то, чем они стали. Но все люди на этой планете не лучше. Да и леры тоже. Я не нашла ни одного, заслуживающего уважения. Это животные, злобные и низменные – оставь их, пусть они ввергаются в хаос, какого они заслуживают.
– Я сделал так, как ты сказал мне, и так, как подсказывала мне совесть.
– Ты сделал все правильно. Но ты должен понимать, что это не награда для тебя со стороны Хаты, а проверка. И ты выдержал испытание. Поэтому мы можем пользоваться теперь относительной свободой.
– Лизен, я не забыл… – Тут он увидел, как скользнула тень по ее лицу.
– Я тоже. Но ты прекрасно понимаешь, что мы не можем связать свои жизни навсегда, что я буду вынуждена оставить тебя. И это предопределено судьбой. Твоя судьба содержится даже в твоем имени. Теперь я могу сказать, что оно означает власть воды. А она? Она предназначена для тебя. Посмотри на цвет ее волос – они огненно красные, а значит, она властвует над ветром. Я же ношу имя, которое означает власть огня. Ее ветер может погасить мое пламя, как свечу. Она на вид хрупкая и нежная, но могущество самой вселенной на ее стороне.
Вот так, Хан. Ты с самого начала знал, чем кончится все. Не думал же ты стоять возле моего дома и выть на луну? Нет. И я тоже не собираюсь стоять возле твоего дома. Но я всегда останусь твоим другом, и всегда буду помогать тебе во всем, как бы мне это ни было трудно и больно.
Она повернулась и исчезла.
Хан долгим взглядом посмотрел на Устеин. Наконец Устеин заговорила. Впервые она обращалась к нему прямо. Голос се был тихим и немного гортанным.
– Кто эта женщина?
– Она пришла в этот мир вместе со мной.
– Ты принадлежишь ей?
– Нет. Мы оба дикие. – Хан использовал слово «дикие» вместо «свободные», так как именно в этом смысле оно использовалось здесь, на планете.
– Я боюсь ее. Женщины жестоки. Она знает любовь, я вижу это. Но с другой стороны, холодна, как лед, как ветер с юга. Она приходила на выставку раньше тебя. Она смотрела на меня такими глазами, как будто хотела убить меня взглядом.
– Устеин, чего ты хочешь?
– Хочу? Я не понимаю.
– Желаешь. Нуждаешься. – Он помолчал. – Каковы твои стремления, планы, надежды?
– Я?.. Не знаю. Чтобы иметь надежду, нужно быть диким. Я не дикая. Я вижу, что моя жизнь складывается более или менее хорошо, но могло быть иначе. Для меня нет ни прошлого, ни будущего. Такова участь всех не диких зверей.
– Мне сказали на выставке, что ты не самая лучшая из представленных. Но все же я захотел именно тебя.
– Захотел даже больше, чем остальных женщин?
– Да.
– Тогда я счастлива. Это так приятно, когда тебя хотят.
– Что ты подумала, когда увидела меня?
– Я была очень удивлена. Ведь дикие клеши никогда не приходят на выставки. Значит, ты не дикий. Я решила, что ты откуда-то издалека. И ты не такой, как я. Скорее всего, ты мнар. Но потом я поняла, что это не так.
Хан решил пока ничего ей не объяснять. Она подождала немного, затем продолжала:
– Я много слышала про диких клешей. Они, в самом деле, дикие. Они все время воюют. Их убивают. Но ты не дикий. Что Воины хотят от тебя? Они разрешили тебе быть, как они?
– Нет. Они считают, что я очень близок к диким. Но я оказал им услугу, и тот толстяк, с которым я был, и на которого я работаю, дал мне тебя в подарок.
– Меня?
– Да!
– И он разрешил тебе спать со мной? Я очень хочу этого… – Она произнесла это, и бросила на него кокетливый взгляд из-под длинных ресниц, означавший, что это не просто слова.
Хан, конечно, хотел ее, но сначала он хотел немного переделать ее, перевоспитать, узнать ее получше. Однако она разрушила все его планы, назвав все своими именами. Хан решил быть честным с нею.
