– Мне казалось, я уже сообщил вам о том, что никого не принимаю.
– Да, верно. Но, как я уже писала вам в своей записке, дело очень важное.
Он поглаживал пышный мех кошки, одновременно присматриваясь к своей гостье. Спустя довольно долгое время он указал ей на кресло.
– Мне бы следовало предвидеть, что вы так просто не сдадитесь.
– Почему?
– Я читал о вас заметку в «Бостон геральд».
– Ах вот оно что!
В газетной заметке ее хвалили за острый ум и тщательность в работе. И за красоту. Боже правый, кто бы мог подумать, что она окажется такой падкой на лесть! Снова и снова она позволяла пустым комплиментам кружить ей голову. Да если бы Грейсон Хоторн не сделал ей комплимент в день их первой встречи, она бы ни за что не стала связываться с этим делом. Но нет, стоило кому-нибудь бросить ей хотя бы одно доброе слово, и она накидывалась на него, словно на пирог со сладким кремом.
Поскольку не в ее правилах было задерживаться на плохом, Элис предпочла выбросить из головы другие определения, далеко не столь приятные.
– На меня это произвело впечатление, – добавил Оливер.
– Благодарю вас.
– Разумеется, я убежденный холостяк, не слишком хорошо знаком с нравами светского общества и потому едва ли могу об этом судить.
Если он таким обходным путем пытался поставить ее на место, ему это не удалось. По крайней мере не полностью.
– Я бы хотела задать вам несколько вопросов.
– Например?
– О Люсиль Руж.
Черты его лица оставались совершенно невозмутимыми, и только пальцы на шерсти кошки чуть заметно сжались. Словно сообразив, что невольно выдал себя, Олдрич прогнал животное с колен.
– Это имя мне не знакомо.
Элис ему не поверила.
– А как насчет Лукаса Хоторна? Надеюсь, это имя вам знакомо?
– Ах, Лукас! Ну конечно, я его хорошо знаю. Я ведь когда-то ходил с ним в школу.
– В школу?
– Да. Мы вместе посещали Бостонскую классическую гимназию, когда были еще подростками.
Он усмехнулся. – Хотя Лукас уже тогда был… как бы вам сказать… более зрелым, чем остальные его сверстники. Думаю, как раз в это время у него появилось пристрастие к соловью[9].
– Значит, ему нравилась эта птица? Еще в те годы?
Оливер снова усмехнулся, сложив перед собой руки.
– О да, мы все были тогда без ума от соловья, мисс Кендалл.
Тут она заметила висевшую на стене гравюру с изображением соловья.
– Я тоже не могла не обратить внимания вон на ту гравюру.
Его подвижное лицо словно окаменело.
– Она принадлежала когда-то моему отцу. Ну а теперь, мисс Кендалл, довольно пустых разговоров. Что вам, собственно, от меня нужно?
– Где вы были в ночь на тринадцатое июля?
– Вы что, хотите учинить мне допрос?
– Нет, просто спрашиваю.
– В таком случае я бы вам посоветовал перестать беспокоить порядочных горожан и смириться с тем, что вы защищаете виновного.
Он позвал дворецкого, который тотчас появился, словно все это время ждал за дверью. Элис не представляла себе, каким образом она может задержаться здесь хотя бы еще на мгновение – разве что вынудить этих двоих вышвырнуть ее из кабинета силой. Тогда она с таким же царственным видом, что и у хозяина дома, кивнула:
– Всего хорошего, мистер Олдрич. Я еще дам о себе знать.
– Я хочу знать, почему ты не стал допрашивать никого, кроме Лукаса Хоторна.
Элис стояла на кухне рядом со своим дядей, который готовил для всей семьи ужин, повязав вокруг своего объемистого брюшка фартук.
Гарри соскреб ножом мелко нарезанный чеснок на сковороду с подогретым маслом. Воздух тотчас наполнился ароматом шипящего и потрескивающего чеснока.
Итальянский вечер в доме Кендаллов.
