на глаза, мешали мне рассмотреть, но я напрягся, туман растаял, и тогда я понял, где нахожусь.
То, что в первый момент я принял за ярусы лож, было длинными полками, а на них правильными рядами стояли головы казненных. Все они были живы, я понял это сразу, встретившись с их взглядами, и это было самое ужасное. Эти отрубленные головы все чувствовали, все понимали! Каким-то чудом жизнь продолжала сохраняться в них. Лишенные речи, лишенные движения, они выражали свою муку движениями глаз. Но мой ужас достиг предела, когда я понял, что сам я - тоже только голова, и так же обречен лежать на полке в напрасном ожидании недостижимой смерти!
Некоторое время спустя я различил, что каждая из голов покоится на какой-то подставке, напоминающей по форме блюдо. Скосив глаза, я увидел край такого же блюда и вокруг своей шеи. От него поднималась целительная прохлада, совсем утолившая боль. Голова стала ясной, какой она была У меня в далекой молодости, весенними рассветами. И это было хуже всего, потому что теперь боль уже не заглушала ужаса.
На полке возле каждой головы были прикреплены небольшие таблички. Напрягая зрение, я попытался прочитать надписи на них, но не мог разглядеть букв. Однако на одной из табличек я различил трехсложное имя, и это привело меня в смятение. Во всей Империи только Император именовался трехсложным именем. Простые люди носили имена из одной буквы, образованные или имевшие заслуги - из двух или трех, и лишь высшая знать - Стоящие У Руля - имели право брать себе имя из двух слогов. После мучительных размышлений я вспомнил, кто это был. Во всех учебниках истории рассказывалось, как сын Императора в припадке черной зависти попытался свергнуть отца, потерпел неудачу и был выслан в страну Песьеголовых, где и пропал в безвестности. Эта история произошла много лет назад и уже в годы моей юности звучала как древняя легенда. Теперь голова императорского сына была передо мной, и я поразился, как дико и неукротимо сверкали ее глаза.
Довольно скоро я заметил одну странность. Стоило мне посмотреть на какую-нибудь из голов, как она начинала быстро моргать и делала это довольно долго. Потом головы, видимо, привыкли ко мне и уже не обращали на меня внимания.
В этом страшном Хранилище не было ни дня, ни ночи. Возможно, в нем не существовало и самого времени, поэтому я не знаю, часы или годы пробыл так. Ни разу сон не сомкнул моих глаз. Но однажды вспыхнул яркий свет, и я увидел человека.
Это был высокий старик, одетый в роскошную тогу, расшитую множеством красных кругов - символами долголетия Императора. Он медленно шел вдоль полок, и при его приближении головы одна за другой закрывали глаза. Возле головы императорского сына старик остановился. Голова яростно сверкнула глазами - мне показалось даже, что она метнула в старика две маленькие молнии - и тоже опустила веки. Старик усмехнулся и пошел дальше.
Наконец, он подошел ко мне. Вблизи я хорошо рассмотрел обрюзгшее, морщинистое лицо, трясущиеся руки, полубезумный взгляд его бегающих глаз. Я смотрел на него с недоумением и тревогой, догадываясь, что моя судьба зависит от него.
Старик заметил мой взгляд.
- Ты не закрываешь глаз? - спросил он меня хриплым надтреснутым голосом. - Ты хочешь обрести тело, чтобы служить Императору?
Его слова потрясли меня. Получить тело, снова стать человеком - я и думать не мог, что это возможно!
'Да, да!' - хотел закричать я, но мои склеенные челюсти оставались неподвижными. Однако старик понял меня.
- Те, кто закрывают глаза - презренные отступники, небозрители и шпионы Песьеголовых, - пробормотал он, протягивая ко мне трясущиеся руки. Они не могут открыто посмотреть в глаза Императору и недостойны его милости. Твой взгляд ясен и правдив, и ты хочешь искупить свою вину, поэтому ты не закрыл глаз. Да, да, я читаю в твоих глазах выражение любви и преданности, и я верю тебе. Я дам тебе тело, чтобы ты мог жить, прославляя Императора и его дела...
