— Ничем.
— Откуда они родом?
— Из Сен-Пьера.
— Из какого Сен-Пьера?
Вместо ответа малыши твердили, посапывая:
— Не знаю, не знаю.
Мать их умерла, и они побирались.
Госпожа де Ноар стала рассуждать о том, какие бедствия грозят им в будущем, если оставить их на произвол судьбы; она растрогала графиню, задела чувство чести у графа; склонив на свою сторону мадмуазель, она проявила настойчивость и одержала победу. Заботу о них возьмёт на себя жена егеря. Со временем им подыщут работу, а сейчас, поскольку они не умеют ни читать, ни писать, г‑жа де Ноар сама будет заниматься с ними, чтобы подготовить их к урокам катехизиса.
Когда в замок приходил аббат Жефруа, посылали за ребятишками; он спрашивал их, потом давал им наставление, причем, принимая во внимание присутствующих, делал это не без расчёта на эффект.
Однажды он рассказал им о патриархах; уходя из замка вместе с аббатом и с Пекюше, Бувар резко напал на них.
Иаков был склонен к плутням, Давид совершал убийства, Соломон предавался разгулу.
Аббат возразил, что надо смотреть шире. Жертвоприношение Авраама есть образ страстей Христовых, Иаков является одним из образов Мессии так же, как и Иосиф, медный змий, Моисей.
— Вы думаете, именно он сочинил Пятикнижие? — спросил Бувар.
— Да, несомненно.
— А ведь там описывается его смерть. То же замечание можно сделать насчёт Иисуса Навина, а что касается Книги Судей, то автор её предупреждает, что во времена, которые он описывает, у евреев ещё не было царей. Следовательно, он писал при царях. Удивляют меня также и пророки.
— Теперь вы начнете отрицать пророков!
— Вовсе нет! Но их распалённому воображению Иегова представлялся в различных обликах — огня, купины, старца, голубя, и сами они были не вполне уверены в откровении, раз требовали всё новых знамений.
— Где же это вы почерпнули столь высокоумные мысли?
— У Спинозы.
При этом имени кюре подскочил.
— Вы его читали? — спросил Бувар.
— Избави боже!
— Однако наука…
— Нельзя быть учёным, не будучи христианином.
К науке он относился саркастически.
— Может ваша наука произвести на свет хоть один колос? И, вообще, что мы знаем? — говорил он.
Зато он знал, что мир создан для нас; знал, что архангелы выше ангелов; знал, что тело человека воскреснет в том виде, каким оно было годам к тридцати.
Его пастырская самоуверенность раздражала Бувара, и он, не доверяя Луи Эрвье, обратился с письмом к Варло. А Пекюше, более осведомлённый, попросил у Жефруа объяснений насчёт Священного писания.
Шесть дней, о которых говорится в Книге Бытия, означают шесть великих эпох. Драгоценные сосуды, похищенные евреями у египтян, означают духовные богатства, ремесла, тайну которых они похитили. Исайя не разделся донага, ибо nudus по-латыни означает «обнажённый до пояса»; Вергилий советует именно так обнажаться, когда пашешь, а этот поэт не стал бы предписывать непристойность. Нет ничего необыкновенного в том, что Езекииль пожирал книгу; ведь мы же говорим: «пожирать брошюру, газету».
Но если всюду видеть одни метафоры, то что же станется с фактами? Между тем аббат отстаивал их подлинность.
Такое их истолкование показалось Пекюше нечестным. Он углубился в разыскания и принёс статью о противоречиях в Библии.
Исход говорит, что в течение сорока лет жертвоприношения совершались в пустыне, а по Амосу и Иеремии их вообще не совершали. Книги Паралипоменон и Ездры расходятся между собою в исчислении народа. Во Второзаконии Моисей видит господа лицом к лицу, по Исходу же видеть его ему не удалось. Где же в таком случае боговдохновенность?
— Это только лишний повод, чтобы признать её, — возразил Жефруа, улыбнувшись. — Обманщикам приходится сговариваться друг с другом, правдивым этого не требуется. Если душа наша смущена, прибегнем к помощи церкви. Она всегда непогрешима.
Кому присуща непогрешимость?
Базельский и Констанцский соборы приписывают её соборам. Но соборы часто противоречат один другому — примером может служить их отношение к Афанасию и Арию; соборы Флорентийский и Латеранский считают непогрешимым папу. Между тем Адриан VI объявил, что папа может ошибаться, как и всякий другой.
Это — крючкотворство, и оно никак не может поколебать незыблемость догматов.
В книге Луи Эрвье приведены случаи их видоизменения: некогда крещение предназначалось только для взрослых, соборование стало таинством лишь в одиннадцатом веке; преосуществление было декретировано в тринадцатом веке, чистилище признано в пятнадцатом, а непорочное зачатие совсем недавно.
В конце концов Пекюше так запутался, что не знал, что и думать о Христе. Три евангелия изображают его человеком. У апостола Иоанна в одном месте он как бы равен богу, в другом месте того же евангелия он признает себя ниже его.
Аббат возражал, ссылаясь на послание царя Абгара, на действия Пилата и на свидетельство сивилл, «которое в существе своём истинно». Пекюше напоминал, что образ Девы можно найти у галлов, предвестие искупителя — в Китае, Троицу — всюду, крест — на шапке Далай-ламы, в Египте — в руках богов; он даже показал аббату гравюру с изображением ниломера, представлявшего собою, по мнению Пекюше, фаллос.
Жефруа тайком обращался за советами к своему другу Прюно, и тот отыскивал ему в литературе требуемые доказательства. Разгорелась учёная война, и Пекюше, подстёгиваемый самолюбием, заделался трансценденталистом, мифологом
Он сравнивал богоматерь с Изидой, евхаристию с хаома персов, Вакха с Моисеем, Ноев ковчег с кораблем Кситура; по его мнению, такие черты сходства доказывают тождество всех религий.
Но не может быть нескольких религий, поскольку есть только один бог. Исчерпав все доводы, человек в сутане восклицал:
— Это тайна!
Что означает это слово? Недостаточность знаний? Отлично! Но если оно означает нечто, в самом определении которого заключено противоречие, то это уже бессмыслица. И теперь Пекюше не оставлял в покое аббата; он настигал его в саду, поджидал возле исповедальни, следовал за ним в ризницу.
Священник придумывал всевозможные уловки, чтобы спастись от него.
Однажды, когда он отправился в Сасето, чтобы причастить кого-то, Пекюше вышел на дорогу, рассчитывая, что аббату не удастся уклониться от разговора.
Это произошло вечером, в конце августа. Алое небо потемнело, набежала огромная туча, ровная внизу, с нагромождением завитков в верхних слоях.
Сначала Пекюше поговорил о вещах безразличных, потом, ввернув как бы ненароком слово «мученик», спросил:
— Сколько их было, по-вашему?
— Миллионов двадцать по крайней мере.
— Ориген говорит, что меньше.
— Ну, знаете ли, Оригену доверяться нельзя.
