чтобы вырваться.
Сработало. Как только она пощекотала его, он сразу ее отпустил, да так резко, что она чуть не упала.
Но не успела она отпрянуть, как он схватил ее снова, прижав на этот раз обе руки к бокам, чтобы она не могла щекотать его.
— Кажется, ты решила приземлиться у моих ног? — ухмыльнулся он.
— Кажется, ты решил мне всячески в этом препятствовать?
— Я только принял оборонительные меры. Ты первая начала… щекотать меня.
— Потому что ты меня не отпускаешь.
— Дважды я ошибки не повторяю, — загадочно выдохнул он.
Она не стала выяснять, что за этой кроется.
— Я тоже. Мы оба извлекли уроки из наших ошибок. А теперь отпусти меня. Я серьезно говорю. — И, кивнув в сторону строительной площадки, добавила: — Ты что, нарочно разыгрываешь спектакль? Небольшое представление для твоих ребят? А я — в роли рыжего на ковре?
Свистки и улюлюканье вдруг привели Люка в чувство. Строительные рабочие, как правило, не славятся сдержанностью. Бригада Люка не составляла исключения.
Нехотя разжав руки. Люк бросил взгляд на своих подручных. До слов дело не дошло. Достаточно было свирепого выражения на лице, и парни тут же вернулись к своим обязанностям.
Тогда Люк перевел взгляд на Хиллари. Она успела спуститься с лесенки и почувствовала твердую почву под ногами. Вид у нее был настороженный.
Взрываясь от этой ее бдительности, он прорычал:
— Ладно, пошли в бытовку. Поговорим.
Сказать, что Хиллари завладели тайные мысли, — значит сильно приуменьшить истинное положение дел. Она не ожидала этой… искры.
Искры? Кого она морочит? Какая там искра! Неутоленное желание породило пламя, пожар катастрофических размеров. Предательское тело тянулось к Люку, рвалось прижаться к нему. А разум велел бежать в другую сторону — опрометью.
Разрываясь между двумя противоположными наказами, Хиллари не следовала ни тому, ни другому. Как-никак, а она пришла по важному делу.
Глубоко вздохнув, она поднялась по ступенькам и прошла вслед за Люком в бытовку.
— Так, — сказал Люк, выуживая пару банок холодного пива из холодильника, втиснутого возле чертежного столика, заваленного рулонами синьки и защитными очками. — Зачем ты пришла? От разлуки сердце млеет?
Ну и наглец, подумала Хиллари. Как только у него язык поворачивается! Ее сердце достаточно млело, когда он порвал с нею в то роковое лето четыре года назад.
— Нисколько. — А уязвленная гордость заставила ее добавить: — Совсем другой случай: с глаз долой, из сердца вон!
— Ты в этом уверена? — протянул он.
— Абсолютно. — Пусть не думает, что она пришла из-за него, потому что нет для нее мужчины желаннее, потому что он навсегда поселился в ее сердце. Ничего подобного.
— Ишь ты, — не без издевки бросил он. — А мне казалось, ты меня не забыла.
— Тот, кто забывает свои ошибки, обречен их повторять. Веская причина, чтобы не забыть тебя, Люк.
— Язычок у тебя все такой же острый. — Откровенно плотоядный взгляд соскользнул на ее губы. — И такой же упоительно сладкий?
— Какой есть. Не вздумай пробовать, — предостерегла она, гневно сузив глаза.
— Думать законами не запрещено. Ты у нас нынче юрист, Хиллари. Тебе следует это знать.
— А тебе следует знать, что твои намеки и экивоки у меня восторга не вызывают.
— В былое время вызывали. И еще какой.
— Те времена прошли. И давно. С тех пор многое приключилось. Поэтому я и пришла повидать тебя. Как ты мог допустить, чтобы это так далеко зашло?
— По-моему, не так уж и далеко. Она с удивлением уставилась на него:
— Ты серьезно?
— А что такого?
— Подумать только — я считала, ты мне поможешь. А ты той же пробы, что и твой отец.
Люку это утверждение не понравилось. Пока он жил с отцом, не раз утешал себя мыслью, что, к счастью, не похож на него. Слова «сдержанность» в лексиконе его отца вообще не существовало. А у него оно было основой основ.
— Погоди минутку…
— Нет уж, это ты погоди. Как можно спокойно относиться к тому, что с этими двумя происходит?
— Знаешь, у меня впечатление, что мы говорим о разных вещах.
— Разных? А ты о чем говоришь? — удивилась она.
— Я-то? О том, что десять минут назад произошло на лесенке между нами двумя, — мгновенно выпалил Люк.
Хиллари решила не комментировать его реплику, сделать вид, что такой пустячный эпизод и слов-то не стоит, хотя, судя по тому, насколько сама она была ошеломлена, встреча их могла иметь далеко идущие последствия.
— А я говорю о вражде между нашими отцами, — заявила она.
— Ах, вот о чем!
— Да, о том самом. Меня долго не было в городе, и я даже не догадывалась, до какой степени это дошло. — Подразумевалось, что он-то, несомненно, все знал.
— Я тоже надолго уезжал, — возразил Люк. — Завел собственное дело, как видишь. Или ты не заметила?
Дело, которое сыграло немаловажную роль в нашем разрыве, добавил он про себя. Хиллари не могла взять в толк, зачем ему понадобилось иметь собственное дело. Она не одобряла его решения наняться на высокооплачиваемую работу где-нибудь в Африке или Азии, чтобы заработать побольше денег и основать собственную компанию.
Нет, она толкала его на другое: взять заем у своего или ее отца. Люк отказался. Они тогда насмерть переругались, а неделю спустя он уехал на Ближний Восток.
— Как же, заметила и тебя, и твою замечательную компанию! — В голосе Хиллари прозвучал глубокий сарказм негодования. Эта тема была для нее минным полем. Люк был одержим желанием иметь собственное дело. Ради этого он мог пожертвовать всем, даже Хиллари!
Четыре года назад они порвали отношения, когда Люк заявил, что подписал двухгодичный контракт, который, возможно, потом продлит еще года на три. Подписал, ничего не обсудив с ней заранее! Он просто обрушил на нее эту приятную новость как свершившийся факт.
Хиллари была потрясена. Ей не верилось, что он способен пойти на такой шаг, от которого зависело их будущее, не посоветовавшись с ней. Разве что он и не собирался делить с ней свое будущее. Все может быть. Такого удара по своему самолюбию она ему не простила.
К тому же своенравный поступок Люка усилил и без того мучившее ее подозрение, что она увлечена Люком куда больше, чем он ею. К примеру, он ни разу напрямик не объяснялся ей в любви, хотя сама она не раз говорила ему, что любит его. Правда, Хиллари считала, что Люк разделяет ее чувство, просто сдержан в словах.
Теперь же, оглядываясь назад, она понимала, что Просто обманывала себя. О какой любви могла идти речь, если он так с ней поступил! Когда она попыталась отговорить его, посоветовала принять помощь либо от ее отца, либо от своего, он наотрез отказался даже разговаривать на эту тему. Они долго и злобно ругались.
— Ты меня душишь! — орал он. — Тащишь назад. Хочешь связать по рукам и ногам! Не выйдет.
— И прекрасно. Катись на свой Ближний Восток! Хоть к дьяволу в пекло! — орала она в ответ.
Он хлопнул дверью, и до сегодняшнего дня, когда она сама его разыскала, Хиллари больше его не
