Так и не узнал, легче ли отцу от того, что сын с закрытыми глазами мог пройти по лесу, и на обратном пути ступать по своим же следам, так и не открывая глаз. От того, что мальчику с ножом был не страшен и сам Хозяин. От того, что мальчик на слух влет бил в глаз летящую птицу из тяжелого отцовского лука...
Они пришли. Ригг гордо показал шалаш, выстроенный собственными руками. Шалаш, в котором им было так хорошо. Им, с Лисой. С любой.
И он не слышал, как хмыкнул Итернир, как скривил губы принц, глядя на корявое строение, сквозь крышу которого не раз заглядывали любопытные птицы. Хорошо, не было в мороке дождя.
Лисы не было дома. Скорее всего, подумалось Риггу, ушла по ягоду, или на ручей. Если по ягоды, то скоро вернется. А если на ручей, то неплохо было бы к ней присоединиться. Может быть, она даже будет ждать там. Но он не может идти и она поймет. Она такая.
Он прикрыл глаза и увидел изумрудную тень листвы. Легкий ветерок чуть слышно шелестел в вершинах, звенел солнечными лучами. А прямо перед Риггом на острие его стрелы склонил голову к сочной траве великолепный олень. Огромный. Его одного хватило бы селению дня на три. А может, и на пять. Если не на всю неделю.
Он отвел руку со стрелой назад, пока тетива не коснулась уха.
- Нет! - вскрикнула вдруг листва.
Олень поднял голову, оглянулся и прянул в чащу.
Ригг огляделся. Он сам вышел на этого оленя по запаху. Против ветра. И тот не мог почуять. Никак. Никто в лесу не мог ходить тише, чем он, так кто же все-таки подошел к нему так, что тот и не заметил?
Ветви кустов впереди раздвинулись, не проронив ни звука, и к нему вышла девушка...
Он стоял перед своим шалашом с закрытыми глазами. Принц что-то объяснял, Итернир веселился, а Крын иногда шумно чесался, но охотник не слышал их.
Он слышал ее смех, он часто был неловок. И купался в ее глазах, он старался не упускать краткого мига. Он любовался ее походкой, от которой, казалось, не пригибалась трава. Милая. Любая.
- Любый мой! - звенел в ушах крик, а над грудью хрипел, беснуясь, раненый вепрь.
Он ни о чем уже не думал, но ощутив в своей ладони вложенный милой рукой нож, чудом сумел извернуться, оказавшись на загривке зверя, и, поливая все кругом своей кровью, всадить полотно стали под лопатку...
Они говорят, что она - неправда. Но что же тогда правда? Дикий черный лес? Или то, что далеко внизу. Или теперь не внизу? И, если это неправда, то его мать еще жива?
- Кто эти люди? - прервал его мысли тихий голос.
Она стояла рядом, подойдя своим легким шагом, и заглядывала в глаза.
- Ну, что ты? - мягко удивился он и взял ее руки в свои, - ты же их знаешь.
- Что им надо? - настойчиво спросила она, пугая дрожью в глубине глаз.
- Они пришли за мной, - спокойно сказал он, - они говорят, что все это - неправда.
- И ты им веришь? - оказалась она близко-близко, - это неправда?
И коснулась его губ своими. И закружилась вокруг ажурная тень листвы, а деревья склонились, закрывая их своим шепотом.
- Да, - отшагнул он, к потрясенным взглядам друзей, неправда...
- Нет! - истошно закричала она.
- Да, - склонил голову он и почувствовал, как оборвалось что-то внутри, - да.
Он сделал еще шаг назад. Мир вокруг колыхался дымным маревом, и лишь ее фигура была реальна и незыблема.
- Нет!!! - бросилась она в ноги, обнимая их.
- Нет!!! - полила она их слезами, - не уходи!!! Я сделаю все!!!
Он еще раз шагнул назад, выскальзывая из рук.
- Нет! - истошно, с надрывом крикнула она.
Он повернулся и зашагал прочь. Все обман. Лиса другая.
- Она все равно умрет!!! - бросила чужая в его спину, Слышишь?!! Все равно!!!
