помечать. Я ненавижу сыр с плесенью. А ты?
Джейн упорно пыталась сменить тему. Джон знал, что может надавить на нее, вынудить рассказать, что за ерунда тут происходит. Но также знал, что она может удрать, запереться в ванной — совсем по-женски — и ничего не рассказать.
— Я люблю сыр с плесенью, прости. И я голоден. На берегу есть палатка с хот-догами. С горчицей и луком?
Она опять закрыла глаза и кивнула.
— И соусом.
Хорошо, что он такой проницательный. Все-таки она голодна. Но ей не хотелось ужинать в отеле. Почему?
Надо просто выждать. Джейн продержалась ровно столько, сколько нужно, чтобы сходить в палатку, купить пять хот-догов и две содовых и отнести все на маленький столик.
— Я была в спальне Диллона, — сообщила она, как раз когда Джон впихнул в себя здоровенный кусок хот-дога — то есть добрую треть. Он все еще раздумывал, не стоило ли взять себе четыре хот-дога, а не три. Может, именно поэтому заявление Джейн так его поразило.
Джейн подскочила к нему и колотила по спине до тех пор, пока он снова смог дышать.
— Извини, я не думала, что это так прозвучит. Джон вытер глаза бумажной салфеткой.
— Увы, прозвучало именно так.
— Я поняла, извини еще раз, — она поставила локти на стол, держа хот-дог обеими руками. — Я хотела сказать, что мою папку облили, потом кто-то решил, что она из люкса, и отнес ее в одну из спален. Я вошла туда — что там за бардак! — и когда забирала ее, она упала, и со стола упали все бумаги, и я стала их быстро складывать, а когда собралась уходить, в дверях оказался Диллон.
Она откусила от хот-дога и продолжила с набитым ртом:
— Кажется, он разозлился. Здорово разозлился.
— Потому, что ты вторглась в его личное пространство?
— Возможно. Это была его комната, потому что я видела старую табличку с именем. Вот что я тебе скажу, Джон, этот человек приехал не для отдыха. В его комнате примерно пять картотек с документами — не считая ящиков. Повсюду только бумаги, папки, распечатки.
— Потихоньку занимается делами, да? Все идет к тому, что Харрисон выставит свою кандидатуру на этой неделе. Значит, если мы хотим чего-нибудь добиться, нам стоит поспешить. — Джон доедал свой последний хот-дог и поглядывал на второй хот-дог Джейн. Он бы выпросил его, но тогда не сможет смотреть, как она ест, а смотреть, как Джейн ест хот-дог, даже лучше, чем наблюдать, как она ест моцареллу.
— Тебе случайно не попались заготовки плакатов «Харрисона в президенты»?
Она покачала головой, взглянула на второй хот-дог и протянула ему.
— Я ничего не заметила. Знаешь, как говорят? Не видеть леса за деревьями. Если бы я даже отправилась туда за чем-то особенным, пришлось бы искать месяц. Мне повезло, что я увидела папку, потому что она голубая.
Джон посмотрел на все еще влажную папку, потягивая содовую через соломинку, и вздрогнул, когда все выпил и в соломинке забурчало.
— Извини. Так ты думаешь, Диллон разозлился? Правда?
Джейн пожала плечами, встала из-за стола, собрала бумажки от хот-догов и огляделась в поисках урны.
— Знаешь, свой мусор я могу выбросить сам, — Джон открыл ей крышку мусорной корзины.
Она кивнула. Ему это все не нравилось. Она грустит. Несомненно, грустит. И, будучи наблюдательным, он заметил, что, чем она несчастнее, тем становится аккуратнее. Наверное, это вроде болезни, от которой сам он не страдает.
— Диллон ничего не сказал, только чтобы я после ужина поучаствовала в какой-то фотосессии с сенатором. Он даже подыскал детей для фотографий. А это уже совсем пошло. — Джейн поглядела на него, пока они переходили улицу и шли к пляжу. — Тебе так не кажется?
