- Ирина, Ирина, моя богиня, моя родина, моя вера. Ирина, Ирина! громко повторял он.
- Шш! - девушка выскользнула из его объятий. - Отойдем в тень, Исток, и поговорим о Евангелии!
Он крепко обхватил ее за талию и повел по ступенькам на террасу под пинии. Ночь была такой темной, что ему пришлось ощупью искать скамью. Они молча прижались друг к другу. Громко стучали сердца в возбужденной груди.
- Ты прочитал Евангелие, Исток?
- Прочитал, Ирина. Десять раз прочитал, и каждая буква, каждое слово вызывало думы о тебе.
- Ты познал истину?
- Истина - это ты, остальное мне чуждо. Истина лишь в твоих глазах, а любовь - в твоем сердце.
Исток хотел приподнять маску и увидеть лицо любимой.
- О бесы, почему сегодня такая темная ночь и я не вижу неба в твоих глазах, Ирина!
- Не думай о бесах, Исток! Это Христос прячет от злобного мира нашу любовь. Возблагодари его!
- Благодарю, если ты велишь! И все-таки я должен видеть свет твоих глаз! В них - моя родина, в них - ясное небо славинов, в них сияет свободное солнце наших градов! Идем ко мне, Ирина. Я цветами усыпал свое жилище, напоил его ароматами, драгоценное масло горит в твою честь.
- Нет, не могу, Исток. Нас увидят рабы, и мы пропали. Останемся лучше здесь и поговорим о Евангелии!
Она теснее прижалась к нему. Исток стал осыпать поцелуями ее голову.
Она безвольно пыталась уклониться.
- Давай говорить об Евангелии, об истине!
- Погоди, Ирина, погоди, еще секунду побудь со мною... моя... моя жена.
Он обнял ее и поднял на руки. Она не противилась, ее губы коснулись губ Истока. С трепетом искал он жадными губами ее лицо, укрытое мрачной хмурой ночью и шептал:
- Ирина, Ирина, моя жена!
Вдруг молния багряным светом озарила горизонт с востока на запад. Пурпурным стало море, сад вспыхнул, как днем, и взгляд Истока нашел ее глаза.
Словно пораженный смертельной стрелой, вздрогнул Исток. Фигура в черном выскользнула из его объятий и скрылась в темноте.
- Проклятая прелюбодейка! - вырвался из груди центуриона громкий крик и разнесся далеко в море.
Он узнал Феодору в свете молнии.
Кровь оледенела в его жилах, кулаки сжались, будто их свела судорога; он не понимал, испытывает ли его Шетек или все происходит на самом деле. Он лишь видел перед собой неясные очертания женской фигуры, на мгновение ему захотелось схватить ее и бросить в море, если это и вправду была императрица. Но кулаки разжались, а ноги вросли в песок, он застонал.
И тогда шипящий голос Феодоры нарушил тишину. Ни на миг не потеряла она самообладания - не раз в любовных авантюрах ей приходилось ставить на карту порфиру и жизнь. Снова сверкнула молния.
- Proskinesis! На колени! - подняв руку, приказала Феодора.
И послушно подогнулись колени воина, повинуясь силе власти.
- Пусть сегодняшняя ночь будет для тебя доказательством того, как императрица ценит Ирину. Она святая, и я убедилась, что она печется о твоей душе, стремясь открыть тебе истину. Почитай ее, целуй полы ее одежды - ты пока не достоин ее глаз. А чтобы возвысить тебя до нее, сейчас, при свете молнии, императрица назначает тебя магистром педитум палатинской гвардии. В течении месяца ты получишь императорский указ. Любите друг друга с Ириной, крестись. Христос с вами обоими! Обо всем молчи, иначе тебя постигнет кара, это так же верно, как то, что перед тобой повелительница земли и моря.
Снова блеснула молния, Феодора исчезла, словно демон унес ее в ночь. Ударили весла. В небе полыхали зарницы. Как прикованный к месту стоял Исток. А императрица сжимала кулаки под черной столом и клялась адом, что уничтожит его, а ее потопит в грязи.
- Ха, магистр педитум! Я сделаю тебя магистром, сгнивших заживо в моей темнице!
