скор на расправу. Меня в списке не было - ведь формально я не был принят, но протокол сохранился. Я мог лгать что угодно, потому что проверить мои слова было невозможно.
Император смотрел мне прямо в глаза, и его взгляд обволакивал меня, проникал в самое сердце, вызывал радость и желание повиноваться. Только мысль о несчастной А, о страданиях моего сына и других невинно замученных людей помогла мне бороться с предательской лаской этого взгляда.
- Вспомни, я приказываю тебе! Ты должен знать!
- Не знаю, о Повелитель!
Видимо, он поверил мне, потому что наконец отвел глаза. Я незаметно вздохнул. Кажется, пронесло!
- Почему ты молчал, Начальник стражи?
- Мудрость всезнающего Императора не нуждается в моих напоминаниях, о Повелитель! С меня было достаточно знания, что все нити заговора ведомы мне и что даже тень ясности не коснется тебя, о Повелитель!
Император взглянул в угол. Один из черных бесшумно приблизился и с поклоном передал ему что-то.
- Твоя преданность радует меня, - сказал Император. - Я решил приблизить тебя к трону. Отныне ты - один из Стоящих У Руля, и имя твое Тир Асс...
Я бросился к ногам Императора, стараясь как можно правдоподобней показать свой восторг.
- Но число Стоящих У Руля ограничено, - продолжал Император. Принадлежащее тебе по праву место еще занято изменником и предателем. Иди, принеси мне голову Лин Эста, о Стоящий У Руля, мой верный слуга Тир Асе!
Я принял из рук Императора грамоту и регалии.
- Будет исполнено, о Повелитель!
Лишь за дверью я смог утереть пот со лба. Еще раз смерть прошла мимо меня. Что же, надо пользоваться доверием Императора!
37
Когда я вернулся к себе, Лин Эст стоял у окна с тяжелым автоматом на груди.
- Император только что приказал принести ему твою голову, - сказал я. - Не будем же терять времени. Бери людей и начинай штурм.
- Что это такое? - хрипло спросил он, показывая куда-то вниз.
Я подошел к окну, и от того, что я увидел там, судорожный спазм страха сжал мне сердце. Ворота внешней ограды Дворца, которые я приказал наглухо закрыть, были отворены, и в них вливалась колонна солдат.
Я бросился к телефону. Мне ответил начальник караула.
- Как ты смел нарушить приказ! - заорал я. - Немедленно закрыть ворота!
- Войска введены во дворец по приказу Императора, - Флегматично ответил он.
- Ты арестован! Немедленно явиться ко мне и сдать оружие!
- Как бы не так! - ответил он и повесил трубку.
Я почувствовал, что все кругом рушится. Император опять опередил меня!
Я рванул рубильник, и в караульных помещениях заплакала тревожная сирена. Стражи с оружием в руках выскакивали в коридор и наспех строились.
Я выбежал на середину. За мной спешил Лин Эст, придерживая на груди автомат. Наверно, вид у нас был очень странный, потому что стражи смотрели на нас с недоумением.
Я вызвал вперед бригадиров и приказал арестовать стражу у ворот, а остальным выбить солдат из дворца. Однако последовало неожиданное. Никто не шевельнулся, чтобы исполнить приказ. Стражи топтались и о чем-то тихо переговаривались.
- Смирно! - заорал я. - Выполнять приказание! Однако стражи оставались на местах.
- Мы не будем стрелять в своих, - сказал вдруг кто-то. - Надо сперва разобраться.
- Как ты смеешь! - взвился я. - Это измена! Взять его!
- Я вижу, ты забыл, что сам когда-то был одним из нас, - насмешливо продолжал страж. - Коротка же память Стоящих У Руля!
Я бросился к нему, но тут у меня за спиной коротко прогрохотал автомат Лин Эста. Страж схватился за живот и повалился на пол. Раздался вопль, строй смешался. Я ничего не мог сделать. Меня свалили, защелкнули наручники и поволокли к карцеру. Лин Эст сопротивлялся немногим дольше меня. Его автомат тявкнул и сразу захлебнулся. Меня швырнули на пол карцера, сверху на меня рухнула туша Лин Эста. Загремел замок, и мы остались в темноте.