Я почувствовал, как трясущиеся руки поднимают меня и несут вдоль бесконечных полок. Потрясение, испытанное мною, было так велико, что сознание опять ушло от меня. Когда оно возвратилось, я увидел себя в длинном темном коридоре, напоминающем тоннель, и с удивлением почувствовал, что руки старика уже не дрожат и походка его с каждым шагом становится легче и стремительней. Но вот коридор окончился, над нами раскрылся стеклянный купол, пронизанный солнечным светом. Я взглянул на своего благодетеля и увидел перед собой прекрасное, вечно юное лицо, так хорошо знакомое мне. Это был Император!
3
Наш вездеход ворвался в деревню на полном ходу, поднимая тучи пыли и завывая сиреной. На центральной площади я нажал на тормоза, машина юзом прошла несколько метров, и Носители мечей мгновенно попрыгали через борта. Навстречу уже бежал куратор, поднимая руками длинные полы своей грязной тоги.
- Где жители? - закричал наш командир, молодцеватый Гун, поправляя на груди автомат.
Куратор подбежал к нам, хватая ртом горячий воздух и поднимая ладони в знак приветствия и покорности.
- Да здравствует Солнце! - хрипло крикнул он. - Все Равноправные трудятся на полях.
- Быстро в машину! - скомандовал Гун. - Ну!
Он пнул замешкавшегося куратора, который путался в своей тоге, пытаясь задрать ногу на колесо. Кто- то из Носителей мечей за шиворот втянул его через борт, я дал полный газ, и вездеход с ревом понесся мимо одинаковых длинных домов, распугивая кур и уток.
- Имя? - спросил Гун у куратора, тыча в его живот дуло автомата.
- Меня зовут И, с вашего разрешения, - ответил тот и снова попытался поднять ладони. Но тут машину тряхнуло, и он полетел на одного из Носителей.
- Группа крови? - продолжал Гун.
- Седьмая, седьмая... - забормотал куратор, которому пинком вернули равновесие.
- А у остальных?
- С вашего разрешения, приехавший к нам врач убит неизвестными злоумышленниками, - испуганно ответил куратор. Глаза его растерянно бегали. - Все списки пропали, пропали...
- Значит, среди вас скрывается агент Песьеголовых! - заорал Гун, багровея. - Почему не доложил?
Тот что-то забормотал в свое оправдание, но тут машина вылетела на поле, где под присмотром трех надзирателей-ликторов работали Равноправные. При виде машины они бросились врассыпную. Носители мечей застрочили из автоматов поверх голов, заставляя бегущих лечь. Скоро все жители были согнаны к машине и построены.
Врач вытащил из машины прибор, установил его на капоте, и проверка началась. Все было, как обычно: человек протягивал руку, врач колол ее иглой, выдавливал каплю крови и прикасался к ней электродами. Лица проверяемых делались серыми от страха, и нормальный цвет возвращался к ним лишь после того, как врач называл цифру и подзывал другого.
- Третья... Следующий!
- Седьмая... Следующий!
- Седьмая... Следующий!
Через полчаса проверка была закончена.
- Все жители здесь? - спросил Гун. Ликторы хором ответили, что все.
- Ну, а вы? - Гун показал им на врача. - Или вас не касается?
Ликторы недовольно заворчали. Носители мечей разом вскинули автоматы, и ропот умолк. Но и среди ликторов не оказалось никого с запретной группой крови.
- Ваше счастье! - буркнул Гун, подавая сигнал к отъезду. Я бросил сцепление, машину словно выстрелило.
- Ну, ты! Не можешь осторожней? - крикнул Гун, которого повалило назад. Я молча кивнул головой, потому что слова, наверно, застряли бы у меня в глотке. Эти проверки каждый раз взвинчивали меня до предела - так, что отнимался язык и переставали слушаться руки и ноги. Дело в том, что у меня была как раз та запретная одиннадцатая группа крови, обладателей которой мы разыскивали по всей стране.
4
Осужденного вывели на площадь и поставили на колени в центре высокого помоста. Судебный автомат забормотал формулу осуждения. 'Этот презренный агент Песьеголовых нарушил законы
