- А после всех этих дел наступит моя очередь. Ты перечислишь мне все долги Эльдара Абасова... - Но он не смог закончить. Из-за черных очков Айхана на него будто полыхало красным пламенем.
- О каких долгах идет речь? - терпеливо поинтересовался Айхан. - Это мне непонятно.
- Почему же? Может, ты уже забыл о своем выступлении тогда, на совете аксакалов? Но мы его не забыли. Всем стало ясно, что ты очень зол на Эльдара за что-то и собираешься свести с ним счеты. Но что это за счеты умалчиваешь. - Рамзи поднялся, вышел из-за стола и уселся напротив Айхана. Здесь никого нет, ты можешь мне все рассказать, я даю тебе честное слово, что разговор этот останется между нами.
- Что я должен рассказывать?
- Расскажи, откуда ты знаешь нашего Эльдара?
- Я никогда не видел Эльдара Абасова.
- Тогда почему ты так резко возражаешь против увековечения его славы?
- Нет, председатель, я противлюсь совсем другому. Если так пойдет... буду противиться и дальше.
Рамзи еле сдерживался. Что хочет сказать этот хромой? И на что он намекает? Интересно, чем он может помешать?
- Чему это ты будешь противиться? - сдержанно поинтересовался он. - Что это значит, Айхан амиоглу? Может быть, ты выскажешься яснее? Я простой сельчанин, я этих намеков не понимаю.
- Не строй из себя лису, председатель, - произнес Айхан вдруг тихим, хриплым голосом. - Говорят, лисица, задумав себя перехитрить, сама же попадает в капкан.
Хотя полные спокойного и крытого гнева эти слова прозвучали в ушах Рамзи, словно выстрел из пистолета, он не дрогнул. Наоборот, будто пробудился от дурного сна.
- Что все это значит, Айхан амиоглу? - спросил он спокойным и даже властным тоном. - По правде говоря, я не ожидал... - Он с сожалением покачал головой и встал. - Ведь ты был на фронте, инвалид войны. Хорошо представляешь, что означает бой с неравным противником, знаешь, какие он имеет последствия, и все же вызываешь меня на этот бой. Напрасно, и очень напрасно. Я не позволю себе вступить в бой с человеком, у которого, кроме разукрашенной палки и этих кривых шрамов, нет никакого другого оружия. Моя совесть этого не позволит. - Он подошел к окну, оглядел сельскую дорогу, сад Эльдара. Ждал, что скажет Айхан, но поскольку тот молчал, Рамзи с прежним хладнокровием продолжал: - И та же моя совесть не позволит мне упрятать тебя подальше в Сибирь.
- А вам нечего беспокоиться, председатель, мне хорошо знакома дорога туда.
В выкатившихся от изумления глазах Рамзи появились одновременно и испуг и радость.
- Мы знали, что ты был в плену, но что в Сибири... Вот это для нас новость!
- Тогда это и для меня было неожиданностью. Что поделаешь? Такова жизнь.
- Значит, ты был в плену... и поэтому... да, ясно. А потом стыдно было вернуться на Родину?
Айхан не ответил. После долгого молчания Рамзи еще увереннее перешел в наступление:
- Теперь мне все становится ясным. Теперь мне понятен смысл твоего выступления на совете аксакалов: месть! Ты мстишь за мучения, которые пришлось вынести в тех местах. Причем кому? Эльдару Абасову. А он своей смертью даровал жизнь сотням, тысячам таких вот, как ты, беспомощным, безвольным людям, в трудную минуту молящих врага о пощаде...
Рамзи не успел закончить фразу, как дверь отворилась и в нее вдвинулся сначала большой живот Толстяка Насиба, а уж потом два маленьких сияющих глаза на его круглом лице. Айхан понял, что 'местное правительство' пожаловало в кабинет, услышав особый пароль - необычное дрожание громкого голоса председателя.
Но его приход не помешал Айхану ответить председателю:
- Вы говорите, Эльдар Абасов подарил мне жизнь? Как вы правильно заметили, прожить вороной триста лет - не жизнь. А вам... вы только посчитайте, что он подарил вам... Право на покровительство. Славу и почет. И к тому же любовь своей возлюбленной Шахназ-ханум...
