всегда.
Стивен зажмурил глаза, его чувственные губы вытянулись в ниточку.
– Кто составил бумаги? Адам с проклятием отшатнулся:
– Почему ты не хочешь оставить все как есть?
– Мы оба знаем ответ на этот вопрос.
Адам стоял неподвижно, в тишине было слышно, как стучат часы. Наконец он вздохнул:
– Документы составлял ее агент.
– Как его зовут?
– Уилкинс. Или, может быть, Уокер. – Адам мрачно пожал плечами. – Черт его знает, как его зовут!
С трудом сдерживаясь, Стивен сжал кулак здоровой руки:
– А кто помогал тебе при совершении сделки? Натан?
– Твой помощник не назовет мне который час! – фыркнул Адам. – А уж тем более не станет помогать с продажей дома.
– Потому что знает мое неодобрительное отношение к твоим забавам.
– Ну уж который час, он мог бы сказать.
– Не ждешь ли ты, что я одобрю твою дерзость?
– А ты никогда этого не одобрял! – огрызнулся Адам.
Чтобы успокоиться, Стивен провел рукой по волосам.
– Скажи мне, кто представлял твои интересы?
– Ну что ты привязался ко мне, Стивен? Оставь все как есть!
– Кто представлял твои интересы? – скрипнув зубами, повторил Стивен.
– Питер Мейбри, – понурившись, ответил Адам.
– Питер Мейбри? Но он же мошенник!
На лице Адама появилась скептическая улыбка.
– Такие мне и нравятся.
Стивен поджал губы: ему было крайне неприятно, что всякий раз общение с братом, его единственным родственником, кончалось таким неутешительным образом. Но он уже давно усвоил, что досада – плохой помощник.
– Я попрошу, чтобы Натан занялся этим делом. Нет такого контракта, который нельзя было бы расторгнуть. А уж Мейбри прославился своей никчемностью. – Повернувшись, Стивен подошел к своему столу.
– Это все? – дерзким тоном осведомился Адам. – Разрешите идти, сэр?
Обернувшись, Стивен пристально посмотрел на брата.
– Да, – наконец произнес он, не зная, что сказать. Но когда Адам подошел к двери, Стивен примирительно добавил:
– Когда ты отправляешься на прием к Эбботам? Мы могли бы поехать вместе.
– Я не собирался туда ехать, – не оборачиваясь, отозвался Адам.
– Как это? Элден и Луиза – наши друзья детства. Их родители были друзьями наших родителей, дружили и наши деды, и бабушки. Боюсь, что я тебя не понимаю.
– Чего именно ты не понимаешь? – Голос Адама был полон сарказма.
– Да что с тобой? – взорвался Стивен.
На лице Адама отразилось изумление, тут же сменившееся выражением покорности судьбе.
– Чего ты от меня хочешь, Стивен?
– Я хочу, чтобы ты стал достойным нашего имени, только и всего.
– В этом-то и проблема, дорогой брат. Я не тот человек, который может командовать флотилией судов или торговать недвижимостью. Все, на что я способен, – это прожить доставшееся мне наследство, а затем выпрашивать помощь у своего куда более умного старшего брата. Между тем, кого ты хочешь видеть во мне, и тем, кто я есть на самом деле, – большая разница. Когда ты наконец смиришься с этим?
– Никогда, слышишь? Никогда! Я никогда не смирюсь с тем, что ты вырос ленивым, никчемным, расточительным человеком, который не питает уважения к своему происхождению и пренебрегает обязательствами, налагаемыми его положением!
– Тогда ты никогда не обретешь покоя. Пойми: я такой, каким ты меня описываешь, и даже хуже.
В окно струился тусклый зимний свет, но Стивену казалось, что на дворе ночь. Одна из тех ночей, когда в ожидании рассвета он мучился томительной бессонницей, а в его мыслях не было обычной стройности.
– Что с тобой? Ты ведь не был таким равнодушным. Чего же ты все-таки хочешь от жизни?
– То, чего я хочу, не имеет ничего общего с честью или долгом, тут ты просто не в состоянии меня понять. Увы, я не такой идеальный человек, как ты. Все, что я делаю, не в ладах с благопристойностью, не говоря уже о чести.
Совершенно неожиданно для себя Стивен мысленно представил полоску обнаженной белой кожи. Кожа была шелковистая, гладкая, необыкновенно нежная. На какой-то миг в комнате воцарилась гнетущая тишина.
– Неужели ты никогда не мечтал сделать что-нибудь, что не отвечало бы твоим строгим понятиям о пристойности и чести?
Стивен как будто бы ничего не слышал. Смотрел на брата, но не замечал его. Он видел самого себя, сидящего у кровати, на которой покоилась нагая женщина. Стивен тяжело вздохнул.
– Ты такой образец благопристойности, что о тебе можно написать книгу.
В своем воображении Стивен видел, как порывается погладить молочно-белую кожу.
– Ни один человек не мог бы оправдать твоих ожиданий, – говорил брат.
А Стивен тем временем представлял себе полные груди, стройную талию, округлые бедра. И ощущал обжигающее до боли желание.
– И меньше всех я.
