Жнецы бросили работать.
– Кто кричал? – подойдя к ним, спросил старший егерь.
– Пишта Беке, – ответил кто-то.
– Я хотел только попугать Мари, – покраснев, как рак, оправдывался Пишта Беке.
Старший егерь так посмотрел на шутника, что тот готов был сквозь землю провалиться.
– Ну, парень, берегись, я тоже тебя так попугаю, что ты света не взвидишь.
– Да средь бела дня, – прибавил старик жнец и снова замахал косой.
День уже клонился к вечеру. От пшеничного поля осталась маленькая полоса, и охотникам надоело ждать появления лис.
– Если бы рыжая была тут, то давно уж выскочила бы, – заметил какой-то жнец, точа косу. – Не снесла бы такого гама.
– Должно быть, – согласился с ним стоявший поблизости охотник.
Но старший егерь не терял надежды.
К вечеру сжали почти всё пшеничное поле, оставался лишь небольшой уголок, и именно здесь, под бузиной, притаились три лисы. Они переговаривались лишь глазами. Страх смерти холодным ветром витал над ними, но тронуться с места было нельзя.
– Если придётся выскочить отсюда, давайте разбежимся в разные стороны, – прошептала наконец Карак.
– Кто-нибудь из нас, возможно, спасётся.
– Подождём, – сказал Вук, – я ещё раз выгляну.
– Нет, нет, – испугались одновременно Инь и Карак. – Ты погибнешь.
Но лисёнок их не послушался. В нём билось отважное сердце старого Вука, и он понимал, что лучше умереть, чем нелепо, вслепую нарваться на беду.
Прижавшись носом к земле и закрыв глаза, Карак ждала, когда прогремит смертельный выстрел. Храбрость Вука восхитила бы её, если бы в эту страшную минуту она способна была восхищаться.
Жнецы вышли на сжатую полосу, и староста закричал:
– Эй, люди, полдничать!
Охотники посмотрели на старшего егеря.
– У меня дела в деревне, – повесив ружьё на плечо, сказал он. – Вы покараульте ещё немного, ведь почём знать…
И он пошёл в деревню.
Когда он скрылся за холмом, охотники тоже повесили на плечи ружья.
– У старшего егеря об эту пору вечно находятся дела, – подмигнув, сказал один из них.
– Вкусное пивцо со льда… – сказал другой.
– Хорошенькая трактирщица, которая разливает пиво, тоже лакомый кусок, – сказал третий, и они побрели к высокому дереву, под которым полдничали жнецы.
– Вы правы, – встретил их староста. – Тут уже не осталось ни мыши, ни лисицы. Угощайтесь, пожалуйста, господа охотники, вот сальце. Не побрезгуйте.
Трясясь от волнения всем телом, Вук крался обратно к бузине. Путь к бегству был открыт, и в его глазах горел огонь жизни.
– Они ушли. За мной, быстро! – с трудом переводя дух, проговорил он.
Инь и Карак в оцепенении смотрели на него.
– Быстро, – прошипел Вук; глаза его засверкали, и лисицы почувствовали, что надо повиноваться.
Инь и Карак встали, словно во сне, готовые последовать за ним. Они дрожали, понимая, что пшеничное поле хорошо просматривается и их логово почти на виду. Насторожённо озираясь, вышли они из укрытия, и тогда Вук понёсся впереди, как красный факел.
Охотники закусывали салом, весело шутили с девушками и хвастались, с какой удивительной ловкостью заманивали они в ловушку лисиц, как вдруг опять закричал Пишта Беке:
– Вон лисы!
У всех застрял кусок в горле. Охотники повскакали с мест, засуетились, но всё понапрасну: лисы были уже далеко.
– Кто бы подумал, кто бы подумал? Вот горе!
– Почему горе? – спросил староста.
– Ведь если старший егерь узнает, что здесь были лисы, то нам не снести головы.
– Лисы? – переспросил староста. – Разве здесь были лисы? Кто-нибудь видел здесь лис? – И он оглядел жнецов, которые по его взгляду всё поняли.
– Я не видел, – сказал Пишта Беке.
– И мы тоже, – подхватили остальные.
