сверкает небесная иллюминация.
Нашей первой задачей было определить границу между Перу и Боливией в том пункте побережья Титикаки, где эти страны смыкаются друг с другом, и провести ее дальше по горам к Монтанье - лесному району у подножия восточных склонов Кордильер. Здесь для нас немалую опасность представляли собаки. Я люблю собак и всегда брал их с собой в экспедиции. Это были не ахти какие породистые псы, зато веселые нравом. Однако тут дело обстояло иначе: многочисленные собаки, жившие в горных деревнях индейцев аймара и кечуа, были обучены нападать на чужеземцев. Отогнать их палками было невозможно. Однажды я видел простую дворнягу, которую сдерживали лишь тем, что всадили ей в пасть конец шеста, и, хотя шест глубоко сидел в ее горле, душа ее и, несомненно, причиняя сильную боль, пес так свирепо рвался к человеку, что почти преуспел в этом, и пришлось его прикончить. В конце концов мы обнаружили, что кусок веревки легко приводит их к повиновению. Этим собакам нипочем палки, но они питают полное уважение к веревке, так как еще щенятами их начинают приучать к порядку с ее помощью.
В Хулиаке к нам присоединился Каспар Гонсалес, молодой боливийский офицер. Мы начали триангуляционную съемку в местности на один градус восточнее главного хребта Анд и провели около трех месяцев в этой горной стране. По ночам было невыносимо холодно, температура,
1 Соответствует 44,4' Цельсия. - Прим. перев.
как правило, падала ниже 22 градусов по Фаренгейту ' внутри палаток; по утрам мы вставали с совершенно закоченелыми ногами и испытывали ужасные мучения, пока они не отходили. После восхода солнца температура начинала неуклонно повышаться и наступала такая жара, что, пока мы не приноровились к ней, у нас появлялись ожоги с пузырями. О бритье не могло быть и речи - кожа сошла бы с лица вместе с бородой.
Деревенские собаки не давали нам злоупотреблять гостеприимством местных жителей - более добрых людей трудно себе и представить. Помощники префектов и прочие местные именитости щедро потчевали нас бульонами, сушеным мясом, замороженным картофелем, а мы в ответ угощали их чаем с ромом, шампанским и миндальными пирожными. В большинстве мест мы останавливались также засвидетельствовать наше почтение местным священникам и выпить с ними стакан вина для причастия.
Один из наших вьючных мулов по кличке Чукара (Пугливый) был прекрасным животным, но не был приучен ходить под седлом. Мэнли жаждал сделать из него верхового мула и принялся за его перевоспитание. Мы без труда оседлали мула и держали его, а Мэнли, идя к нему так, чтобы он не видел его - мул был одноглазым,уселся на него верхом. Затем мы отпустили поводья и ретировались. С минуту Чукара стоял как вкопанный, но потом разразился бурной деятельностью, и не успел Мэнли понять, что произошло, как мул с непостижимой быстротой поддал задом, так, что его морда уткнулась в передние ноги, и Мэнли, перелетев через его голову, тяжело плюхнулся на землю за добрых десять футов от него, зашибив себе плечо. Думаю, ни один опытный ковбой не удержался бы на этом упрямце без наколенников. Дело обошлось без переломов, однако Мэнли получил основательную встряску и отказался от всякой мысли использовать Чукару как верховое животное.
Горная болезнь - сороче - приняла у нас хроническую форму боли в желудке, и, пока она длилась, мы все время жили в Кохате. Это было жалкое местечко, постоянно страдавшее от свирепых штормов и лежавшее зимой под снегом, однако для нас оно имело свои преимущества, так как сравнительно с другими поселениями было наиболее близко расположено к Кордильерам. Отсюда мы отправлялись для проведения всех необходимых работ в течение дня. По вечерам мы принимали гостей и сами
1 Минус 5,6° Цельсия. - Прим. перев.
ходили в гости - в здешних местах это совершенно необходимо, если хочешь рассчитывать на помощь со стороны местных властей.
Здесь было обилие вискачей *,- животных размером с кролика и очень похожих на него по внешнему виду, но имеющих пушистый хвост, как у белки. Их мех по цвету напоминает шиншилловый. Они тысячами прыгают по уступам скал и по горным склонам, и их мясо считается очень вкусным у местных жителей. Удивительно, почему здесь не развился пушной промысел - шкурка этого зверька несравненно лучше кроличьей, и он водится по всему Альтиплано.
После Кохаты мы остановились в Пелечуко. Здешние места отличались в выгодную сторону своей обильной растительностью от селений, расположенных на плоскогорье, или пуне. Несмотря на то что Пелечуко расположено на высоте 12 000 футов над уровнем моря, тут было полно свободно растущей герани, фуксий, анютиных глазок и роз.