– Сначала я хотел заслужить твое уважение. Может быть, не сразу, а со временем,
Она не ответила, но опустила глаза. Хан посмотрел на ее ресницы – длинные, пушистые, такого же цвета чистой меди, как и ее волосы. И вдруг она, как будто ничего не сделав, стала необычайно соблазнительной. Каждый изгиб ее тела, каждая округлость вызывали сладостный трепет у Хана. Хан с трудом сдерживал себя. Все это обрушилось на него, как удар грома.
С трудом шевеля губами, Хан проговорил:
– Я хотел подождать, так как я не знал, хочешь ли ты меня…
Она взглянула на него влажными блестящими глазами из-под пушистых ресниц, губы едва изогнулись в улыбке:
– Конечно, ты мог бы быть и покрасивее. Но ты так не похож на других. Ты привлек мое внимание сразу, как только я взглянула на тебя. Я очень хочу тебя, и не желаю дольше ждать.
Она стояла, глядя в ничто и выжидая. Хан видел, как на ее точеной шее бьется жилка. Он повернулся и запер дверь. Когда он вернулся к Устеин, она протянула руку и нежно погладила его бороду. В душе Хана вспыхнул огонь. Он уже не мог произнести ни слова, он не мог сказать «потом». Пусть будет то, что будет, подумал он, чувствуя, как огонь разливается по его жилам, как вселенная закружилась вокруг него. Он нерешительно коснулся ее чистой нежной кожи, провел рукой по густым благоухающим волосам. Платье само собой скользнуло на пол, и маленькие упругие груди Устеин с торчащими розовыми сосками прижались к его груди. Тело ее трепетало, ожидая мужских объятий, и Хан не заставил себя ждать. Он подхватил невесомое тело девушки на руки и осторожно положил на постель. Устеин раскрылась, подалась навстречу ему, и он с радостью утонул в ее объятиях. Время перестало существовать для него.
Устеин была совершеннейшим новичком в деле любви. Она не знала почти ничего. Ею руководили только ее собственные ощущения и рассказы более старших и опытных подруг. Хану сначала было трудно с ней, но отсутствие опыта она восполняла наивным энтузиазмом и готовностью воспринять все уроки, которые он давал ей. Он овладевал ею терпеливо и очень осторожно, но она отвечала с яростной страстью. Устеин не могла жить для того, что будет. Она жила в настоящем, и хотела получить все сразу. Потом будет потом, а сейчас – это сейчас. Когда их страсть была утолена, и они лежали рядом, каждый по-своему переживая случившееся. Хан подумал, что эту девушку еще очень многому нужно будет научить, и что он с радостью будет посвящать ее в искусство любви.
Потом она хотела перелечь в угол постели, где она обычно спала, но Хан остановил ее, и Устеин свернулась возле него клубочком, приготовившись спать. Она, казалось, светилась в темноте от наполнявшего ее счастья. То, что она только что испытала, было чудеснее самых сказочных снов.
Хан подвинулся, давая ей место возле себя, и болезненно поморщился. Несмотря на ее хрупкость, она в порыве страсти была необузданна, мышцы ее, казалось, наполнялись раскаленной сталью. И она кусалась. Хан осторожно провел рукой по шее и плечам, которые хранили следы ее острых зубов. Он снова поморщился. Да, ему есть чему поучиться у Устеин…
Когда он проснулся, было еще темно. Долгая зимняя ночь еще не кончилась. Под зажженной лампой Устеин причесывала волосы. Она сидела на уголке постели, завернув ноги в одеяло. Свет лампы зажигал золотым огнем ее кожу, вспыхивал в волосах. Она сразу заметила, что Хан проснулся, посмотрела на него, кокетливо отвернулась, затем сказала:
– Мы должны заниматься любовью как можно чаще, пока у нас есть возможность. Я боюсь, что нас скоро разлучат. И я хочу насладиться любовью навсегда.
Хан смотрел на девушку, не произнося ни слова. У него тоже было ощущение, что счастье не может длиться вечно. А то, что это счастье, он знал наверняка. Он не мог объяснить, почему это так, он просто знал это. Любовь – сложное чувство, и в ней нельзя все расставить по полочкам. Если можно сказать: «Я люблю потому, что…» – значит, любви уже нет, она кончилась, она осталась в прошлом. Он спросил:
