звуком моих шагов. Я снова замедлил шаги... Неужели померещилось?
Столовая пуста, включены лишь три лампы... На столике возле буфета оставленная кем-то тарелка, стакан, ножи и вилки. На тарелке--остатки паштета, на дне стакана--коричнево-желтый молочный напиток.
Я задумчиво взял из автомата пакетик шоколадных конфет, сунул в рот сладкий кубик.
Значит, здесь в самом деле есть еще кто-то. Но кто? И почему он скрывается? Правда, Эллиот просил не привлекать к себе внимания. Ведь мы в каком-то смысле изгои, поэтому любые наши действия вызывают естественное подозрение. К тем, кого оправдывают за недостатком улик, сейчас относятся не лучше, чем прежде. Так что не зря нас рассовали подальше друг от друга, предоставляя каждому возможность занять то место, которое больше соответствует его способностям, чтобы он мог принести максимальную пользу обществу. Впрочем, наши встречи или какие-то иные контакты не ограничены, например, никто не возражал против того, чтобы мы поддерживали связь по радиотелефону. И все-таки Эллиот просил быть осмотрительнее; у него были на то серьезные причины.
Никак не могу успокоиться. Хожу по коридорам, поднимаюсь и спускаюсь по лестницам. Останавливаюсь то у одного, то у другого окна--всюду одна и та же картина: снежная круговерть, сквозь которую временами проступают размытые очертания гор. Через стекло и стены доносится глухое завывание--голос разбушевавшейся стихии. Здесь, внутри, тепло и тихо, я чувствую себя очень уютно и в полнейшей безопасности. Я устал и испытываю какое-то умиротворение. После долгих лет напряженной работы это первая более или менее продолжительная передышка. Расширение станции, монтажные работы в невесомости, прием посланных с Луны транспортов со строительными материалами, беспричинная, но неодолимая боязнь сорваться и унестись в космическую пустоту... а ведь я не отличаюсь тем фанатичным энтузиазмом, который переполняет нынешнюю молодежь. Забавно, я говорю 'молодежь', хотя среди монтажников немало людей в возрасте; несмотря на воздействие космического излучения, от которого нет надежной зашиты, они обычно доживают до пятидесяти, а то и до шестидесяти лет. По сравнению с ними я молод, но если брать абсолютное время, то мне около двухсот лет. Может, в этом все дело? Не здесь ли кроется причина моей усталости? Я бы с удовольствием вернулся сейчас в свою уютную комнату, полежал, вздремнул... Если бы только не эти сны, которые мучают меня и не дают успокоиться. Двести лет космического холода все-таки не прошли бесследно; разве можно очнуться после такого испытания и жить как ни в чем не бывало?
Не знаю, сколько времени я бродил так. Повсюду горели плафоны--что-то вроде постоянного аварийного освещения. Здесь нет нужды экономить электричество, ядерный реактор ни на миг не прекращает своей работы, хотя и работает сейчас на минимальной мощности -- только чтобы не прерывать цепную реакцию.
Спустившись в холл, я увидел в дальнем углу какую-то фигуру. Подошел поближе и по длинным светлым волосам сразу узнал Катрин. Погруженная в свои мысли, она глядела в окно: в падающей оттуда полосе света безостановочно кружились снежные вихри.
Катрин повернулась и на миг показалась мне совсем незнакомой. Лишь через несколько минут я пришел в себя и вспомнил, как все мы переменились, и я сам--тоже. Возможно, именно поэтому и она не сразу поздоровалась со мной. Я протянул ей руку. Узкое лицо... на десять лет моложе, чем запомнилось мне. Несколько лет подряд я видел ее только в роли Катрин Блийнер, то есть с лицом Катрин Блийнер и манерами Катрин Блийнер. К подлинной ее внешности я еще не привык, я ведь знал ее такой только со времени нашей последней встречи на суде. Сейчас она показалась мне гораздо привлекательней, в ее облике было что-то девическое. Мы сменили и свою внешность, и свою внутреннюю сущность, словно маску. Это новое чувство, к которому всем нам еще надо, наверно, привыкнуть.
-- Привет, Рихард!
Даже голос Катрин, прежде такой знакомый, показался мне изменившимся. Мы обменялись ничего не значащими словами--это был, собственно, лишь предлог, чтобы освоиться с новой ситуацией.
-- Здесь есть еще кто-нибудь? Эллиот? Эйнар?
-- Не знаю. А ты давно тут? Это ты была в столовой? Катрин покачала головой.