— Добро пожаловать в чудесный мир политики, Джейн, — Джон с удовольствием взял на себя роль дерева, или чего там еще, Джейн прислонилась к нему и сняла обувь.
— Не смотри, — она присела на корточки у песка. — Я серьезно, не смотри, — ее руки исчезли под длинной широкой юбкой.
— Хорошо, — Джон отвернулся, потом снова посмотрел на нее, как раз вовремя, чтобы увидеть, как она медленно поднимается и аккуратно спускает колготки с колен.
Он снова перевоплотился в дерево, когда она выступила из колготок, свернула их и засунула в сумку.
— Чтобы не порвать, — пояснила Джейн, забирая свою папку.
— Может, просто погуляем?
— Конечно. — Джон снял ботинки и носки, подвернул штанины. Вытащил из кармана брюк бумажник и ключ-карту, переложил их в карман пиджака. Ослабил галстук, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, вылез из спортивной куртки и бросил ее на песок, рядом с ботинками.
— Джон! — Джейн подобрала куртку, встряхнула, вывернула наизнанку, превратила ее в чрезвычайно аккуратный сверток и положила на свою папку и сумочку. — Вот. Так лучше. Ее надо будет погладить, но, по крайней мере, не придется отправлять в чистку.
— Я счастливец, — Джон взял ее за руку и направился к берегу. — Почему у меня такое чувство, будто я в рекламе мужского одеколона?
Она широко улыбнулась.
— Песок, море, неизменная струящаяся юбка на женщине, белая-пребелая рубашка на мужчине. Не хватает только золотистой лошади с белой гривой. Ты ездишь верхом? Он потряс головой.
— Мне никогда не попадалась настолько крупная лошадь, чтобы я не боялся раздавить ее, а клайдесдальский тяжеловоз[19] — это уж слишком. У меня есть мотоцикл, но я на нем тоже не езжу. Трудно выглядеть крутым, когда коленки торчат из-за ушей.
— А мне кажется, у тебя размер что надо, — Джейн будто не замечала, что ей приходится идти на цыпочках, чтобы держаться с ним за руки, с ее пятью футами и тремя дюймами роста.
— Издеваешься. Ты просто хочешь выкрасить меня в зеленый цвет и послать за конфетками на День Всех Святых.
— Нет, — ответила она, смеясь. — Хотя, если бы ты нарядился зеленым человечком и заглянул в «Беззаботное детство», я бы угостила тебя карамельным яблоком.
Джон широко улыбнулся.
— Ты же меня до сих пор боишься.
— Боюсь? Я тебя не боюсь, — Джейн, пританцовывая, подошла к воде, которая растекалась по берегу после обрушившейся волны.
— Значит, в воскресенье у эскортного агентства твое лицо исказилось не от ужаса?
— Нет, конечно… хотя, да. Ты очень большой, Джон. Большой и Ужасный Джон. Кажется, сто лет назад была такая песня. — Ее улыбка чуть погасла. — Или просто «Большой Джон», а не «Большой и Ужасный Джон»?
— Нет, Большой и Ужасный. Я помню, потому что часто слышал ее в детстве. Но на самом деле я не такой уж и высокий. Высокий для баскетбола в старших классах, высокий для футбольной команды — там из меня сделали отличного защитника, между прочим. Но недостаточно высокий, чтобы стать профессиональным игроком. Я просто большой.
— Очень большой, — сказала Джейн. Он видел ее макушку. Туфли на высоких каблуках валялись на песке, а она шла босиком. — И волосатый.
Джон остановился.
— Что, прости?
— Волосатый, — она хихикнула, отпустила его руку и вошла в воду по щиколотку. — И не говори мне, что никогда этого не замечал. У тебя, наверное, уходит три электробритвы в месяц.
— Две в год, — сказал он. — И ты сейчас поплатишься за свои слова, — он вошел в пенящийся прибой и ударил правой ногой, посылая в Джейн поток брызг.