Как она хороша, если не считать искалеченной ноги. Стивен зажмурился и отвернулся к столу. Открыв глаза, он увидел красную ленту, найденную им на полу спальни для гостей… Проснулся Стивен одеревеневший и растерянный. Сначала он не мог даже понять, почему сидит на стуле с высокой спинкой в комнате, о существовании которой даже не вспоминал долгие годы? Но увидев смятые простыни, все вспомнил. Голубой Колокольчик! Холли Голубой Колокольчик – с такими голубыми глазами, что в них даже больно заглянуть.
Соскочив со стула, Стивен принялся ее искать. Возможно, она стоит у окна или свернулась клубком в кресле и ждет его пробуждения. Но никто не смотрел на парк из окна, и кресло было пусто. Незнакомка исчезла.
Его душу пронизал жестокий холод. Много лет он жил замкнуто, но никогда еще не чувствовал себя таким одиноким. «Да нет, это просто смешно!» – убеждал он себя. Холодно ему потому, что огонь в камине погас, что же до одиночества, то он ощущает его так остро потому, что слуги еще не проснулись. Стивен должен радоваться, что эта женщина незаметно ускользнула и ему не придется встретиться с ней утром. Да он и радуется. Ведь он не хочет иметь ничего общего с Холли Голубым Колокольчиком. Ему нет до нее дела.
Стивен схватил ленту со стола и скомкал ее, собираясь бросить в камин, когда Адам вдруг с силой ударил кулаком по столу:
– Когда ты наконец смиришься? Когда поймешь, что все старания напрасны: я никогда не стану твоей копией!
Стивен устремил взгляд на брата. Он с трудом вспоминал, о чем они беседовали.
– Я говорил тебе, что принял меры для установления личности человека, стрелявшего в меня из пистолета?
Адам широко открыл глаза и весь как-то подобрался:
– О чем ты? Я думал, ты не собираешься давать делу ход.
– Почему у тебя сложилось такое впечатление?
– Мы до сих пор ничего не сообщали властям. Никаких публикаций в газетах!
– Я не хотел посвящать в наши проблемы весь город. Не хватало еще, чтобы бостонцы обсуждали то, что у нас произошло, за послеполуденным чаем. Я не хочу давать повод для пересудов. Но я нанял человека, который займется розыском. Сведений у него, конечно, мало, – тут он с подозрением посмотрел на брата, – если, конечно, кроме его имени, ты не сообщишь еще что-нибудь. Остальное он сможет выяснить сам. Ты и в самом деле плохо знаешь того человека?
– Я уже говорил тебе, – глухим голосом ответил Адам, – что познакомился с ним в таверне. Все, что я знаю, это его имя – Том. Мы повздорили за картами.
– А я думал, это было на скачках. Мужчины в упор смотрели друг на друга.
– Пусть все остается как есть! – Голос Адама был полон суровой решимости. – Оставь все как есть. Все необходимые меры приняты.
– Кто-то врывается в мой дом, пытается тебя убить, вместо этого ранит меня, а я должен прикидываться, будто ничего не произошло?
– Оставь все как есть, – повторил Адам.
– Черта с два!
– А я говорю тебе: оставь все как есть! – На этот раз выдержка изменила Адаму. – Пусть я ничтожество, но я не остановлюсь ни перед чем, чтобы предотвратить твое вмешательство!
Темная бровь взметнулась ввысь.
– Уж не угроза ли это, брат?
С громким проклятием Адам отвернулся:
– Иногда я даже жалею, что мы – родственники. Ты как будто неживой, Стивен. Лишен каких бы то ни было чувств. Холоден, суров, беспощаден. Ничего не знаешь о реальной жизни, в сущности, не любишь людей. Единственное, что тебя волнует, – это благопристойность.
Слова брата больно ранили Стивена. Случись это в какой-нибудь другой день, он бы, вероятно, сильно рассердился. Сколько раз он пытался втолковать Адаму, что ему нет дела до приличий, главное для него – ответственность. Но сегодня в его голове перемешалось столько противоречивых чувств, что Стивен не стал затевать спор. На него вдруг навалилась страшная усталость. Что бы там ни считал Адам, Стивен не мог уклониться от своих обязанностей и выполнял их по мере сил.
Сквозь густые тучи пробился слабый, неяркий луч солнца. Упав в лужу под окном, он засверкал всеми цветами радуги. И Стивен почему-то вспомнил о радугах, горшках с золотыми монетами и кладах с драгоценностями. Он давным-давно перестал верить, что такие находки случаются. Но ведь было время, когда верил.
– А ты помнишь холм Саттера? – громким, но спокойным голосом спросил он брата.
– Холм Саттера? – удивленно откликнулся Адам.
– Ну да, ты знаешь…
– На земле старого Уилбера?
– Да, на земле старого Уилбера. – Стивен засмеялся: – Это был скупец, каких свет не видывал!
Адам слегка улыбнулся:
– Ты называл его старым пнем. Стивен искренне расхохотался:
– Я? Неужели я мог такое сказать?
– Да, ты, – ответил Адам.
– А ты помнишь, – спокойно продолжил Стивен, – как мы однажды вскарабкались на дерево
