постоянной основе. Сколько восторга, сколько радости было у нас от того, что получили мы наконец долгожданную работу. Сколько несокрушимых надежд связывали мы с ней! 'Деньги, деньги, всюду деньги, всюду деньги без конца, а без денег жизнь плохая, не годится никуда!' - громко пели мы на ходу, разгружая из вагона тяжеленные ящики с динамитом. В конце первого своего трудового дня очень уставшие, но счастливые, мы зашли в какую-то забегаловку, чтобы отметить на радостях свое удачное трудоустройство. Никакой полезности, никаких излишеств застолья, где там до шампанского, еле-еле наскребли на бутылку водки на четверых, да на более чем скромную закуску к той выпивке... Хмель ударила в голову с непривычки, все тело обмякло, и язык стал развязно заплетаться. Все несли несусветную чушь, что я не удержался от своего мальчишеского тщеславия и открыл им, находясь сильно под мухой, причину странных метаморфоз, происходящих в их жизни. - Знаете, парни, и в тот раз, помните, когда я встретился впервые с вами у поезда, ведь и тогда, и теперь, при устройстве на работу, мне пришлось прибегнуть к своему закрытому знанию и по отношению к вам, и по отношению к кондуктору, а сегодня и по отношению к кадровику. - А вправду, ты нас тогда просто обескуражил и черт знает каким манером! Ты говорил с нами как имеющий власть: нас же было трое и вон какие здоровенькие, а ты один, - а нас почему-то такая оторопь взяла, что просто жуть, - первым включился в обсуждение моего откровения Мишка Баранов бойкий приблатненый парень с крепким здоровьем, с добрым характером, острый на язык и ума в нем была плата. Он знал так много всяких анекдотов, пословиц, поговорок, песен, хоть и образования был небольшого. Он очень умело и всегда кстати вступал в разговор, но главное его достоинство заключалось в том, что он первым из всех троих стал моим верным товарищем и другом. - Мне верится и не верится в это как-то. Уж слишком не правдоподобны, братан, тови эксперименты, если б не тот случай с кондуктором и с нами, ни за чтобы не поверил тебе, - сумрачно повел свою речь Борис Железняк, бывший детдомовец, плотно сложенный и блатной до корней волос, дерзкий со всеми, безжалостный ко всему на свете, тем не менее был предан дружбе беззаветно. - А я так верю ему во всем, - заговорил и третий из моих новых друзей невростенник Серж Сорокин. -Не зря же нам раньше так не везло во всем и везде, а теперь и на работу и какую еще работу нас взяли. Кругом же тысячи таких как мы беспризорных! А ты говоришь, болван железный, и верю и не верю, - обидно передразнивал он Бориса. - Затухни, лярва, - взбеленился тот. - Кончайте, хватит словесной эквилибристики, невежи: возвышающий себя, да унижен будет, - сказал я и процитировал им в назидание стих: 'Для бранных и гневных фраз не открывай уста, губам людей противна грязь - полезна чистота! '
- О чем спор, ребята? - стал успокаивать всех и Мищук Баранов. - Пусть-ка нам лучше Евгеша расскажет все по порядку, как это он добивается всего практически, - наговором ли, наветом или еще каким другим хитрым способом достигает он свершения своих желаний, - обратился он к ним. И спорящие стихли, не смотря на свое возбужденное состояние, а я так мог начал пояснять суть этого явления: - Толком понять я и сам еще не могу, знаю точно только одно: если сильно, сильно я чего захочу, то любое желание мое, злое или благонравное, обязательно сбудется. Не стану скрывать от вас и того, что всякий 'подарок', испрашиваемый у судьбы, не должен превышать запросы самого необходимого, в противном случае - не миновать беды! А сдержать ту заветную золотую середину, увы, нелегко! Ах, сколько, сколько срывов, разочарований из-за этого было у меня!.. Да, я знаю много, много такого, чего не знает и никогда не узнает никто! А наговоры, наветы? Да! Я никогда прибегаю и к этим, и к другим путям воздействия на объекты для достижения своих хорезматических целей, чтобы дать им придти в себя от услышанного. - Ты нам подробнее, подробнее расскажи, это необычайно интересно, нажимал на меня уже сангвиник Серж. - Давай, давай, братан, шпарь во всю, смело гни и дальше свою линию! подбадривал меня и сумрачный всегда Борис Железняк. - Усовершенствовав свой организм и развив необычайную волю, человек становится магом, то есть может магически (без участия видимого посредствующего начала) влиять на внешний мир, - несколько академически, по-книжному, начал я свое вступление и продолжал говорить все в том же духе. - Маг не должен ни на одну минуту упускать из виду цель, к которой он стремится, всегда помня легенду о цветке жизни. В этой легенде говорится о том, что стоит охотнику за тайнами хоть раз в чем-то усомниться или чего-то испугаться, как на него обрушится градом вся стихия несчастий. Аналогичные последствия ожидают и колеблющегося мага, да и вообще не завидная доля у любого мага, ведь маг должен уметь превращать свои страсти в чистый энтузиазм и всякое свое знание в свет истины. Кроме того, обязанность мага еще донести этот свет истины в массы, в народ. 