21
На другой день, когда воинов распустили на полуденный отдых, Исток, шагая в тени цветущих акаций, попытался собраться с мыслями и понять, что же произошло на самом деле прошлой ночью. Его поразил таинственный приход Феодоры, ее великодушное назначение его магистром педитум, поразило все: и ночь, и молнии, и императрица - все казалось волшебством. Возможно ли, чтоб Феодора, императрица, вероломная жена Управды, полюбила его, варвара? Однако так утверждал Эпафродит и об этом же говорили ее глаза. Но слова ее звучали иначе. Она будто бы боялась за Ирину, опасалась, что свиданья Ирины - это свиданья блудницы. Поэтому она позволила варвару целовать и обнимать себя, поэтому она выбрала темную ночь, чтоб убедиться, идет ли речь о Евангелии или о безумстве любви.
- Но как она узнала?
- Как?
Эпафродит тоже знает - в Константинополе, верно, подслушивает каждая травинка, каждый камешек посреди дороги. Если справедливы слова Эпафродита, то он погиб, погибла Ирина. Сегодня же вечером он пойдет к нему и обо всем расскажет.
А что ответит ему грек?
'Беги! - скажет он. - Беги - без Ирины'.
А ей оставаться в когтях ястребов? Если Феодора намерена ее погубить, он должен спасти ее: пусть ценою жизни, но он должен жестоко отомстить. Ведь скройся он, Ирина останется одна и не перенесет позора, которым заклеймит ее двор, узнав о ее любви. Сеть опутала его, он не видел выхода, его окружала чаща, над ним стояла ночь, он не знал, где восходит, а где заходит солнце.
Задумчиво повесив голову, бродил он, в то время как другие воины подремывали, расположившись на траве в тени платанов. Ласково сияло солнце; прошедший на рассвете ливень освежил и очистил воздух, все дышало радостью жизни; раскрывались чашечки цветов, расцветали дикие смоквы, вишни стряхивали с себя белый снег. Молодость кипела в Истоке, ясное небо прогоняло недобрые мысли, лучезарные надежды пробуждались в сердце и вместе с ними вера в слова Феодора. В душе его таилась бесконечная любовь, которая не может жить без надежды, не может думать о плохом. Он возблагодарил Святовита за то, что тот хранил его до сих пор, и просил Девану и впредь счастливо ткать нити его любви.
Охваченный думами, он подошел к старому воины - гоплиту, лежавшему в траве с тяжелым щитом в изголовье. Широко открытыми глазами смотрел тот на деревья, лицо его рассекал глубокий шрам.
- О чем задумался? - окликнул его Исток.
Воин поднялся, как полагалось, перед центурионом.
- Как ты попал на императорскую службу? Где твоя родина, какого ты племени, из антов или из славинов?
- Я славинского племени. В рядах Сваруничей дрался я при люте и по ту сторону Дуная против ромеев. Соколами были погибшие молодые Сваруничи. А теперь я служу Византии. О боги!
- Домой тебя тянет?
- Страшная тоска ест меня, коли бы мог, ушел бы.
- А что говорят другие славины в моей центурии? Не забывают родину?
- Не могу тебе сказать, господин. Не хочу быть доносчиком, предателем!
- Ты не станешь ни доносчиком, ни предателем! Говори! Перед тобой не офицер, с тобой говорит брат славин.
- Бесконечна твоя доброта, господин. Я скажу тебе. Мы голодаем, чтоб накопить денег и убежать домой. Ходили мы в Африку, ну и жарко там было! Сейчас вот поговаривают, что снова пойдем на войну, в Италию. А нас тянет в свободные дубравы, к нашему племени. Хватит с нас ран, хватит с нас битв!
- А если бы Исток пошел с вами?
Воин обнял колени центуриона.
- Господин, по одному твоему слову мы поднимемся! Велишь - атакуем целый легион! Погибнем за тебя, если захочешь!
- Успокойся и поклянись богами, что будешь молчать!
- Клянусь очагом своего отца, который был старейшиной.
- Сговорись с товарищами. Чем больше вас будет, тем лучше. Исток позаботится о деньгах. Когда