Сначала он накормил и напоил их. В этом диком лесу он нашел зверя и ручей. Разжег костер, и они согрелись. Согрелись по-настоящему. Сейчас не было шансов дойти. Они потеряли свои вещи и припасы, сохранив лишь оружие. Два меча, топор, лук и нож. Но они были вместе.
Ригг вновь занялся ногой Итернира. Промыл, хотя тот выл от боли. И прижег, хотя тот кричал, так, что расступались деревья. Потом присыпал рану порошком трав и втер какую-то мазь, приговаривая наговор. И боль отступила. И теперь Итернир сидел, положив рядом вновь сработанный Крыном костыль.
Трещали ветки в костре, бросая в ночь неба дымные искры. Плясало отблесками пламя на лицах. Принц поддался забытью истощения, едва коснулся земли, Крын провалился в безмятежный сон. И теперь широко лежал, разбросав могучие исцарапанные руки в рукавах изорванной рубахи.
- Может быть, она права? - спросил у огня Ригг.
- Может быть, - качнул головой Итернир, ответив пламени костра, - но все мы когда-нибудь умрем. Что с этим поделать?
- Но тогда, может быть, она права? - еще раз спросил Ригг, - и ничто не стоит наших сил?
Итернир молчал.
- Скажи, - просил Ригг, ему было грустно смотреть, как огонь гложет обугленные ветки, - может, не стоит идти вверх? Зачем?
- Зачем же все это? - продолжал он, так и не услышав ответа Итернира, - вернуться. Проводить маму... встретить свою старость? Почему же ты молчишь?.. Может быть, все зря?
- Нет, - тяжело качнул головой Итернир, - она не права...
Потом заснул и он, а Ригг все сидел у костра и глядел в огонь. И когда на границе света и тьмы выросла молчаливо-безразличная изможденная голодом и жаждой фигура Ланса, он не удивился, он слышал его гораздо раньше. И знал, что воин сознательно предупреждает. Просит разрешения подойти. Ригг только поднял от огня глаза и долгим взором погрузился в безразличие глаз ветерана. Они ничего не сказали друг другу. Ланс подошел и сел к огню, все так сжимая в руках копье.
А Ригг спокойно уснул. И на утро, в ответ на удивленный восклицание Итернира, обнаружившего рядом Ланса, Ригг ответил за него:
- Воин не может умереть во сне.
25,5
Огромный пустой зал. Высокие стрельчатые окна. В торцевой части зала невысокий помост. Играет прямо на досках помоста маленький мальчик. Играет новой игрушкой. Ползает по полу, тихо что-то себе бормочет под нос. Маленький плащик до пояса, густо- зеленого цвета спутывает движения.
Это интересная игрушка. Если смотреть снизу, то она - тоненькая лестница, длинная-длинная. А если смотреть сверху, то она - большие площадки соединенные тоненькой лестницей. На площадках растет трава, деревья. А еще если положить ладошку на площадку, то можно почувствовать, что она теплая. Маленькая забавная лесенка.
- Скажи, братик, - звонко зовет он человека, сидящего подле на краю помоста, - а зачем ты их делаешь?
Человек закутан до пят в плотный плащ, цвета ночи, густые волосы, спускающиеся до плеч, схвачены серебряным обручем такой же обруч, но гораздо тоньше красуется среди выбившихся прядей мальчика.
- Игрушки? - поднимает бровь человек, нежно и ласково.
- Ага, - кивает мальчик, - всякие эти забавные игрушки. Они зачем?
Человек задумчиво глядит перед собой.
- Братья говорят все это для смертных, а раз так, то - зря, звенит голос мальчика, - зачем? Скажи. Смертные они же все равно смертные. Ведь так? Только не говори непонятно!
- Я хочу, - тяжело отвечает в пустоту человек, - чтобы они поняли.
- Что? - перебирается мальчик к нему на колени, - что поняли?
- Хоть что-нибудь поняли, - грустно и тихо отвечает человек.
Мальчик затихает, устраиваясь поудобнее. Взор человека затуманен раздумьями.
- Ну, - стряхивает он тяжелую пелену, веселея, - как там Герка?
- Герка женится к четвертому дню, - вздыхает мальчик, - ему можно - он уже большой. Мы теперь постоянно на полигонах. Я сегодня
