разговор не очень клеился.

-- Ты знаешь, кто я? -- буркнул он наконец. -- Я художник будущего! Политика это так, побочно,--важно объяснил он. -- Ты любишь искусство?

Я не очень уверенно пожал плечами. Я не любил искусство.

-- Завтра в иерусалимском театре 'Паргод' состоится вивристический сеанс,--сказал Григорий Сильвестрович.--Явка строго обязательна. Ты ведь тоже концептуалист, только сам об этом не подозреваешь. Каждый писатель -концептуалист, если он, конечно, не полный идиот и не лирический поэт. Ну, кажется, мне стало полегче! Скука дикая, ебаться совершенно не с кем. У тебя нет какой-нибудь солдаточки знакомой? Только чтоб не прыщавая. Я заметил, что у здешних девчонок плохая кожа, а я на этот счет очень чувствительный. Нет? Ну на нет и суда нет.

-- Посидите еще, -- предложил я ему, но он неторопливо обулся, надел на широкие плечи коричневый двубортный пиджак и отрицательно покачал головой.

'Все -- суета! -- вздохнул он. -- Я к тебе еще зайду'.

-- Зря ты в сеансе отказался участвовать, -- крикнул он уже с лестницы.

Глава двадцать третья

СНИМИТЕ ПЛАВКИ

'Перед вами феномен!! -- прокричал со сцены Второй председатель евросекции художников Александр Окунь. -- Это -- феномен боди-арта! Захоронен дважды в крематории Донского монастыря! Любимец римского папы! Этот русский гигант теряет за сеанс двадцать два с половиной килограмма -- и это двадцать два килограмма чистого искусства!!' Дальше Окунь начал рассказывать о себе, и его слушали неплохо. Я давно не видел иерусалимское общество в сборе и с любопытством его разглядывал. В первом ряду были члены правительства и русские министры. Были одни либералы, ни одного маккавея. Во втором восседала Маргарита Семеновна из издательства 'Нация', Галя и Фира из Сохнута, несколько Фантиков с 'Национального радио', Азбели-Воронели и еще дюжина иерусалимских бар. Любимов сидел с Любошицами, и все очень благосклонно поглядывали на сцену. Дальше, с третьего ряда, все выглядело уже не так отвратительно, народ был попроще, и шла довольно вялая светская болтовня: '...вы слышали, Ирка укусила Мехлиса за хер? говорит, а что бы вы сделали на ее месте? если бы вы сами были с жуткой похмелюги, а тут...', и в таком роде. Столики обслуживала пара филиппинцев, выдающих себя за столичных китайцев. Они таскали железные чашечки с бараньими костями и фисташки. И на каждом блюде был голубок и маккавейский знак из редиски. За моей спиной сидели самолетчики с третьего процесса, и я из осторожности решил вообще ничего не заказывать. На сцене под фотовспышки натягивали огромный холст. Вообще разрекламирован вечер был потрясающе -- народу было множество, а главное, бегали корреспонденты из 'Национальных новостей', 'Национальной культуры' и 'Еврейской Евы'. Все -- индекс двести. Григорий Сильвестрович вышел в малиновых плавках и боксерском бандаже от возбуждения и несколько раз поклонился первому ряду. Выражение лица у него было хитрющим. Кроме всего, от пяток и до макушек он был выкрашен ядовитой синей краской. И лысина, и веки -- все, только плавки и жуткая полоска губ еще оставались малиновыми. 'День зачатья я помню неточно!' -- выкрикнул доктор Барски. Зал зааплодировал. Пока грунтовали холст, показывали кинофильм, где Григорий Сильвестрович выступает в плавках и без и оттискивает на холстах голых поэтесс из 'Русской мысли'. Фильм делала женщина-вамп из Москвы, которая окончила ВГИК и была замужем за пожилым банкиром. В кино Григорий Сильвестрович очень много играл лицом, но по-настоящему рассмотреть его было невозможно, потому что он был очень измазан. Последняя женщина с опущенными ягодицами, которую он оттискивал, была тоже концептуальной поэтессой, и министрам очень понравилось, как он с ней работает. Вообще партийцы из первого ряда были довольно неискушенными, половина много сидела в лагерях, и настроение было праздничным. Потому что было ясно, что их тоже приобщают к искусству. Пока шел фильм, Григорий Сильвестрович давал короткие солдатские приказания своим панкам-ассистентам, золотому и оранжевому. Ассистенты были разбитными и подозрительными. Оба работали парикмахерами в 'Салоне Сарни' и стояли на учете в 'Министерстве национального секса'. Наконец, все было готово, реостатом запилили свет, и в лучах прожектора снова вышел огромный фосфоресцирующий Григорий Сильвестрович, а за ним выпорхнули эти два отрока из пылающей огненной печи. Григорий Сильвестрович взял в руки черный эбонитовый микрофон и сказал по- французски: 'Народ Израиля! Этот вечер я посвящаю тебе!' После этого ему подали огромную швабру, и Григорий Сильвестрович повернулся к залу жирной необъятной спиной и придвинул к себе ногой лохань с краской. Репортеры безостановочно снимали зал, и часть зрителей на всякий случай старательно отворачивалась. Доктор Барски приказал выложить на сцене главный холст и пригласил желающих к нему подняться, но, несмотря на приглашение, на арену никто не вышел. Григорий Сильвестрович отнесся к этому совершенно спокойно. Он начал выдавливать тюбики краски на своих парикмахеров и с оскаленным лицом по очереди оттискивал их на холсте. Было очень много разной символики, которую я понимал не до конца, но, в общем, получалось неплохо. Если в кинофильме о себе Григорий Сильвестрович имитировал половые акты других поколений, особенно когда он ложился на поэтессу из 'Русской мысли' сзади и прижимался ультрамариновыми щеками к разным ее частям, то в настоящей жизни происходила настоящая мужицкая возня, даже с пыхтением. Григорий Сильвестрович ходил по телам как бригадный генерал! Как шеф-повар каннибальских батальонов! Один из парикмахеров был очень болезненного вида по фамилии Балабриков. Григорий Сильвестрович выдавил им на отдельном холсте композицию 'Смерть матроса'.

