Кафи передал свиток Эрланду, а тот развязал ленту и сломал печать. Он медленно прочел слова, написанные аккуратным почерком, — прежде ему не доводилось видеть текста, написанного «высоким» кешианским стилем. Он читал, а Гамина стала смеяться.
Джеймс в ту же минуту обернулся, испугавшись, что его жена неосторожно выдала свой талант читать чужие мысли, но Гамина сказала:
— Эрланд, да ты покраснел!
Эрланд улыбнулся и сунул свиток себе за пояс.
— Это, наверное… солнце, — ответил он, но не смог скрыть смущенную улыбку.
— Что там? — весело спросил Локлир.
— Приглашение, — ответил Эрланд.
— Куда? — спросил Локлир. — Сегодня официальный ужин у императрицы.
— Это на… после ужина, — ответил Эрланд, не в силах скрыть улыбку.
Джеймс и Локлир обменялись понимающими взглядами.
— Кафи, — спросил Локлир, — чистокровные всегда так назначают… свидания? Приглашают к себе, я хотел сказать.
— Бывает и такое, — пожал плечами Кафи. — Принцесса же, пользуясь правами рождения, может раздвинуть границы дозволенного, если вы меня понимаете.
— А принцесса Сойана? — спросил Локлир.
— Я все думал, когда ты об этом спросишь, — усмехнулся Джеймс.
— О чем это ты? — прищурилась Гамина.
— Локи известен при дворе тем, что старается познакомиться с каждой красивой женщиной, которую видит, — ответил Джеймс жене.
— Если вы пошлете принцессе письмо с просьбой посетить ее, — сказал Кафи,
— будьте готовы к тому, что ваше письмо окажется одним из многих. Кроме того, сейчас поговаривают о том, что она… проводит много времени с лордом Рави, так что на ваше письмо может просто не обратить внимания.
Локлир попытался устроиться поудобнее на каменной скамье, жесткость которой не смягчалась даже пухлыми подушками.
— Значит, надо придумать, как еще можно с ней встретиться. Если у меня будет возможность поговорить с ней…
Кафи сделал жест, означающий у его народа «все может быть», и произнес:
— Ма-лиш… — что означало то же самое.
Джеймс бросил взгляд на Эрланда, уже погрузившегося в мечты.
— Кафи ничего не говорит про принцессу Сойану. Почему? — обратился Джеймс к Гамине.
— Я не знаю, — ответила она. — Но он испытывает к ней весьма определенные чувства.
— Какие?
— Она представляется ему чрезвычайно опасной.
Глава 14. СДЕЛКА
Боуррик потер подбородок.
— Мне бы хотелось, чтобы люди перестали воспитывать меня кулаками, — проворчал он.
— Это тебе сдача с того, что ты заплатил, — сказал Гуда, стоявший над ним. — Сейчас, когда чуть ли не половина имперской армии гонится за мной, как я смогу разыскать Яноса Сабера? А если и разыщу, все равно он мне не заплатит! И виноват в этом ты, Бешеный!
Боуррик не мог не согласиться с ним, хотя, сидя на сырой соломе в заброшенном сарае где-то в самом сердце страны, население которой, кажется, решило прикончить его при первом удобном случае, он решил, что заслужил хотя бы сочувствие.
— Послушай, Гуда, я тебе все возмещу.
Наемный солдат, снимавший седло с одной из украденных ими лошадей, полуобернулся к Боуррику.
— Неужто? И как, во имя неба, ты собираешься это сделать? Наверное, ты хочешь отправить в штаб Абера Букара, лорда армий, вежливое письмо — мол, пожалуйста, добрый лорд, побраните моего друга и отпустите. Он не знал, что меня велено убить на месте поимки, когда взял меня с собой… Так?
