Бориса Федоровича.
Глава пятнадцатая
РУССКАЯ МАТЬ
-- Насколько мне известно, в вашей ешиве есть настоящие русские, -повторил Григорий Сильвестрович более спокойным тоном.
'Сейчас бы взять всех троих и застрелить из какого-нибудь бесшумного пистолета, чтобы не оставлять свидетелей! А себе прострелить руку. .. -лихорадочно думал Моисей Шкловец, -- и отправить их всех на поезде малой скоростью. Но куда их отправишь? Поезд на Хайфу уходит один раз в сутки в половине четвертого и идет всего три часа абсолютно пустой. Шендерович весит килограммов сорок пять -- маленький и головастый, как Марат! А этого краснорожего 'писателя' оторвать от земли и сунуть в вагон без посторонней помощи я не смогу, тем более с простреленной рукой. И полная ешива людей...'
-- А может быть и хорошо, что они есть! -- лукаво продолжал Григорий Сильвестрович. -- Что вдали от политических арен они предаются, так сказать, религиозному росту. Но пришло время послужить России и претворить свои кабинетные знания в реальную жизнь! Не нужно. Пожалуйста, не называйте пока фамилий...
'Знает, -- с тоской подумал Шкловец. -- Всех знает поименно. Наверное, и про бабушку Анну Васильевну слышал:
старая дура бегала по городу, рта было не заткнуть. Гнуснейший тип!'
А 'гнуснейший тип' между тем разглагольствовал о том, как эти, так сказать, 'евреи личного выбора' и 'носители Божественной русской крови' могли бы успешно возглавить иерусалимское отделение 'Русского конгресса' и готовить кадры для репатриации. Но все, разумеется, по своей воле и без малейшей тени насилия! И в таком духе он наплел очень много. Ясно было, что это какая-то отвратительная полувоенная организация, что доносов гость не боится, потому что на доносчиков -- Григорий Сильвестрович пристально посмотрел на притихшего Шкловца -- есть своя карающая рука!
-- А во главе иерусалимского отделения должен встать человек, который не просто готов вернуться -- этого мало! Он должен сражаться за возвращение, он должен олицетворять собою Возвращение! И, конечно, по документам он будет стопроцентным израильтянином, чтобы комар носу не подточил. И сам старец Н. обязательно хочет его видеть и рукоположить!
-- У вас водички нет кипяченой? -- неожиданно спросил он Шкловца. -Никогда не пейте сырую воду и проживете до ста лет. Или больше. Мерси.
И на несколько минут в кабинете раза Фишера воцарилась полная тишина: Григорий Сильвестрович лениво рассматривал широченные тома ковенскпх книг в золотых переплетах. Шкловец и Шендерович, не поднимая глаз, чертили что-то в своих блокнотах, а рав Фишер закрыл глаза и с ненавистью трубил в свои мохнатые ноздри: он давно уже хотел задать доктору Барски какой-то вопрос, но тянул и пока не решался произнести его вслух.
Шкловцу в эти минуты никто позавидовать не мог. Лицо его совершенно позеленело. Какое там 'бесшумный пистолет' и 'карающие руки'! Шкловец был в высшей степени невоенным человеком. Он ни разу в жизни не держал в руках оружия. И теперь вся жизнь пойдет кувырком! Уже сколько месяцев его жена просыпалась на рассвете и начинала причитать в постели -- она предчувствовала беду! И повод для отчаяния был: ведь Григорий Сильвестрович не ошибся -- в ешиве действительно паслось много русских.
Пашка Бельдман был русским по матери, но и у самого Шкловца мутер тоже была русская, из ткачих, правда прошедшая настоящий ковенский гиюр с посвящением. Но как же он, со своим математическим умом, додумался вытащить их вместе с бабкой в Израиль?! Руфь-моавитянка из Второго Лаврушенского переулка! Теперь вот сиди и жди, когда этот паршивый махновец Бельдман подставит тебе подножку. Уж у того-то мать никаких гиюров не проходила и спокойно себе вкалывала фельдшером в подмосковном городе Серпухове. Но Бельдмана начальник ешивы никогда в жизни тронуть не решится!
В ешиве, кстати, имелись и другие русские! Было еще ни много, ни мало пятнадцать деревенских мужиков, происходивших из-под Куйбышева, из жидовствующего села Михайловки. Они в основном проживали в религиозном районе Рамот и были жуткими запойными пьяницами. И это было не нормальное интеллигентное пьянство, как пил Володька Шнайдер или даже Аркадий Ионович, а именно какой-то страх Божий, дикое деревенское безобразие с беготней по Рамоту в кальсонах, и только вчера была пьянка с мордобоем у Кержиковых, о чем в этот день на активе ешивы уже состоялся специальный разговор. Кроме Кержиковых, пили еще Будаков и Вассерман, которого вырвало Кержиковым на постель. А из самих Кержиковых пили батя и два сына допризывника, и еще из Тель-Авива приехал племянник Николай, которого теперь звали Ашером, и он работал в Тель-Авиве на шведском самосвале. Никаких женщин вечером в доме почему-то не оказалось. Вообще женского пола среди михайловцев было очень мало. Они их тут сразу отдавали в какие-то закрытые школы, а потом замуж за пейсатых израильтян. Те даже не понимали толком, что жена у них 'русия'! Видели, конечно, что белобрысенькая, но и только. Из закуски вчера были моченые яблочки и своя квашеная капуста, и еще Николай привез из Тель-Авива хорошую селедку и 'Колу'. А в маколете взяли пять больших бутылок 'Голд стар' по 0,75 литра. И уже через час батя очень сильно напился и стал швырять в окно сохнутовские стулья, пока Николай его не осадил, сказав 'дядя Гриша Кержиков, кончайте кидать, стулья дорого стоят'. И Шкловцу было понятно, что никого из этих людей в руководство 'Русского конгресса' рав Фишер рекомендовать не может.
Если говорить начистоту, то начальника ешивы Моисей Шкловец откровенно недолюбливал! Еще бы! Ведь вся ешива знала, что Фишер оказался на этом ответственном посту по простому недоразумению: на эту должность должны были назначить его брата. Но братья были удивительно похожи -- оба рыжие и волосатые, как Исав, и посыльный Гаона вручил назначение не тому брату! А после уже поздно было что- нибудь менять, потому что у Гаона под это назначение была выпрошена специальная броха!
И любивший перед сном пофантазировать Шкловец часто рисовал себе мысленную картину, как начальником их ешивы по ошибке назначен гой! И кроме него, Шкловца, никто об этом даже не подозревает. И, конечно, толстая раввинша Малка ни слухом не ведает, что в подвале у этого гоя Фишера, который на самом деле по матери Рыбаков, спрятано одиннадцать чудотворных икон! По ночам этот Фишер-Рыбаков тайно спускается в подвал... и в этом месте фантазии Шкловца всегда обрывались, и додумывать дальше он не решался.
'Пусть бы он сам, этот выскочка, шел руководить этим идиотским конгрессом, -- с ненавистью бормотал Шкловец, -- и так вся религиозная жизнь ешивы держится на моих плечах! Раввин называется! Ничего святого, старуху-процентщицу через дорогу переведет и -- топориком!' И словно в насмешку, когда Шкловец уже перестал сомневаться, что жертвой окажется именно он, рав Фишер встал и сказал несколько весьма уважительных слов о своих соратниках. Сказал, поклонившись в обе стороны, что без этих светлых еврейских голов он не принимает ни одного ответственного решения. Что влияние Шкловца и Шендеровича на развитие ковенской мысли беспредельно велико! Но так как для него Григорий Сильвестрович в первую очередь является 'мессенджером' Великого Гаона, то он просто вынужден переговорить с гостем с глазу на глаз.
Оба соратника понуро вышли за дверь. А рав Фишер встал из-за стола, прошелся тяжелой походкой по комнате, поплотнее закрыл за активом дверь и задал Григорию Сильвестровичу довольно неприятный и вполне естественный вопрос.
Глава шестнадцатая
'ЕВРЕИ В СССР', ИЛИ КОТЛЕТЫ ПО-КИЕВСКИ
Писать нужно при солнечном свете. Шекспир писал при ярком солнечном свете. Добролюбов всегда писал босиком. У Сервантеса вообще была одна рука. Я лежу на лужайке напротив кибуцной столовой и пытаюсь сосредоточиться. Сейчас пройдет несколько минут, и в пятках накопится достаточное количество солнечной энергии, чтобы я мог описать кибуц. В кибуцах не встают по сирене. Каждый встает, когда ему нужно на работу. Моя смена с восьми. До работы нужно успеть позавтракать. Я всегда беру на завтрак редьку с майонезом. В кибуцах кормят даже лучше, чем в армии, хоть и в армии тоже кормят шикарно. В израильской армии и в советской совершенно разный подход. Русские считают, что чем хуже, тем лучше, раз солдаты уже выдержали несколько тяжелых войн, то выдержат они и еще.
В Израиле на завтрак солдаты получают крутые яйца, кофе пей сколько хочешь, девятипроцентный творог и еще кефир с бананом. А, например, в мотострелковом полку, в котором служил я, тоже было довольно большое подсобное хозяйство, но там держали в основном свиней. Если в Ленинградской области,