-- Я прилетела утром. Других пассажиров в ракете не было. Может, кто-то прилетел раньше меня?
-- Возможно. Еще два-три дня назад здесь было полно народу. Если кто-нибудь остался в своей комнате, он может скрываться хоть целый месяц --никто им не поинтересуется. Возможно, они и здесь. Поискать их, что ли?
-- Зачем? Спешить некуда. Тем более мне все равно нужно время, чтобы немного свыкнуться со всем...
Она кивнула куда-то в сторону, и я понял, что она имеет в виду не отель, а наше положение. Положение людей, возвратившихся на Землю--и уже чужих здесь.
Катрин занимала комнату на втором этаже. Мы перекусили в буфете, и она вернулась к себе.
Я нашел в холле кресло поудобнее и уселся в него, испытывая наслаждение от того, что передо мной настоящий деревянный стол. Там, снаружи, то и дело налетали порывы ветра, и тогда стекла дрожали и звенели. Тусклые рассеянные светильники почти не давали теней; глаза у меня вновь заслезились, взгляду не на чем было остановиться, и приходилось напрягать зрение, чтобы разглядеть хотя бы очертания предметов. Все здесь устойчиво и вполне осязаемо, но предметы кажутся прозрачными, невесомыми, ирреальными. В комнате тепло, а меня знобит. Я ни на минуту не забываю о бесконечном пространстве, центром которого стало это случайное место, куда я попал; время, лишенное измерений, может бешено мчаться, а может почти замереть. Я чувствую, меня одолевает сон и сеть сновидений опять пытается опутать меня. Но я еще не настолько устал, чтобы не сопротивляться, я могу сделать над собой усилие и сосредоточиться на чем-то другом. Например, думать о Земле и космосе, о прошлом и будущем.
* * *
Судья: Учитывая особые обстоятельства, я хотел бы сказать предварительно несколько слов. Нынешний процесс проходит в условиях, весьма непривычных для обвиняемых; тем не менее он вполне правомочен, поскольку данному суду подсудны все люди, точнее--все их деяния, независимо от того, где и когда они были совершены. Хотя инкриминируемые подсудимым преступления совершены двести лет назад, последствия этих преступлений ощутимы до сих пор.
Обвинитель: К истории вопроса. В день 130-й года 2283-го одна из наших наблюдательных станций совершала полет над экваториальной зоной Земли, которая до высоты 40000 километров замусорена всем, что осталось от прежней космической деятельности, именно тогда экипаж станции принял радиосигналы с находившейся на орбите аварийной капсулы. Как выяснилось позднее, это передатчик среагировал на инфракрасное излучение наблюдательной станции. Пока мы принимали капсулу на борт, были получены радиосигналы трех других капсул -- их передатчики среагировали на сигнал первой капсулы. Наблюдатели доставили все четыре капсулы на лунную станцию, где мы обследовали их, а затем вскрыли со всей необходимой осторожностью. В каждой капсуле оказался человек, находившийся в состоянии анабиоза. Там мы нашли также инструкции по выведению людей из этого состояния. Предварительный осмотр, а также последующее изучение фотодокументов показали, что речь идет о членах Верховного командования Блока западных стран, которые -- вместе с милитаристами Черного блока--повинны в развязывании войны и опустошении всей Земли. Таким образом, возник единственный в своем роде прецедент, когда преступника привлекают к ответственности за деяния, совершенные двести лет назад. Речь идет не только о массовом убийстве, с которым вполне сопоставимо развязывание войны и ответственность за которое не ограничена сроком давности, но и о том, что эта мировая война привела к последствиям, до сих пор не изжитым. Уничтожено оказалось все население планеты, за исключением примерно двадцати тысяч человек, которые находились в то время на значительном удалении от Земли в космосе или на лунных объектах. Прямым следствием применения оружия, и особенно задействованных в критический момент средств глобального уничтожения, стала климатическая катастрофа, завершившаяся обледенением Земли. Похоже, что Земля как среда обитания потеряна навсегда. Таким образом, события, рассматриваемые на данном процессе, по сей день не утратили своей актуальности, и прежде всего по этой причине мы не намерены отказываться от суда, хотя с тех пор и прошло много времени.
Судья: Итак, считаю заседание суда открытым. Установив присутствие обвиняемых, вызываю всех поименно:
Эллиот Бурст, являвшийся во время войны президентом Западного блока.
Эйнар Фергюссон, бывший адмирал, главнокомандующий объединенных вооруженных сил Запада.
