одной дамы без сопровождающего.
– Разрешите вам помочь, – раздраженно повторил человек в ливрее.
– Да. – Она выпрямилась. – Подыщите мне место!
При этих словах его густые кустистые брови приподнялись, но прежде чем он успел возразить, Белл высокомерно бросила:
– Что-нибудь не так?
Этот тон она усвоила во время пребывания в отеле «Вандом», дожидаясь, пока съедет хозяин дома. Сидя в вестибюле, среди статуй и горшков с цветами, Белл наблюдала за важными особами, мужчинами и женщинами. Она была наблюдательна и скоро поняла, как люди добиваются желаемого независимо от того, заслуживают они этого или нет. Зрелище было не слишком приятное, но поучительное.
Белл было отвернулась, испытывая отвращение к себе, но тут же решительно заглушила голос совести. Нет, она во что бы то ни стало добьется, чтобы ее впустили: ведь она надеется, что кулинарные изыски даруют ей короткое забвение.
– Послушай, любезный, – сказала Белл, расправляя плечи, – ты, кажется, не понимаешь, кто я такая!..
Начало, пожалуй, было не слишком удачным. В конце концов, кого волнует, кто она такая? В этом городе полно важных особ.
– На этот раз я закрою глаза на ваше дерзкое поведение, – сухо продолжала она. – Вечер такой ненастный, что вы, вероятно, предпочли бы сидеть дома. Но предупреждаю: впредь держите себя в руках.
Выпрямившись, с бьющимся сердцем, Белл повернулась в сторону главного зала:
– Вот этот столик мне подойдет, любезный.
Она бросила ему плащ и пошла вперед медленной и, как она надеялась, величественной походкой. После того как к ней подошел официант и отодвинул для нее стул, Белл наконец свободно вздохнула.
В меню перечислялись блюда, о которых она никогда ничего не слышала:
«Голубь по-корнуэльски, с рисовым гарниром.
Пирог с мандаринами.
Кальмар под сливочным соусом…»
Господи, насколько лучше жаркое и картофель!
Наконец она заказала луковый суп, зимний салат с цикорием, еще что-то под названием пате де фуа гра[1]. Блюдо было, несомненно, французское и, следовательно, очень вкусное. Французские повара ценятся во всем мире.
Ужин подали поразительно быстро. Белл подозревала, что это объяснялось не столько слаженной работой, сколько стремлением как можно скорее избавиться от нежелательной посетительницы.
Суп был неплох, салат вполне съедобен, что до пате де фуа гра… Жаркое с картофелем, вероятно, было бы куда вкуснее. По-настоящему ей понравились только булочки.
Со вздохом Белл подняла салфетку, прикрывавшую серебряную хлебницу, и заглянула внутрь. Как она и ожидала, там не осталось ни одной булочки. И ни одного официанта поблизости. Откинувшись на спинку стула, Белл задумчиво огляделась и заметила на соседнем столике, совсем рядом, полную хлебницу. За столиком, спиной к ней, сидел посетитель. Он был поглощен чтением лежавшей на столе газеты «Бостон глоуб».
– Извините, – сказала Белл.
Посетитель даже не шевельнулся.
– Извините, – повторила она, слегка нагибаясь в его сторону.
Он чуть-чуть приподнял голову. Белл испугалась, что он возвратится к своей газете и сделает вид, будто ничего не слышал. Но не успела она что-либо предпринять, как посетитель медленно повернулся.
Это был крупный импозантный мужчина с темными волосами. Присмотревшись, Белл заметила у него под левым глазом небольшой шрам в виде полумесяца. Не произнося ни слова, она прямо и открыто изучала его.
Осанка у него была спокойная и уверенная, – чувствовалось, что этот человек привык всегда добиваться своего. Чутье подсказало ей, что он не из тех, кому можно перечить. Человек опасный, такого лучше избегать. В голову ей почему-то пришла мысль, что именно он мог бы убедить ее изменить свою жизнь.
Испугавшись, она резко повернулась и чуть было не упала со стула.
Мужчина вовремя поддержал ее:
– С вами все в порядке?
Его голос удивил Белл. Ровный, низкий и неотразимо чарующий. В таком голосе можно утонуть, как в реке, и никогда не выбраться на поверхность.
На какой-то миг Белл забыла, зачем обратилась к нему и что от него лучше держаться подальше. Ею владело лишь желание, чтобы он продолжал говорить.
– Какой у вас красивый голос! – заметила она. – Вам кто-нибудь говорил об этом?
Ее слова застали врасплох этого темноволосого, чем-то смахивавшего на пирата человека. Страшно довольная, Белл рассмеялась.
– Ваш ответ был бы отрицательным? – продолжила она, видя, что он молчит. – Вам не доставляет удовольствия, что кто-то находит вас красивым?
Он слегка вскинул бровь, но ничего не ответил.