-- Плавки снимите! -- проорал ему из-за столика самолетчик Камянов.

'Да уж больно вы, дяденька, бойкий, боюсь оторвете!' -- как бы раздумывая, ответил ему Григорий Сильвестрович. Но это он преувеличивал, и вообще вся публика вела себя довольно смирно, так что в перерыве я не выдержал и решил уйти. Последнее, что я успел заметить: публика из последних рядов подрисовывала силуэтам глаза, а грустный толстый клоун сидя отдыхал на подмостках и курил папиросы 'Галуаз', дым от них подымался синими колечками над членами Кнессета из первого ряда, над русским лобби, которое побаивалось маккавеев, над матросом Балабриковым и, наконец, над самим обнаженным маэстро. Я принял его сначала за политического спекулянта, а он оказался опасным, но не тем. И все были не тем. Половина была гениальными детьми и пускала дым от папирос 'Галуаз' синими колечками. Кто в плавках, а кто хотел повыпендриваться и без. И вся жизнь тоже была концептуальным визуансом. Оставалось только потрогать чужие рисунки пальцем. И подумать, кого из великих людей ты успел застать на Земле. В лифте или в бане. Да кто теперь ходит в баню, кроме парочки психопатов и голодных философов. Что же так тихо на Земле, Господи, что же так. И до чего все опротивело.

Глава двадцать четвертая

ПОСЛЕ СЕАНСА

-- Кто там?!

-- Сто грамм.

-- Ах, это вы!

-- Ну как тебе сеанс?

-- Никак мне сеанс, -- сказал я устало, -- мне в страшном сне приснится.

-- Все говорят, что провал. Старик уже звонил из Америки -- запретил все дальнейшие выступления!

-- Ну и правильно.

Григорий Сильвестрович надулся, но промолчал. Если какой-нибудь человек обиделся, то ему нужно сказать: 'Ах, ты обиделся? Поезжай кое-куда, там увидимся!' Обычно это мало помогает. Что за обидчивый народ художники и литераторы! Напишут какую-нибудь дрянь, так мало того, что это нужно выслушивать два часа, так потом ты еще должен отвечать на вопрос: 'Ну, как?' Я всегда честно говорю, что говно. Но иногда все-таки говорю, что мне понравилось, но одно место меня держит. Почему-то это всех устраивает. Почему-то всем понятно, что меня именно это место должно держать. Или я говорю, что мало читаю и у меня не развит художественный вкус. Я действительно поразительно мало прочитал книг.

-- Слушай, я для чего к тебе пришел, ты не мог бы для нас в Румынию скататься? Особенно не разбогатеешь, но дорогу тебе оплатят.

Я посмотрел на него с изумлением. Люди моей культуры вообще друг на друга много смотрят. Это определенный эрзац секса. Если из советских фильмов вырезать куски, когда герои со значением смотрят, то останется на небольшой киножурнал 'Новости дня'. Но все-таки предложение было слишком неожиданным и, так сказать, не соответствовало степени знакомства.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату