– Давай я открою. Здесь специальная крышечка, с замком от детей.
– А откуда лекарство знает, что я ребенок? – спросила Матти, вытаращив от любопытства глаза.
– Хороший вопрос, – улыбнулась Шелли. – Но может, тебе лучше принимать сироп?
– Калпол? – Матильда всем своим видом дала понять, что оскорблена в лучших чувствах. – Его дают только самым маленьким.
– Ну хорошо! – рассмеялась Шелли. – А ты уже большая.
Оставшееся время Матильда забрасывала ее всевозможными вопросами. – Что больше? Биллион, триллион, секстиллион или много-многоллион?
– Э-э-э…
– Почему у меня две руки, две ноги, две дырки в носу и только один рот?
– Э-э-э…
– Как зовут мужа божьей коровки? У королевы есть паспорт? Почему мошки, если они так любят свет, не вылетают днем?
– Э-э-э…
Не прошло и получаса, как Шелли окончательно сдалась.
– Понятия не имею. Честное слово, я не знаю, зачем понадобилось древним египтянам заворачивать своих мертвых в ткань, хотя тем было от этого уже ни жарко ни холодно. Я не знаю, зачем Адаму понадобился пуп, когда Господь только-только сотворил его. Я не знаю, каким образом кошка может вылизать себя насухо. Я не знаю, почему половицы скрипят только в темноте. Спроси своего папочку, может, он знает. Или давай вместе сходим и спросим. Что ты на это скажешь?
Наконец им удалось отыскать глазами Кита – тот с серьезным видом что-то обсуждал с управляющим. Матильда налепила Шелли на руку стикер с яркой картинкой.
– Это тебе за то, что ты умеешь быть мамой. – Шелли вырвала у нее руку.
– Я? Что ты! Какая из меня мама? – запаниковала она. – Послушай, Кинкейд, может, стоит вернуть ребенка производителю с просьбой, чтобы его заменили. Этот явно бракованный.
– Она это только потому говорит, Матти, – отреагировал Кит, – что она сейчас меня разлюбила.
– Извини, Матти, я никак не могу разлюбить твоего папочку – хотя бы потому, что я в него и не влюблялась.
Словно почувствовав, что ей нужна помощь, Доминик оставил свой водно-вокальный ансамбль и, схватив Шелли за руку, с видом голодного каннибала несколько раз смачно чмокнул ее в руку, а затем и в губы.
– Кажется, твой дружок решил, что он ведущий какого-то дурацкого ток-шоу, – язвительно прокомментировал Кит.
– Доминик всегда целует дам при встрече. Надо отдать французам должное – умеют ухаживать, – не менее язвительно возразила Шелли.
– Это был не поцелуй, а искусственное дыхание изо рта в рот.
– Он дипломированный спасатель. Привык.
– Он дипломированный бабник, снимающий в барах одиноких безмозглых дурочек. Представляю, как гордилась бы тобой твоя мать.
– Кстати, чтобы ты знал, Доминик работает здесь лишь потому, что пока еще не сделал себе имя как актер.
Кит сначала хохотнул, затем простонал.
– Нуда, мир не переживет, если не откроет его таланта.
– Ты, ma cherie, слишком чувствительна для этого проходимца. Вернее, слишком чувственна. Тебе нужен мужчина, который бы позволил тебе сиять. Ты слишком яркая, чтобы оставаться в тени.
Массовик-затейник с художественным беспорядком на голове вместо прически проложил путь к шее Шелли – на сей раз его поцелуи были легки и воздушны.
– Нет, ты посмотри, как он мил, – проворковала Шелли.
– Ну конечно, он готов ходить перед тобой на задних лапках. Кончай, Шелли, хватит придуриваться. Этот слизняк лишь потому липнет к тебе, что надеется попасть на телеэкран в дурацком сериале Габи. А если ты ни черта не соображаешь, значит, твоя мамаша всю беременность проходила под градусом.
– Нет, это потому, что я сдала свои лобные доли в качестве залога на временное хранение, когда вышла замуж за тебя. Навстречу выскочил Тягач, а за ним Молчун Майк.
– Тьфу ты! – рявкнул оператор, сбрасывая с себя набрякшую от дождя одежду. – Ну и погодка, черт побери! Такое впечатление, что ни меня поссал целый полк.
Молчун Майк подобострастно усмехнулся.
– Признайся, – поддразнил оператора Кит, – ты опять тырил у Шекспира? Да, такое надо уметь. Присосаться, подобно пиявке, к жизни других людей и делать себе на этом деньгу, показывая их потом по ящику. Чистой воды эксплуатация.
– Где же ты был со своей эксплуатацией, когда тебе на лапу положили двадцать пять кусков? Ведь ты даже не заикнулся. Так что чья бы коровка мычала, лицемер! – раздался голос Габи. Она вошла позади всех остальных – волосы слиплись от дождя и ветра, стекла очков запотели – и теперь пыталась отдышаться. Сбросив плащ, она подозвала к себе Тягача и велела ему снимать Кита.
