Хотя... сегодня еще только понедельник. А курс рассчитан на семь дней.
Неделя расплывалась. Утро начиналось с трехчасовой комедии в представлении сумасшедшего гения. Как-то утром я сидела с чашкой кофе, и тут он начал изображать американского полисмена, пьющего кофе.
– Они накачиваются кофеином, а потом едят пончики. Любой, кто изучал химические изменения в теле, знает, что кофеин и сахар – это убийственное сочетание. Но именно этим они и загружают свое тело целый день. Все больше и больше кофеина, все больше и больше пончиков. Потом звонит телефон, и у них происходит выброс адреналина. И они с этим адреналином в крови выходят на улицу и всаживают пятьдесят пуль в кого-нибудь, у кого нет оружия.
Было так странно слышать, как этот псих советовал нам больше обращать внимание на свои тела – только он, разумеется, не использовал эти слова. Он говорил:
– Существуют и другие способы, кроме наркотиков, чтобы изменить сознание. Уж я-то это знаю. Я перепробовал буквально все чертово дерьмо, которое существует. Достаточно один раз попробовать и понять, как это действует – и я уже могу делать то же самое с мозгом, не нуждаясь в наркотике. Экономит деньги.
Вне всякого сомнения, он был одним из самых интересных людей, кого я когда-либо встречала на этой планете. Он вещал:
– Нервная система не видит разницы между настоящими и отчетливо воображенными ощущениями.
Вот почему, стоило мне в понедельник вспомнить про тот волнующий момент, и я ощутила возбуждение. Вроде бы это довольно очевидно, но на самом деле мы сами себя делаем несчастными, снова и снова вспоминая печальные события своей жизни. Зачем мы это делаем? А если нервная система не может отличить настоящее переживание от воображенного, ничего удивительного, что я чувствовала себя такой измотанной после семинара о прошлых жизнях.
– Вам нужно учиться чувствовать себя хорошо. Насыщайте себя эндорфинами. – Он продолжал провозглашать очевидное, бывшее не таким уж и очевидным. – А если в голове возникают негативные голоса, повторяйте мантру:
Он разглагольствовал по три часа каждое утро, и к концу этого времени мой мочевой пузырь раздувался, как футбольный мяч. Но я не хотела выходить из зала. Все, что он говорил, было так просто – вариации на тему «учитесь чувствовать себя отлично». Когда мы изнемогали от голода, он заявлял:
– Я знаю, ребята, что вы голодны, но это ерунда, потому что я не голоден, а мы все делаем так, как хочу я. – Он был до такой степени невыносимым, что я просто хотела сидеть и слушать его.
После обеда за нас принимался дуэт толстый-и-тонкий, и мы пытались загипнотизировать партнера. Нужно было воспроизвести такое состояние, когда человек чувствовал себя мега-счастливым, и дать ему возможность воссоздать его.
– Следите, что действует на вашего партнера.
Они советовали перебирать слова, на которые может возникнуть отклик, и следить, когда у партнера засветится лицо.
– Можете говорить
Это было прямо противоположно работе с прошлыми жизнями. Я обратила внимание на тембр голоса моей партнерши, когда она сказала:
– Вязкий банановый пудинг с ирисом.
Она закрыла глаза, и я ее заговорила:
– Сейчас вы видите банан, залитый расплавленным ирисом. Вот вы берете ложку и выбираете, с какой стороны пудинга начать. Теперь вы подносите ложку ко рту...
С этого дня и навсегда можете называть меня Павловым. Я знаю, как заставить человека истекать слюной, хотя на мили вокруг нет никакой еды.
Начиная со вторника, я мчалась на семинар, чтобы занять место в первом ряду. Никто, даже самый могущественный и влиятельный, не избежал сарказма Бандлера. Особенно доставалось церкви.
– Когда я переехал в новый район, в мой дом зачастил католический священник. Мне пришлось установить возле его разваливающейся церкви плакат: «Прекратите духовное обновление – остановите тиранию».
И тут же объяснял, что изучать религию очень важно –
– Я научил ее одному фокусу – прыгать на гениталии и кусаться. Когда ко мне заявились свидетели Иеговы... Смешно. После этого ко мне не приходили. С феминистками он тоже обходился по-своему.
– Меня попросили заменить мою приятельницу, чтобы побеседовать с группой активисток борьбы за женские права. Сто семьдесят пять женщин, и все «правы». Я приветствовал их так:
Мы представили себе реакцию на эту шуточку и химические изменения в телах активисток, которые она повлекла за собой.
– А я продолжал:
Говорил он все это с совершенно бесстрастным лицом. Было что-то потрясающее в мысли об активистках, отчаянно пытавшихся не взорваться гневом и не заявить ему, что он – лучший экземпляр шовинистических ублюдков, какого они когда-либо встречали, и как он смеет разговаривать с ними подобным образом, и т.д., и т.д...
Вы ощетинились? Понимаете, он ставил перед собой цель не смешать феминизм с грязью, а, скорее,