Рамзи, подавшись всем корпусом вперед, молча уставился на него. Будто хотел установить, какой из направленных ему в грудь один за другим выстрелов опасней.
- Это ты верно говоришь, Айхан амиоглу. Эльдар мне, а также и всем жителям Чеменли подарил многое, и мы стараемся не остаться перед ним в долгу.
- Бог даст, воздвигнете новый памятник, заложите парк, откроете дом-музей... И будете квиты...
- Конечно, в этом можешь не сомневаться. - Правое дело всегда побеждает, а у меня - все дела правые.
- Но в одном я сомневаюсь.
- В чем же, если не секрет?
- Об этом знаем только мы с вами, я и вы...
Рамзи содрогнулся, вновь почувствовав, что его охватил страх.
- О чем ты говоришь? - Он облизал пересохшие губы. - Говори, говори, прямо здесь, при Насибе можешь все сказать. У меня от него секретов нет.
- Нет, председатель, раскрывать тайну Насибу очень опасно. Он ведь еще не такой стреляный воробей, как вы.
Все это время стоявший как столб, скрестив пальцы на животе, Насиб вдруг зашевелился.
- О чем ты говоришь? В каком смысле, Айхан амиоглу?
- Да во всех смыслах, Насиб.
- Хорошо. Я даю тебе два дня сроку, Айхан амиоглу. На третий день ты освободишь дом Эльдара Абасова. Товарищи, которые приедут из Баку, в первую очередь займутся домом-музеем героя.
Айхан поднялся.
- Что ж, раз приказано освободить, значит, придется освободить, произнес Айхан, но, шагнув к двери, добавил: - Только мне кажется, что от славы мертвых живым ничего не перепадет, учтите это, председатель...
У Рамзи напряглись все мускулы. С трудом сдерживая съедавшую его изнутри, как червь, ненависть, он исподлобья взглянул на Толстяка Насиба. Затем, уставившись в лицо Айхана глазами, полными злости, с издевкой передразнил:
- От славы мертвых живым ничего не перепадет! Знаешь почему? Потому что ты этого недостоин. Выйдя из фашистского концлагеря, вместо того чтобы честно во всем признаться, ты решил прикрыться именем нашего храброго земляка, пожертвовавшего своей жизнью ради счастья Родины. Но уловка твоя не удалась. Такой большой художник, как Ризван Раджабли, своей кистью сорвал с тебя маску, Айхан Мамедов. Наверное, ты думал, что придет время - и тебя увенчают лавровым венком, и за этим венком ты сможешь спрятаться, укрыть свою обгоревшую ногу? И тогда никто и ни о чем не будет расспрашивать... Не вышло! Советское правительство не обманешь.
Уже стоя в дверях, Айхан медленно обернулся, смерил председателя насмешливым взглядом.
- Я только что сказал, не перехитрите самого себя, председатель. Я на своем веку повидал лис и похитрее.
Рамзи больше не мог сдерживаться; со злостью хлопнув кулаком по столу, он перешел на крик:
- Чего ты от нас хочешь, предатель? Хочешь, чтобы я сломал тебе другую ногу?.. Не-е-ет! На шантаж я не поддамся.
- Я хочу, чтобы вы только запомнили одно: от мертвых живым ничего не перепадает, - с этими словами Айхан вышел из комнаты.
Рамзи, словно пораженный молнией, остался стоять неподвижно, глядя ему вслед. Насиб тоже молчал, в кабинете лишь раздавалось мерное тиканье часов. Первым пришел в себя Толстяк Насиб. Внутри у него звучали праздничные фанфары: шутка ли, такой простой человек, как Айхан амиоглу, в его присутствии обозвал лисой величественного, недоступного Рамзи Ильясоглу! Но, с другой стороны, он вынужден был стоять по стойке 'смирно' и молчать. Находиться в подобных тисках для него было невыносимой пыткой.
Наконец он сделал попытку вырваться.
- Рамзи муэллим... Рамзи-гага... ты... вы так мудры.
Но, услышав в ответ: 'А ты подлец, Толстяк Насиб, мерзавец!' - пришел в ужас.
Председатель, схватившись одной рукой за пояс, а другой приглаживая волосы, в ярости чуть не задев