Боуррик поднялся и подвигал рукой челюсть, чтобы проверить — не сломана ли она. Она болела и выскакивала из сустава с одной стороны, но явно оставалась целой. Принц оглядел старый сарай. Дом фермера, стоявший поблизости, был сожжен — не то бандитами, не то имперскими воинами, которые, видно, в свое время решили, что хозяин заслуживает именно такого наказания, но, как бы там ни было, у Боуррика и его друзей появилась возможность дать отдых лошадям. У лошадей, принадлежавших хорошей кавалерийской части, в седельных сумках нашлось зерно, и Боуррик решил, что сейчас каждую вполне можно угостить пригоршней-другой. Несчастный Сули тихонько сидел на куче полусгнившей соломы. Накор уже расседлал свою лошадь и теперь вытирал ее самым чистым пучком соломы, который ему удалось найти. За работой он рассеянно напевал какой-то мотивчик без слов, а его улыбка ни на миг не исчезала.
— Когда лошади отдохнут, мы разойдемся с тобой, Бешеный, — сказал Гуда. — Я хочу как-нибудь добраться обратно в Фарафру, а оттуда кораблем — до Малого Кеша. Там имперского гораздо меньше, если ты понимаешь, о чем я. Может быть, мне удастся там зацепиться.
— Гуда, подожди.
— Что такое? — наемник опустил седло на землю.
Боуррик поманил его в сторонку.
— Мне очень жаль, что я втянул тебя в такую передрягу, — тихо сказал он.
— Но ты мне очень нужен.
— Я тебе нужен, Бешеный? Зачем? Тебе скучно умирать одному? Спасибо, лучше я умру через много лет в объятиях какой-нибудь проститутки.
— Я хотел сказать, что не могу без тебя добраться до Кеша.
— При чем здесь я? — воскликнул Гуда, возведя глаза к небу.
— Посмотри на мальчика, — ответил Боуррик. — Он запуган и так устал, что ничего не соображает. Может, он в Дурбине кого и знает, но не больше. А исалани… я не могу сказать, что он надежен. — Боуррик приложил палец к виску и покрутил его туда-сюда.
Гуда поглядел на парочку и принужден был согласиться.
— Ну а мне какое дело?
Боуррик подумал и не мог найти убедительного ответа. Их свели обстоятельства, но дружбы между ними не было. Старый наемник был по-своему хорош, однако Боуррик не мог назвать его другом.
— Послушай, я действительно могу сделать это дело выгодным для тебя.
— Как?
— Доставь меня в Кеш и помоги встретиться с людьми, чтобы я мог прояснить это недоразумение, и я заплачу тебе столько золота, сколько ты не увидишь за всю жизнь службы в караванах.
— Ты же не просто так это говоришь? — спросил Гуда, вприщур разглядывая Боуррика.
— Даю тебе слово, — ответил Боуррик.
— Где ты возьмешь столько золота? — спросил Гуда.
Боуррик подумал, не рассказать ли Гуде все, но решил, что Гуда ему не поверит. Безымянный человек, обвиненный в преступлении, которого он не совершал, это одно, а принц, за которым охотятся убийцы, — совсем другое. Даже понимая, что каждый, кого обнаружат в компании принца, будет убит в ту же минуту, Гуда, по мнению Боуррика, мог поддаться искушению заработать обещанную награду. Опыт Боуррика по общению с наемными солдатами не оставлял сомнений в их верности данному слову.
— Меня обвинили в убийстве жены губернатора Дурбина по политическим соображениям. — Гуда ничего не возразил, поэтому Боуррик решил, что он на правильном пути: политические убийства в Кеше казались делом весьма обычным.
— Есть люди, которые могут мне помочь снять это обвинение, а кроме того, они обладают немалыми средствами, и они вполне могут выделить тебе, — Боуррик прикинул, какая сумма произведет на Гуду благоприятное впечатление, и перевел ее в кешианские деньги, — две тысячи золотых экю.
Гуда посмотрел на Боуррика широко раскрытыми глазами и покачал головой.
