глаза, полные горя по сыну и тоски по внуку? И первые годы работы в Чеменли прошли у нее в нестерпимых мучениях. Ашраф-киши часто приходил в больницу и каждый раз под каким-нибудь предлогом заходил к ней. И не успокаивался до тех пор, пока не спрашивал что-нибудь об Искендере или Гюльназ. А она каждый раз, едва завидев кривую палку Ашрафа-киши, искала, куда бы спрятаться. Месяцами, годами продолжалась пытка этого следствия. Терпеть ее было тяжелее, чем ленинградскую блокаду. Наконец этот поединок между нею и Ашрафом-киши закончился в ее пользу. Она решила, что Мардан принадлежит ей безраздельно. С годами она все настойчивее убеждала себя, что это - единственно правильное решение. Ведь сама судьба благоприятствовала ей. В самые тяжелые дни жизни, когда она была лишена всех радостей, случай неожиданно подарил ей сына.
И с этого момента любовь ее проявлялась особенно бурно и страстно. Она не могла насытиться его дыханием, звуком его голоса. Иногда, глядя в горящие огнем черные глаза ребенка, она вспоминала Гюльназ и, как безумная, рыдая, прижимала его к груди:
- Мое черноглазое дитя! Да будет мама твоей жертвой, почему ты так смотришь на меня?
Умный Мардан, подрастая, мирился с этой неистовой любовью. И вот теперь он намерен был оставить ее одну и поехать учиться. Разве она сможет вынести разлуку?
Среди ночи она внезапно поднялась с постели. Из боковой комнаты послышался голос Мардана:
- Мама, ты не спишь? Что ты там делаешь?
Сердце Салимы заколотилось.
- А ты почему не спишь, сынок? Смотри не разбуди Джамилю.
- О чем ты волнуешься, Джамиля не проснется, даже если у нее над ухом бить в барабан.
На этот раз не ответила Салима. 'Это я и без тебя знаю. Ты мне еще будешь рассказывать про мою невестку'...
- Мама, я вот все думаю... о словах дяди Айхана, что-то очень странно...
Салима на цыпочках снова вернулась в свою постель.
- Ты все еще переживаешь за дядю Айхана?
- Ты понимаешь, он хотел сказать что-то очень важное. Но каждый раз, как попугай, твердил одно и то же: 'У нас еще столько забот', 'У нас есть более важные дела'... Интересно, что он имел в виду? Может, ты знаешь, мама?
Снова почувствовав в голосе сына затаенную любовь к Айхану, Салима подумала: 'Чего хочет от него этот ребенок?'
- Ты его любимый бригадир, а я должна знать?
Из боковой комнаты опять не последовало ответа. 'Кажется, и на этот раз я его обидела. Что это со мной сегодня?' Молчание затянулось. Салима хотела что-то сказать сыну, но он ее опередил:
- Нет, я сам должен во всем разобраться, завтра же все у него узнаю.
Салима успокоилась.
- Он тебе ничего не скажет, сынок, не мучь себя понапрасну... Лучше постарайся уснуть. Ведь тебе рано вставать... Спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
И, неожиданно успокоившись, Салима заснула сладким сном.
* * *
Утром Мардан пошел на работу специально через сад Эльдара. Он надеялся встретить там дядю Айхана.
И действительно, Айхан маленькими граблями окучивал цветочные клумбы вокруг памятника.
- Дядя Айхан, я пришел с вами поскандалить, - еще издали возвестил Мардан, заставив Айхана вздрогнуть. - Не знаю, чья возьмет, но это совершенно необходимо.
Взглянув в его полные огня черные глаза, Айхану сделалось не по себе. 'Пожалей меня, сынок. Как я могу скандалить с храбрецом, да еще имеющим такое чистое сердце? Недостаточно ли того, что я заронил сомнение, в твою хрустально чистую душу?'
- Почему ты молчишь, дядя Айхан? Поинтересуйся для начала, зачем я пришел скандалить?
- А чего спрашивать, бригадир? - тихо проговорил Айхан. - Все и так ясно...
