пуловере. Доктор Данцигер, стоявший напротив — в пижаме, красно-коричневом халате, шлепанцах и очках, со вздыбленным венчиком крашеных волос вокруг лысины, — разложил на столе старую газету, слегка побуревшую по краям. Он начал просматривать колонки первой страницы — вверх-вниз, вверх-вниз, на гладкой лысой макушке плясали блики от висевшей над головой люстры.
— Это займет некоторое время. Я должен проверить.
Вскоре он перевернул первую страницу и развернул газету — Рюб мельком подумал, что формат газеты побольше, чем у современных. Пробегая взглядом колонку за колонкой, Данцигер рассеянно пододвинул к себе стул и медленно сел, не сводя глаз с газеты, — голова его размеренно покачивалась вверх-вниз. У него были очки с сильными стеклами, и всякий раз, когда он опускал голову, очки слегка сползали с носа, а когда Данцигер поднимал голову, переходя к очередной колонке, его указательный палец тоже взлетал вверх, возвращая очки на место.
Шли минуты, на улице, пятью этажами ниже, царила тишина, как и во всем ночном городе. Рюб огляделся — прежде ему не доводилось бывать здесь. В темных окнах отсвечивал отблеск уличного фонаря. Рюб не чувствовал себя уставшим, и его мозг был свеж и бодр, хотя тело твердило, что бодрствовать в такую пору противоестественно. Старик явно владел навыками быстрого чтения — его взгляд с неизменной скоростью скользил по центру каждого столбика шрифта.
Данцигер перевернул страницу, углубившись на сей раз в рекламный разворот, и Рюб наклонился, вверх ногами прочитывая заголовки: «Квартиры и апартаменты… Меблированные комнаты… Ищу жильцов». Вторая страница: «Продается… Кони, экипажи и т.д…» Две страницы «Ищу женскую прислугу» и «Ищу мужскую прислугу»; Данцигер явно уделял внимание каждому объявлению.
— Извините, — сказал он, поднимая глаза и переворачивая страницу. — Вряд ли здесь удастся что-то отыскать, но мы должны быть совершенно уверены.
И опять его голова размеренно покачивалась: вверх-вниз. Две страницы «Светской хроники», потом «Спорт»… Рюб ждал, бесшумно опершись ладонями о стол, его лицо выражало терпение, а глаза — любопытство.
Последнюю страницу Данцигер изучал медленней, чем предыдущие, и переводил взгляд от левого верхнего угла к правому нижнему. Наконец старик поднял газету, осторожно встряхнул ее, сложил и пододвинул через стол Рюбу. Затем снял очки и сунул в нагрудный карман халата.
— Вы ведь прочли эту газету, верно? От корки до корки?
— До известной степени.
— И что же вы там нашли?
— Ну… — Рюб перевернул газету, чтобы прочесть заголовки на первой странице. — Вот передовица: «Президент требует равноправия в торговле», — он ухмыльнулся, — возможно, я и упустил оттуда словцо- другое. Еще новости из Европы. Ничего особенного, и боюсь, их я тоже прочел не слишком внимательно. Вот местные новости: «Кэб выехал на тротуар Четырнадцатой ули…»
— Хорошо, а что еще?
Рюб пожал плечами:
— Мельком проглядел рекламу. Театральные объявления, моды, карикатуры. Спорт… Вот спортивные колонки я прочел весьма внимательно: занятная штука! Редакторские колонки я пропустил.
— Ну разумеется. — Данцигер кивнул, весьма довольный собой. — Примерно так все мы и читаем старые газеты. Как забавные диковинки. Потому-то нам обоим и не хватает чутья Шерлока Холмса.
— Вы в этом уверены? Пожалуйста, продолжайте.
Данцигер, удобно утвердив на столе локти, навис над газетой и, ведя длинным указательным пальцем по названию, прочел его вслух:
— «Нью-йоркский курьер», вечерний выпуск, спортивные новости.
Он поднял взгляд на Рюба и снова откинулся, свесив руку со спинки стула.
— Старая забытая газета, одна из многих, дюжинами выходивших в славные денечки нью-йоркской прессы. Итак, вы говорите, что «Курьер» прекратил выходить в 1909 году; архивы подтверждают это. Однако перед нами номер от 22 февраля 1916 года. — Старик ткнул указательным пальцем в дату. — Вы заметили это. И я тоже. Заметил это и совершенно упустил из виду главное. Оба мы упустили ниточку, как сказал бы Шерлок Холмс, к собаке, которая должна была залаять, но не залаяла. Взгляните на дату еще раз.
