хранить неумирающее чувство благодарности и дружбы к Джону Гоббсу!
Мистер Посинг свирепо схватил чашку с кофе и залпом проглотил ее содержимое, тогда как его брови продолжили восторженный монолог своего хозяина.
- О, какие прекрасные слова, возлюбленный муж мой! - благоговейно прошептала Юдоксия Посингби. - Позволь добавить: аминь!
Покончив с завтраком, сэр Мармадьюк и Руперт поднялись в мансарду, но не успел наш герой прикрыть дверь, как могучие руки мистера Беллами крепко сжали его в объятиях.
- Джон! - воскликнул юный джентльмен, - старина Джон, взгляните же на меня!
- Вы выглядите как истинный денди! - улыбнулся сэр Мармадьюк.
- Охотно вам верю! - мистер Беллами удовлетворенно осмотрел свой великолепный наряд. - Представляете, старина, случилось настоящее чудо! Лев обернулся ягненком, людоед стал человеком! Горгона превратилась... Короче говоря, мой бессердечный дядюшка расщедрился!
- Вы меня удивляете! - воскликнул сэр Мармадьюк.
- И не мудрено! Я сам удивлен! Ибо мой дядюшка, сэр Мармадьюк, этот неприступный ворчун и скряга, на поверку оказался добрейшим малым, будь благословеннна его лысина!
- Гм! Лысина, Руперт...
- Ну, в его-то возрасте он уже должен был обзавестись солидной плешью. Но, как бы там ни было, мои карманы набиты звонкой монетой, так что их содержимое и я сам к вашим услугам. Если нужна помощь или...
- Вы очень добры! - сэр Мармадьюк взглянул в пылающее лицо собеседника. - Я благодарен вам, Руперт...
- Благодарны? - воскликнул мистер Беллами. - Нет, нет, Джон! Все как раз наоборот, старина! Это я очень многим вам обязан. И я никогда не смогу... никогда не смогу выразить свою благодарность! Ибо, Джон, вы своим доверием и почтительностью вернули мне самоуважение, вы называли меня джентльменом, несмотря на мои лохмотья. И потому, старина, потому... черт возьми, я никогда не смогу... - он смутился и опустил голову, но в следующее мгновение сквозь слезы взглянул на сэра Мармадьюка. - Каким же я был ослом! Но, Джон, я вам чертовски благодарен! Для меня большая честь называть вас своим другом, и я надеюсь... - тут голос его дрогнул и оборвался, но сэр Мармадьюк, глядя в наполненные слезами гляза юноши, прочитал в них все то, что юноша не смог выразить словами.
- Руперт, - сказал он, - мы друзья и останемся ими навсегда, до самого конца, я в этом уверен. Что же касается доверия - Ева-Энн будет очень рада увидеть вас. Отправляйтесь к ней. Она живет в старом особняке напротив Лютикового переулка.
- А вы, Джон? Рочему вы не пойдете со мной?
- У меня дела, Руперт. Мне надо написать письмо. Так что отправляйтесь к Еве-Энн. Купите ей что- нибудь в подарок. И поговорите с ней. Я хочу сказать, убедите ее покинуть этот ужасный район. В Лондоне живет замужняя сестра Евы-Энн миссис Д'Абернон. Попросите Еву-Энн познакомить вас с ней и постарайтесь уговорить ее немедленно переселиться из Джайлз-Рентс.
- Я все сделаю, Джон! Это отвратительная дыра! Мужчины здесь весьма неприятны, но женщины, черт бы меня побрал, прсто омерзительны!
- Уведите ее отсюда как можно скорее. Сделайте все, что в ваших силах.
- Можете на меня положиться, старина!
Подкинув вверх свою элегантную шляпу, мистер Беллами нахлобучил ее на голову самым залихватским образом и исчез, унося с собой энергию молодости. А помрачневший сэр Мармадюк, с тоской оглядев дымящиеся трубы и обветшалые крыши, устало вздохнул и сел за стол, чтобы написать верному мистеру Гоббсу длинное и скучное послание относительно нового завещания. Покончив с письмом, он поднялся, надел свое пальто грубой шерсти, проверил, на месте ли пистолет, и вышел на залитую солнцем улицу.