Громадные южноамериканские кондоры чувствуют себя здесь как дома. Сеньор Франк - боливиец немецкого происхождения, у которого мы остановились, очень много рассказывал нам о них. Как известно, это самые крупные птицы па земле - у королевского кондора размах крыльев достигает четырнадцати футов*. Они редко спускаются ниже 15 000-16 000 футов, разве что затем, чтобы утащить овцу или - такие случаи бывали - ребенка. Они обладают невероятной силой. Известен случай, когда раненый кондор тащил за собой мула, а около Пелечуко кондор нес взрослого человека на протяжении двадцати ярдов. Однако обычно кондоры нападают в горах на небольших овец; они поднимают их в воздух на тысячу и более футов, а потом сбрасывают вниз и не спеша пожирают.
Карлос Франк, знавший горы, как свои пять пальцев, однажды наткнулся на группу королевских кондоров. Они торжественно кружили вокруг двух огромных черных и одного еще большего белого кондора, который, по-видимому, был вожаком. Франку давно хотелось иметь чучело такой редкой разновидности, как белый кондор, и он был настолько неблагоразумен, что выстрелил в него. Немедленно весь хоровод кондоров распался, и две птицы накинулись на Франка; ему пришлось лечь на спину и отбиваться от них винтовкой. Потом он пустился в бегство, но птицы преследовали его, и, когда он спускался по узкой скалистой тропе, вырубленной в отвесной ка
менной стене, кондоры все время старались сбросить его в пропасть ударами крыльев. В конце концов ему удалось спастись, и он считал, что ему исключительно повезло.
В деревне Курва недалеко от Пелечуко проживают своеобразные цыгане Южной Америки, племя индейцев, которых зовут брухас (колдуны) или калауайя. Подобно баскам в Европе, их происхождение теряется во мраке прошлого; они бродят повсюду в Андах в качестве коновалов, сборщиков лечебных трав и предсказателей будущего, и полагают, что они наделены таинственной властью.
- Вы знаете мою дочь,- сказал мне Франк.- В юности она страдала каким-то заболеванием тазобедренного сустава, фактически была калекой. Хотите верьте, хотите нет, но я расскажу вам, как она вылечилась. Я послал ее в Германию, думал, может, там ей чем-нибудь помогут. Бедная девочка! Ей сделали четыре операции, но ей не стало лучше, и мы уже отчаялись когда-либо вылечить ее. Потом, уже после того как она вернулась в Пелечуко, один из этих калауайа пришел к нам и предложил вылечить ее за основательное вознаграждение, с условием, если не вылечит, ничего не получит. Не буду рассказывать о том, какие отвары он велел мне готовить, вас может вывернуть наизнанку, такие они были противные. Если бы я не верил в могущество этих странных людей, я ни за что бы не осмелился дать их снадобья своему ребенку. И все-таки я их готовил и давал пить с водой. Дочь, конечно, понятия не имела, что принимает, и что же? Поверьте мне, через неделю - не больше, чем через неделю! - она совершенно поправилась и теперь здорова.
- И вы верите, что предписания калауайа вылечили ее? - спросил я.
- А что же еще? Моя дочь считалась безнадежной больной, даже крупные специалисты в Германии не могли ей помочь.
- Это звучит фантастично - в такие штуки перестали верить со времен средневековья.
- Когда живешь в таких уединенных местах, в непосредственной близости к природе, вдалеке от суеты внешнего мира, испытываешь много такого, что человеку со стороны может показаться фантастическим, а для нас обычное дело.
Нам не хотелось покидать гостеприимный кров Карлоса Франка ради холодных биваков в горах, но, чтобы определить опорные точки для триангуляционной съемки севернее, вдоль восточных склонов Кордильер,, пришлось
покинуть Пелечуко. На нашем пути, недалеко от Кеары, стояла ферма Франка, и здесь мы снова имели удовольствие воспользоваться его гостеприимством. Нас приветствовала серенадой большая группа пьяных индейцев, они ночь и день напролет танцевали, останавливаясь лишь для того, чтобы подкрепиться качасой.
Индейцы, проживающие в Пелечуко, Муньекас и Аполо, увидели в действиях пограничной комиссии, ведущей работу от лица Перу, попытку вторгнуться в их страну;
на этой почве разгорелись патриотические страсти и создалась весьма деликатная ситуация. С другой стороны, мы, как представители Боливии, были для них героями, призванными дать отпор нашествию. Повсюду раздавались требования оружия, чтобы отомстить за посягательство на честь нации. Тот факт, что другая пограничная комиссия впоследствии уничтожила несколько занумерованных пирамид из камней, которые я соорудил для производства мензульной съемки, с очевидностью показал нам, что негодование было вызвано не только неосведомленностью и непониманием.
От Кеары мы поднялись вверх до истока Тамбопаты, ночуя на высоте 17 000 футов и страдая от жуткого холода. В одном месте мы обнаружили, что стрелка компаса совершенно не действует в радиусе около полумили;
по-видимому, можно предполагать здесь наличие крупных залежей железной руды.
Из всех троп в боливийских Андах, на которых у путников волосы встают дыбом, тропа от Кеары до Мохос самая страшная. Cuestas, то есть подъемы и спуски, были