Рюб подчинился. Секунду-другую он пристально смотрел на строчку с датой, затем поднял голову.
— О, Бог мой, — проговорил он очень тихо, и его глаза возбужденно вспыхнули. — Верден. Битва под Верденом началась…
Данцигер ухмыльнулся:
— Вот именно. Стало быть, перед нами газета из… как бы вы это назвали? Газета из другого времени и другого мира. Боже милосердный, — прибавил он тихо, — Боже мой, газета 1916 года, в которой нет ни слова о Первой мировой войне. Рюб… черт побери, Рюб, газета под вашей рукой — это остаток иного пути, по которому когда-то шел наш мир. Мир, в котором не было Первой мировой.
Двое мужчин смотрели друг на друга со счастливым изумлением. Затем Данцигер подался вперед:
— Вы историк, Рюб. Это возможно? Могло ли случиться такое… такое поразительное событие: избежать Первой мировой войны?
— Вы чертовски правы — это почти произошло! — Не в силах усидеть на месте, они разом оттолкнули стулья и вскочили. Сунув обе руки в задние карманы брюк, Рюб смотрел на газету, затем поднял глаза и кивнул: — Да, это факт. Давно признанный факт. Первой мировой не только могли избежать — ее должны были избежать! Должны были, доктор: иногда сердце разрывается, когда читаешь о людях и событиях предвоенной эпохи. Когда порой углубляешься в первоисточники, читаешь собственноручные писания тех, кто был в гуще событий, а потом долго сидишь и думаешь, думаешь об этой треклятой войне. Так близко, чертовски близко мир был к тому, чтобы ее вовсе никогда не было!
Из чистой потребности двигаться они отошли от стола — Рюб прихватил по дороге газету — и перешли в темную гостиную. Остановившись у окон, выходивших на улицу, они смотрели, как пятью этажами ниже вдоль обочин проезжей части тянутся неподвижные крыши автомобилей.
— Первая мировая война, — негромко заговорил Рюб. — Англичане назвали ее Великой войной. Для нее не было никакой серьезной причины. Она не была необходима. Она не благоприятствовала ничьим интересам. Я с ходу могу назвать вам восемь — десять имен специалистов, которые истратили большую часть своей жизни на изучение этой войны: читали, исследовали, бродили по местам былых боев, думали. Тех, которые могли бы описать конкретные случаи — вплоть до времени и места действия, — когда война, казалось, вот-вот будет предотвращена. Людендорф мог бы остановить ее раз и навсегда одним словом. И так оно и было бы, если б только он осознал вполне определенную истину, что Соединенные Штаты действительно способны в считанные месяцы мобилизовать, экипировать и переправить в Европу целую армию.
— Но ведь эта война была невероятно сложным и запутанным событием? Эти четыре года изменили лицо мира.
— Сложной и запутанной война стала после того, как началась, а не до того.
Несколько мгновений они молчали, глядя на ряды автомобильных крыш; затем Рюб сказал:
— Первая мировая война началась почти что случайно. Без серьезной причины. Разногласия между нациями, говорите вы? Верно, были разногласия. Они всегда есть. Но в 1914 году они были мелкими и незначительными. Как и в 1912-м, и в 1913-м. Много толковали о колониях, да только кому они всерьез были нужны, кто стремился их заполучить? Время колоний прошло, и все это понимали. Страсти на эту тему раздувались просто так, ради собственного удовлетворения. Невежды на высоких постах. Невежды, не понимающие ни исторических причин, ни следствий. Строчили дурацкие ультиматумы безо всякой нужды. Дурацкая война! Мир просто вляпался в нее, хотя никто на самом деле не хотел войны и не верил, что она когда-нибудь начнется. Некоторые войны неизбежны, их не предотвратишь. К примеру, наша Гражданская…
— Рюб, — улыбнулся Данцигер, — я бы с удовольствием выслушал подробную лекцию, и лучше со слайдами. Но в это время суток, боюсь, я провалю экзамен.
Рюб усмехнулся и поглядел на часы:
— Это верно. Пора по домам. И все же нельзя удержаться от мысли: каким замечательным могло бы
