Тайна желтой комнаты

— Нет, прошу вас, я — после!

Наверху, у меня над головой, кто-то разговаривал, соперничая в учтивости, и каково же было мое удивление, когда на гладкой поверхности ствола я увидел две человеческие фигуры, которые вскоре соскочили на землю! Рультабий поднялся туда один, а спустился вдвоем!

— Добрый вечер, господин Сенклер!

Передо мной был Фредерик Ларсан… Полицейский уже занял наблюдательный пункт, когда мой юный друг взобрался туда, полагая, что будет один… Впрочем, ни тот ни другой не обратили внимания на мое изумление. Я понял так, что, находясь на своем посту, они наблюдали исполненную нежности и отчаяния сцену между мадемуазель Станжерсон, распростертой в своей постели, и г-ном Дарзаком, стоявшим на коленях у ее изголовья. И каждый из наблюдателей уже, казалось, с крайней осторожностью делал определенные выводы, причем прямо противоположные. Легко догадаться, что сцена эта произвела большое впечатление на Рультабия, настроив его в пользу г-на Робера Дарзака, зато, по мнению Ларсана, она лишний раз подтверждала отменное лицемерие, в искусстве которого жениху мадемуазель Станжерсон не было равных…

Когда мы уже подходили к воротам парка, Ларсан остановил нас.

— Моя трость! — воскликнул он.

— Вы забыли свою трость? — спросил Рультабий.

— Да, — ответил полицейский. — Я оставил ее там, возле дерева…

И он покинул нас, сказав, что скоро вернется…

— Вы обратили внимание на трость Фредерика Ларсана? — спросил репортер, когда мы остались одни. — Трость совсем новая… и раньше я никогда ее у него не видел… К тому же он очень дорожит ею… буквально не расстается с ней… Можно подумать, что он боится, как бы она не попала в чужие руки… До этого дня я никогда не видел у Фредерика Ларсана трости… Где он ее нашел? Согласитесь, это ненормально: человек, который никогда прежде не ходил с тростью, на другой день после преступления в Гландье и шага не может ступить без этой самой трости… Вспомните, когда мы прибыли в замок, он, заметив нас, сразу же положил часы в карман и поднял с земли свою трость — жест довольно странный, и, вполне возможно, я совершенно напрасно не придал ему никакого значения!

Тем временем мы вышли из парка. Рультабий умолк… Но мысль его наверняка была прикована к трости Фредерика Ларсана. И в самом деле, когда мы уже спускались по склону к Эпине, он вдруг сказал:

— Фредерик Ларсан приехал в Гландье раньше меня; он начал свое расследование раньше меня; у него было время узнать вещи, которых я не знаю, и обнаружить то, что мне пока не известно… Где он нашел эту трость?.. — Потом, помолчав, добавил: — Не исключено, что его подозрения — и не подозрения даже, а рассуждения, — недвусмысленно направленные против Робера Дарзака, подкрепляются чем-то реальным, осязаемым, что сам он может потрогать рукой, а я — нет… Неужели это трость?.. Где, черт побери, он мог отыскать эту трость?..

В Эпине минут двадцать надо было ждать поезда, и мы зашли в кафе. Почти в ту же минуту дверь снова отворилась, и на пороге появился Фредерик Ларсан, размахивающий пресловутой тростью…

— Я нашел ее! — со смехом сказал он.

Все трое мы сели за столик. Рультабий глаз не спускал с трости, он был настолько поглощен своими мыслями, что даже не заметил знака, который Ларсан подал одному из железнодорожных служащих, совсем молоденькому мальчишке, подбородок которого украшала светлая, плохо подстриженная бородка. Служащий встал, расплатился, отвесил поклон и вышел. Я бы и сам не придал никакого значения этому знаку, если бы не было случая вспомнить о нем несколькими днями позже, когда в одну из самых трагических минут этого повествования на горизонте снова появилась светлая бородка. Тогда-то я и узнал, что это был один из агентов Ларсана, которому тот поручил вести наблюдение за передвижением пассажиров на вокзале в Эпине-сюр-Орж, ибо Ларсан не оставлял без внимания ничего из того, что могло бы сослужить ему службу.

Я перевел глаза на Рультабия.

— Послушайте, господин Фред, — завел он разговор, — с каких же это пор вы обзавелись тростью?.. Я всегда видел вас разгуливающим руки в карманах!..

— Мне ее подарили, — ответил полицейский.

— И не так давно, — продолжал настаивать Рультабий.

— Нет, совсем недавно, мне подарили ее в Лондоне…

— Верно, вы же только что вернулись из Лондона, господин Фред… А можно взглянуть на вашу трость?

— Почему же нет?

И Фред передал трость Рультабию. Это была желтая бамбуковая трость, толстая и крючковатая, с золотым ободком.

Рультабий тщательно исследовал ее.

— Как же так, — насмешливо сказал он, подняв голову, — в Лондоне вам подарили французскую трость!

— Вполне возможно, — невозмутимо ответствовал Фред.

— Взгляните на марку, здесь маленькими буквами написано: «Кассет, 6 бис, площадь Оперы…»

— Посылают же в Лондон отбеливать свои сорочки, — заметил Фред. — Почему же англичане не могут покупать свои трости в Париже?..

Рультабий вернул трость. Проводив меня в мое купе, он спросил:

— Вы запомнили адрес?

— Да. Кассет, 6 бис, площадь Оперы… Можете рассчитывать на меня, завтра утром я дам вам знать.

И в самом деле, в тот же вечер я побывал в Париже, у г-на Кассета, торговавшего зонтами и тростями, и написал своему другу следующее:

«Мужчина, по приметам в точности похожий на г-на Робера Дарзака — тот же рост, слегка сутулый, та же темно-русая бородка, непромокаемый плащ, котелок, — купил трость, какая нас интересует, в день преступления около восьми часов вечера.

За последние два года г-н Кассет не продал ни единой трости, подобной этой. Трость Фреда совсем новая. Стало быть, речь идет именно о той, которая у него. Сам он не мог ее купить, потому что находился в то время в Лондоне. Так же как и вы, я думаю, что он нашел ее и что она каким-то образом связана с г-ном Робером Дарзаком… Однако в таком случае, если, как вы утверждаете, убийца находился в Желтой комнате с пяти часов или даже с шести, а трагедия произошла лишь около полуночи, покупка этой трости обеспечивает г-ну Роберу Дарзаку неоспоримое алиби».

Глава XIII, «ДОМ СВЯЩЕННИКА НЕ УТРАТИЛ СВОЕГО ОЧАРОВАНИЯ, И САД ПО-ПРЕЖНЕМУ БЛАГОУХАЕТ»

Через неделю после описанных мною событий, а точнее, 2 ноября, дома, в Париже, я получил такую телеграмму: «Приезжайте в Гландье первым же поездом. Захватите револьверы. С дружеским приветом. Рультабий».

Помнится, я уже говорил вам, что в ту пору, будучи молодым адвокатом-стажером, я практически не вел никаких дел и являлся в суд скорее для того, чтобы освоиться со своими профессиональными обязанностями, чем защищать униженных и обездоленных. Поэтому я ничуть не удивился тому, что Рультабий так свободно распоряжается моим временем, к тому же он прекрасно знал, насколько мне интересны были его журналистские приключения вообще, и в особенности дело в замке Гландье. Вот уже неделю я следил за ним по разноречивым толкам газет и очень коротеньким сообщениям Рультабия в «Эпок». Из его сообщений стала известна история с бараньей костью, из них мы также узнали, что анализ бараньей кости подтвердил присутствие на ней человеческой крови; на ней были найдены свежие следы