю. Я жарю на на огне.
– Ты жарить на огне,-повторила она.-Ты давать мне. Я есть, ты есть.
– Она уже освоила два предлога... мне кажется,-произнес Кэрмоди.
– Джон, к чему этот пиджин-инглиш?-сказал Холмъярд.-Почему надо избегать временных категорий и падежей, сводить к минимуму личные местоимения?
– Потому что в этом нет необходимости,-ответил Кэрмоди.-Многие языки, как вы знаете, обходятся без настоящего времени. Более того, в современном английском прослеживается тенденция опускать его в разговоре, а я могу только предполагать, как развитие пойдет дальше.
Учу же я их языку низших классов, поскольку думаю, что речь неграмотных возобладает. Вы же знаете, с каким трудом преподаватели в наших школах устраняют из лексики учащихся жаргон лифтеров.
– Ладно,-сказал Холмъярд,-в общем-то это неважно. Насколько я понимаю, горовицы не имеют представления об отличиях. Слава Богу, что вы не обучаете их латыни!
– Слушайте!-воскликнул Кэрмоди.-Об этом я и не подумал! Почему бы и нет? Если горовицы когда- нибудь станут достаточно цивилизованными, чтобы совершать межзвездные путешествия, то, где бы они ни оказались, всегда смогут общаться со священнослужителями.
– Кэрмоди!