– Но вы не похожи на человека, прислушивающегося к мнению о себе. – Она принялась изучать его одежду: – Черный сюртук, черные брюки, черные ботинки. Исключительно черный, ничем не смягченный цвет. В нем есть что-то зловещее, – решила она, забыв о своих опасениях. – И, по-видимому, это продуманный эффект. – Она слегка выпятила губы. – У меня есть книга о моде, где обсуждаются достоинства и недостатки черного цвета одежды. Что там говорится? Это суровый, отталкивающий, зловещий цвет. – Она рассмеялась. – Правда, я не уверена, что можно считать достоинствами, а что недостатками.
Мужчина откинулся на спинку стула. В свете свечей его точеное лицо выглядело особенно рельефно.
– Вы привлекли мое внимание только для того, чтобы покритиковать мою одежду, или потому, что я могу вам чем-то помочь?
Ее радость сразу же как рукой сняло. По выражению его лица она не могла судить о его настроении. «Вероятно, он рассержен», – подумала она, вспомнив наконец, зачем обратилась к этому человеку. Но просить булочку ей расхотелось. Однако когда она, извинившись, хотела было вновь приступить к пате де фуа гра, их глаза встретились.
Сердце ее замерло. А тяжелое чувство, тайно угнетавшее душу, рассеялось. Впечатление было такое, будто она наконец возвратилась к себе домой. Вокруг слышались приглушенные голоса, мягко позвякивало столовое серебро. Белл никак не могла понять, чем вызвано подобное впечатление, и внимательно смотрела на своего соседа, пытаясь найти объяснение. Она вновь отметила самоуверенность, неизбежную в людях такого типа. Но было и еще что-то, ускользавшее от ее внимания. Что-то удивительно знакомое. Белл была уверена, что не знает его. И в то же время ей казалось, что если хорошенько подумать, то может оказаться, что они встречались.
Но Белл тут же осадила себя: ведь она никого не знает в Бостоне!
– Почему вы привлекли к себе мое внимание? – вновь повторил он. У него был такой вид, будто и он пытается вспомнить, знакомы они или нет.
– Хотела попросить у вас булочек, – не задумываясь ответила Белл.
На лбу у него обозначилась складка.
– Булочек? – повторил он.
– Да, булочек. Вы спросили, чем можете мне помочь. – Белл взглянула на хлебницу. – Вероятно, это глупо, но я подумала, что вы могли бы поделиться со мной.
Он тоже бросил взгляд на хлебницу и, повернувшись, долго, казалось, целую вечность, изучал ее лицо.
Белл почувствовала, что краснеет. За все двадцать девять лет жизни, ни во время замужества, ни в последующие годы, никто никогда не смотрел на нее таким взглядом – откровенным, даже бесстыдным, пронизывающим и как будто раздевающим.
Она уже хотела отвернуться, проклиная себя за импульсивность, которая не в первый раз ставила ее в неприятное положение.
Но тут мужчина предложил:
– Угощайтесь.
Его голос отвлек ее от невеселых мыслей. Она едва не отшатнулась, когда он протянул ей хлебницу:
– Если хотите, можете забрать все.
И только тогда Белл увидела, что одна рука его покоится на перевязи. Аккуратной и черной, как и вся его одежда, но тем не менее на перевязи.
Этот человек был ранен.
И тут Белл поняла, почему он кажется ей таким знакомым, почему у нее такое чувство, будто они знакомы.
Потому что он покалечен, так же как и она.
В какой-то степени она действительно его знает. Может быть, и не самого человека, а то особое выражение в глазах, которое указывает на то, что он пережил нечто столь значительное, что оно, несомненно, изменит его жизнь. Всего одно происшествие – не целый ряд, а всего одно, – и ты уже видишь мир в другом свете, да и мир по-иному смотрит на тебя.
Белл не знала, имеет ли перевязь какое-то отношение к случившемуся. Но где-то когда-то что-то произошло. Какой-то неожиданный поворот судьбы, и все переменилось. Она глубоко вздохнула. Все это ей хорошо знакомо. Она узнает отчаяние, прикрытое маской равнодушия, которое видит, разглядывая себя в зеркале.
Тяжело дыша, Белл стала напевать – медленно-медленно, тихо-тихо.
Помнит ли он тот момент, когда произошла перемена? Может ли как-то определить, назвать его? Хранит ли в своей памяти? Белл запела громче, отбивая пальцами такт по белой льняной скатерти.
– С вами что-то случилось? – спросил мужчина.
Его низкий голос окутывал ее, словно теплым одеялом. Впечатление было такое, будто он в самом деле беспокоится за нее. У Белл перехватило дыхание. Она ничего не ответила. Да и что сказать? Ей надо выбраться на свежий воздух. Здесь она просто задохнется!
Белл попробовала отодвинуть стул, но руки плохо повиновались ей, точно она была неуклюжей школьницей, и стул упал. Несколько голов повернулись в ее сторону. Сосед-пират стал подниматься.
– Со мной все в порядке, – с трудом выдавила она, вынимая из сумки несколько монет и бросая их на стол. – Все в полном порядке.
Незаметно подошел метрдотель. Когда он притронулся к ее локтю, Белл обернулась с