'Коль знаньем овладеть ты смог, дари его другим; костру, что сам в душе зажег, не дай растаять в дым!' - советовал еще Джами, персидскй маг, поэт и просветитель. - И скажу я вам, это не легкая задача. Все вы мои здесь испытанные друзья и я теперь располагаю на вас как на верных своих сподвижников: Разве не так, джигиты! - обратился я к ним. - Какой разговор! Ради тебя мы на любое дело пойти решимся! - хором ответили они. - Тогда запомните хорошенько: 'Сокровища не обретешь без горя и без муки, бутоны розы не сорвешь, не оцарапав руки' - двустишием газели предупредил я их не шутя. И долго еще потом растолковывал и вдалбливал я им свое поучение... На другой день мы уже работали на складе базы, готовили оказию к полевым работам в зимний сезон. Работы было много и разной, одним словом, скучать не приходилось. Целую неделю мы вкалывали до чертиков, каждый за десятерых. Потом стало полегче, когда наша бригада стала пополняться из числа отпускников, с ними и дела у нас стали куда как спориться. Один за другим сани-повозки, полностью укомплектованные, становились в готовый ряд для отправки к месту проведения изыскательных работ. И все равно, руководитель погрузки, недовольный вечно хмырь, шилом бритый - колупаный, рябой ворчал на нас сквозь зубы: 'Понабрали тут шалопаев всяких, а еще чего-то хотят, чтобы вовремя успел управиться'. Мы сдерживали себя от ответной реакции на его незаслуженный упрек в наш адрес, особенно не реагировали, а лишь в отместку я прочел вслух рубаи Омара Хаяма: Если тот или этот дурак Называет рассветом полуночный мрак, Притворись дураком и не спорь с дураками Всякий кто не дурак, он для них вольнодумец и враг. - Ты что там лопочешь, щенок? - спросил насуплено меня зав. складом, краем уха услышав нелестную реплику в свой адрес. - Сапиэнти сат! Умный поймет! А за 'щенка' и шею можешь себе ненароком свернуть, господин, товарищ, барин! - сопроводил я его язвительным смешком Сократа. - Постой, я еще с тобой разберусь! - бросил он на ходу, поднимаясь по ступенькам на эстакаду, но вдруг поскользнувшись на самой верхней из них, он грузно свалился кулем на припорошенные внизу снегом бревна, крепко ушибшись и повредив себе ногу. К нему подбежали его подручные, подхватили под мышки и повели в санпункт... - И откуда взялся этот чернокнижник на мою голову? Точно, этот скот, чума ходячая, наколдовал мне, - жаловался он своим помощникам. - Да не связывайтесь вы с ними, это ж уголовные элементы, еще и ножом в бок пырнуть могут. Рожи-то у его дружков самые, что ни на есть разбойные, - беспокойно угодливо твердили те... В начале декабря, когда оказия была готова, для ее отправки по наезженному зимнику к месту изысканий экспедиции, нам всем выдали авансом командировочные и деньги на билет для проезда туда на поезде. На этом и закончился подготовительный этап моих похождений за тридевять земель, имевший целью не только познать жизнь людей и воочию узреть их дела, их поступки, но и желая проверить самого себя в экстремальных ситуациях, задуманного мной почти планетарного эксперимента по воздействию своего жизненного это мир сущностей, имея перед собой задачу во что бы то ни стало изменить менталитет советских людей, изменяя ход событий в стране и за ее рубежом. Зачатки положительных результатов своего активного начала, как движущей силы, превращающее возможность в действительность, подтверждались не раз моим личным мистическим опытом, но все же ирреальность мира живых теней с признаками разумности, присутствующие при этом во всех событийных пространствах моей судьбы, часто заставляли меня сомневаться во многом: остерегаться многого, потому что малейшее проявление попустительства и слабости с моей стороны, не смотря на свои способности предвидеть будущее и своего умения влиять на все магически, - объект моих трудов мог в любую минуту обратиться против меня же, и тогда я сам становился жертвой того и тех, кого не сумел укротить...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СМЕРТНИКИ
Мы существа, дерзнувшие сознать свое бессмертие! Джордж Байрон
В начале апреля, как только снег в поле обвально стал оседать под теплыми лучами весеннего солнца, сейсмическая партия геологоразведочной Тургайской экспедиции, где я работал в качестве полевого рабочего, спешно стала сниматься с обжитого места, чтобы успеть до полной распутицы переправить всю свою технику и все свое снаряжение на центральную базу в город Кустанай. Кочевая жизнь в экспедиции вряд ли кого могла удовлетворить. Оторванность от всех благ цивилизации, однообразие в работе, серость в быту и все это еще при скудной зарплате, настраивало всех геологов без исключения на единственное желание - поскорее вырваться из этого плена самовольно принятого ими под давлением нужды и обстоятельств. Сезонная работа в экспедиции, длившаяся почти полгода в степной глухомани, забытой богом и людьми, надоела и мне до чертиков. Я был готов хоть пешком преодолеть и тысячу километров