Все было кончено.
38
Время тянулось бесконечно долго. Мне показалось, что прошла вечность, прежде чем узкая полоска света, проникавшая, под дверь, начала бледнеть и таять. Там, за стенами нашего каменного мешка, наступил вечер.
Первое время я сидел на полу, прислонившись спиной к холодному камню стены. Постепенно меня охватил озноб. Я попытался встать и немного размяться, но проклятые наручники тут же сжали запястья, и мне пришлось отказаться от попытки согреться. Я опять опустился на пол, мелко стуча зубами. Рядом, в темноте, скулил и плакал Лин Эст. Это было омерзительно, я крикнул было на него, но он заскулил и затрясся еще сильнее. Потом силы оставили его. Он утих, и на нас навалилась давящая тишина.
Это было еще хуже, чем вопли Лин Эста. Мерзкий, отвратительный страх прокрался мне в душу, отнимая остатки самообладания. Видимо, Лин Эст тоже почувствовал нечто похожее, потому что он завозился и окликнул меня.
Как ни ужасно было наше положение, но все же возможность говорить даже со злейшим врагом приносила какое-то облегчение. Мы сели рядом, чтобы согревать друг друга, и стали разговаривать.
Беседа продолжалась недолго. Постепенно нами овладела полная апатия, и мы снова умолкли. В полузабытьи шло время - минуты или часы, я не знал. Потом я заснул и увидел сон.
Я увидел, что сижу на императорском троне перед большим прямоугольным зеркалом и разговариваю с собственным отражением. На моей голове была корона, в руке - императорский скипетр, но они почему-то не отражались в странном дымчатом зеркале. Через некоторое время я понял, что вижу в зеркале не себя, а сына.
- Дорогой Ло! - растроганно сказал я, и слезы радости покатились из моих глаз. - Наконец-то я встретился с тобой. Как жаль, что ты - только мое отражение в стекле, и я не могу обнять тебя!
Я простер руки к зеркалу, и мои пальцы ощутили его податливую, упругую поверхность. Удивленный, я приник к стеклу, напрягая силы, и вдруг преграда исчезла, и наши руки встретились!
- Иди ко мне, отец! - сказал Ло, и голос его благоухал. - Иди ко мне, и я покажу тебе то, ради чего стоит жить...
Его сильные, загорелые руки увлекали меня внутрь зеркала. Корона зацепилась за раму, упала на пол и покатилась со звоном, но я тут же забыл о ней, потому что руки сына увлекли меня внутрь, ввысь, и вот мы уже пронизывали тучи, устремляясь туда, где нам навстречу вставала из-за песков Западной пустыни Четвертая Луна.
Совсем рядом с нами мерцали удивительные звезды, а внизу проплывали поля, луга и города, и повсюду были люди, и они смеялись и кричали, указывая на нас, а мы все плыли над тучами, и звезды расступались перед нами. Четвертая Луна заливала нас ласковым теплым светом, и этот свет радовал и бодрил, и пробуждал в душах мудрость, а в сердцах мужество, и света этого было так много, что его хватало на всех, и люди знали это, и подставляли лица несущему счастье лунному свету. Удивительная Луна плыла над миром, изливая счастье на белых, черных, синих, зеленых, желтых людей, и твердая рука сына направляла ее полет, и не осталось на всей планете ни одного убогого, нищего, забытого, кого бы не коснулся ее свет.
Потом раздался короткий грохот, и меня ослепила яркая вспышка. Лишь секунду спустя, когда сознание пробудилось, я понял, что это открылась дверь нашей тюрьмы.
- Выходи, Тир Асе! - раздался громкий голос. Я с трудом поднялся на ноги и пошел к свету, неся впереди себя опухшие, посиневшие, ничего не чувствующие руки.
За дверями толпились вооруженные вексилларии, а среди них, с автоматами в руках, стояли врач Тал и Старший.
39
Я был очень наивен, полагая, что от меня одного зависит успех восстания. За время, проведенное в карцере, я успел передумать многое и понял, что был самонадеян и глуп и что в