ошиблись, и не стойте каменным истуканом.
Пока Фрэнк ходил, я уговаривала себя не расстраиваться. Патрик забыл меня, это навсегда. Он уже никогда не приедет и не увезет меня в новую, счастливую жизнь, он увез другую красавицу. Теперь можно разорвать прекрасную сказку-мечту, которую я столько лет вынашивала в душе.
Моя сказка-мечта рвалась хорошо: вот уже нет ни драконов, ни принца, ни красавицы. Я их подбросила высоковысоко! Сначала они, кружась, медленно, как снег, падали вниз, потом их подхватил внезапно налетевший, черный вихрь, скрутил и унес в никуда.
Когда пришел Фрэнк, я не заметила, что пожаловал он с пустыми руками, у меня нашлось дело поважнее: мне надо было увидеться с собой.
Фрэнк снова на удивление покладисто согласился доставить меня к ближайшей зеркальной стене.
Осмотрев себя, я удовлетворенно сказала:
– Ты наврал, Фрэнк Ловайс! Это что, по-твоему, загнутый нос? Губы, конечно, припухли, спорить не буду, но не так ужасно. А синяки? Разве это синяки?! Ты бы видел, что у меня на лице в третьем классе было! Посмотри, может, от потрясений преждевременная седина где-нибудь пробилась? Ты не там смотришь, на висках должна быть. Ну что, не отыскал?
Фрэнк покачал головой и, как ему было велено, отнес меня на кровать. Я спросила про телефон, Фрэнк ответил, что телефон мне не нужен, он известил Донована о моем уходе.
– Что ты сказал? – переспросила я.
– Я сказал, Рыжая, что ты отныне у них не работаешь. Я найду для тебя более подходящее место.
– А тебя просили об этом?!
– Нет…
– Тогда зачем ты лезешь не в свое дело?! Немедленно принеси мне телефон или я за себя не ручаюсь!
– Рыжая…– начал было опять Фрэнк, но я решительно заткнула уши.
– Пока ты не принесешь телефон, я не стану тебя слушать!
Фрэнк все равно что-то начал бубнить. Чтобы его не слушать и не видеть его шевелящихся губ и совсем ничего не слышать, я скрылась с головой под одеялом.
Через минуту он стащил с меня одеяло, протягивая телефон. Я набрала номер.
– Уил, это я!
– О, привет, Кэти! Просвети старика, по какой-такой причине ты нас оставляешь?
– Я не оставляю, Уил. Произошло недоразумение. Я вышла из строя, но не на совсем. Я скоро вернусь. Тебя неправильно информировали.
– Рад это слышать! Ребята интересуются, что это за брехун, который нас одурачил?
– Это… это так никто, посторонний человек, он поспешил и все перепутал. Ну, ладно, до скорого Уил!
– До скорого, малышка. Мы ждем тебя!
Я положила трубку и не без торжества посмотрела на Фрэнка, он был чрезвычайно рассержен.
От него даже током забило, когда он мне на выданной им его же рубашке рукава закатывал, а потом плащ свой на меня одевал и в машину относил, чтобы в клинику везти.
Там хотели меня оставить, но мы дружно отказались, вернее, я, а Фрэнк меня поддержал, но домой не отвез, как я хотела, а настырно прикатил обратно в свой лесной дом. Тут уже пришла моя очередь сердиться, и я посоветовала ему немедленно удалиться из моей комнаты. Он сказал: о кей, если мне что- нибудь понадобится, надо нажать на кнопку, – и ушел, но я его вернула, чтобы требовательно спросить:
– Где Минни?
– Не имею представления. Похоже, в ее доме не принято поднимать телефонную трубку.
– Странно… Что ты стоишь? Мне ничего не нужно.
Фрэнк ушел. Не успел он закрыть дверь, как я опять позвонила.
– Посмотри, пожалуйста. Эта кровать никуда не вделана?
– Нет.
– Ты не мог бы ее передвинуть к окну?
Он ее мигом переставил куда надо. Я его больше не вызывала, а лежала и смотрела сквозь стеклянную стену на лес, который подступал к самому дому, пока не засмотрелась и не уснула очень крепко, проснулась лишь утром от тишины и кукушки. Кукушка так старалась, что тишина делалась глубокой до абсолютной бездонности. Я боялась шевельнуться, потому что никогда еще ничего подобного не слыхала.
Кукушка замолчала, я спустила ноги и пошла легко, словно сомнамбула, будто меня кто в тот лес заманивал посмотреть, как там такая тишина смогла уродиться.
Это было чистое наслаждение – ступать босыми ногами по росистой траве и следить, как тебя со всех сторон обступают зеленые великаны и твоя голова запрокидывается к их раскланивающимся вершинам, выше которых только Бог и плывущие облака в пронзительной, торжественной синеве.
Вернулась я очень не скоро и ничуть не удивилась, застав Фрэнка, сидящим на ступеньках. Смотрел он на меня необычно: как на потустороннюю, правда, без страха, зато также не мигая. Чтобы его приободрить, я тронула Фрэнка за плечо.