- А раз так... пока мы одни... - он обернулся и посмотрел по сторонам, - не могли бы вы пояснить, что означали сказанные вами вчера слова? Я клянусь вам, что, кроме меня, никто об этом не узнает. Никто!.. Дядя Айхан!...
- Значит, получается, что смысл моих слов до тебя не дошел, не так ли? - медленно заговорил Айхан. - Я говорил слишком сложно? Или они были двусмысленными, и я пытался сбить вас с толку?
- Нет, вы говорили очень ясно и очень просто, но сбили всех с толку.
- Сбил с толку? Почему?
- Потому что от вас такое слышать мы не привыкли. Потому что никто не сомневается в вашем благородстве...
- Ах, вон оно что... - протянул Айхан с поддельным изумлением. Значит, до сих пор не сомневались, а вчера вдруг засомневались. Как сказал Насиб, 'сдружился со злым ангелом'. Ну, раз так, сынок, давай присядем вот здесь, у памятника, и продолжим наш разговор.
Он прошел вперед и повел Мардана за собой. Они сели друг против друга на зеленой лужайке.
- Послушай, Мардан! Что бы ты там ни говорил, но кое-что в толк взять я не могу. В чем ты меня обвиняешь? Я ведь не выступаю против героев и против того, чтобы все мы чтили их память. Сказать такое обо мне - солгать. Но кое о чем я хочу сказать прямо. Чтить память героев можно по-разному. Я ведь не говорил, что этого не нужно делать. Но тут есть один сложный момент, и я об этом часто думаю. Получается так, что мы как бы требуем от грядущих поколений, от тех людей, которые придут на землю после нас и которых мы еще не знаем, чтобы они поклонялись нам, превозносили нас за то, что мы делаем обычные дела, те дела, которые мы обязаны были сделать. Более того, если бы был жив сам Эльдар Абасов, я не сомневаюсь, он сам бы сказал: 'Не ставьте памятника мне. Я всего лишь выполнил свой долг. Как сумел и как считал правильным'.
- Лично я с вами не согласен, дядя Айхан. У нас тоже есть долги перед грядущими поколениями. Мы обязаны рассказать им о своих героях. Их дело согласиться с нами или не согласиться, признать или не признать. Этот памятник - очень важный памятник. Он - знак уважения и к Эльдару Абасову, и к нам ко всем.
- Хорошо, сынок, я не требую, чтобы ты во всем со мной соглашался. Главное - прислушайся, постарайся понять, что меня тревожит...
- Я все понимаю, дядя Айхан, - взволнованно прервал его Мардан.
- А если так, то пойми, что и я не против монументов. Я говорю еще и о другой памяти - внутренней. Пусть жил бы этот Эльдар Абасов в сердцах каждого, пусть поминали бы его добрым словом все те, кто знал его. Не в монументе главное, а в добрых делах. Сколько их может сделать каждый, еще живущий на земле. А те люди, которые сегодня так хлопочут по поводу монументов Эльдару Абасову, может быть, сделали бы правильнее, если бы больше времени и средств отдали бы делам сегодняшним - построили еще один дом, вырастили бы лучший урожай. И когда я вижу эти чрезмерные хлопоты по поводу монументов Эльдару Абасову, мне невольно приходит на ум: чего они хотят? Действительно ли сделать бессмертным героя или самих себя?
- Значит, вчера вы поэтому схлестнулись с председателем?
- И поэтому тоже.
Мардану не хотелось уходить
- Дядя Айхан!
- Что, сынок?
- Мне кажется, вы мне не все сказали...
Что ты имеешь в виду, сынок? Разве я похож на человека, который что-то скрывает?
- Нет, я о другом. Мне бы не хотелось, чтобы вы остались в одиночестве. - Хоть Мардан произнес эти слова смущенно, Айхан в душе порадовался его смелости. Это была абсолютная правда. Со вчерашнего дня он был совсем одинок. И, сознавая эту горькую истину, он все-таки спросил:
- Почему же в одиночестве, сынок?
Мардан покраснел и еще больше смутился.
- Дядя Айхан, я... вы знаете... как я вас люблю...
- Не нужно, сынок... Не нужно... Я все понимаю. Ты думаешь, вчера там, на совете аксакалов, я не