Глава XXXVII,
в которой речь пойдет о шишковатой трости мистера Шрига
Оборванные дети носились по улице, наполняя воздух пронзительными криками. Нечесаные женщины, маячившие в дверях, завидев его, переставали браниться. Он неторопливо шел мимо старых покосившихся домишек, в которых тоскливая старость соседствовала с безрадостным детством. Но сэр Мармадьюк продолжал идти вперед, засунув руки в карманы пальто, слепой и глухой ко всему, что творилось вокруг. Он не заметил, как от темной стены отделилась тень и заскользила следом. Тень принадлежала коренастому человеку с огромной копной волос. Его маленькие цепкие глазки ни на минуту не упускали из виду высокую фигуру в шерстяном пальто, бесформенной шляпе и грубых башмаках. Сэр Мармадьюк свернул в переулок, вышел на широкую улицу, по-прежнему не догадываясь о преследовании. В эти минуты он был полностью поглощен унылыми раздумьями о своем будущем. Что ж, он вновь вренется к своему одиночеству... У него, конечно же, останутся книги, музыка и Джон Гоббс.
Он продолжал медленно идти вперед, опустив голову и не замечая ничего вокруг. Но ее он все-таки углядел. Ева-Энн переходила улицу, окруженная толпой детей, тянувших к ней свои ручонки, не отрывавшие от нее влюбленных глаз. Девушка, ласково улыбаясь им, беседовала со старухой, ковылявшей рядом. Словно почувствовав его присутствие, она оглянулась, и лицо ее тут же осветилось радостью.
- Джон! - воскликнула Ева-Энн. - С одной из женщин случилось несчастье, я тороплюсь к ней. Пойдем со мной!
- Это моя Нэнси, господин, - прошамкала старуха. - Она обварила ноги. Моулз опрокинул на нее чайник. Дети плачут от голода, а Нэн не может подняться с кровати, у меня ревматизм, а помочь нам все отказываются, боятся Моулза, твердят, что он сумасшедший.
- Сумасшедший? - спросил сэр Мармадьюк.
- У него есть джин! Галлон! И он ни капли не дал ни мне, ни бедняжке Нэн!
- Кто такой Моулз?
- Муж Нэнси, сэр.
- Ева, тебе не стоит туда идти...
- Но, Джон, я должна помочь бедняжке.
- Вот сюда! - Старуха остановилась у скользкой и очень узкой лестницы, круто спускавшейся в зловонное подземелье. - Осторожней, леди, здесь скользко. А вы, мелюзга, отстаньте от леди! прочь отсюда!
С этими словами старуха начала спускаться по невообразимо грязным ступеням. Сэр Мармадьюк и Ева- Энн последовали за ней. Внизу царил кромешный мрак. Но вот глаза привыкли к темноте, и наши герои смогли различить двух детей, сжавшихся у изодранного тюфяка, на котором неподвижно лежала молодая женщина. Из дальнего угла доносилось какое-то неразборчивое бормотание, временами переходившее в стоны.
- Боже, - сэр Мармадьюк в ужасе отшатнулся. - Это невозможно!
- Да, конечно, - прошептала Ева-Энн, - но я видела места и похуже.
- Ты привела ее, матушка? - Женщина на тюфяке пошевелилась. - Ты привела Добрую Леди?
- Она здесь, Нэн. А с ней джентльмен, он любезно согласился осмотреть твои ноги.
- О, мэм! - простонала страдалица. - Говорят, вы очень добры к детям, будьте же добры и ко мне.
- Да, конечно, сестра моя. - Ева-Энн склонилась над несчастной, осторожно взяла из рук измученной матери хнычущего младенца и стала успокаивать его.
Дети подобрались поближе.
- Сильно болит? - Девушка тронула лоб женщины.
- Очень, мэм, так болит, не приведи Господь! - пропищала откуда-то сбоку старуха со странным торжеством в голосе. - Ее ноги! Бедняжка стонала всю ночь. Покажи им, Нэн, покажи! Пускай убедятся, что я не лгу. Подойдите, сэр, подойдите!
- Нет, нет! - вскричала Нэнси. - Я не так уж и больна, но если бы вы дали им немного поесть... Со вчерашнего вечера у нас нет ни крошки...
- Бедняжки! - воскликнула Ева-Энн. - Не беспокойся, Нэнси, их накормят. Я уже послала за продуктами и...
В этот момент несчастное существо в углу взвизгнуло и, хватая воздух скрюченными пальцами, начало сыпать проклятиями.
