имелось, но никто из Юркиных приятелей на них и не претендовал, все без капризов.
Теперь пригласить никого стало нельзя.
— Тише, он спит!..
Монотонный, уже ставший привычным рефрен их новой жизни, которую они так ждали…
Аня стремилась за мужем в его тусовки, но поделать ничего не могла. Она оказалась в своеобразном капкане. Малыш приковал ее к себе сильнее всяких цепей и любви к Юрию.
Она стала окрысиваться на мужа все чаще. Устраивала сцены по поводу друзей, ночующих на полу по старой памяти. И наконец, вышибла всех вон, заявив, что в доме, где грудной ребенок, ночевать чужим людям не пристало. И вообще пора бы и честь знать…
— Обана… — пробурчал Юрий. — Дело твое… Только и я уйду вместе с ними…
Когда они вышли, Аня, сунув в руки матери спящего малыша, бросилась за Юрием. И выскочила под снег в тапочках и в халате…
— Юрастый! — крикнула она и замолчала.
— Слушай, Юр, нехорошо…— — пробормотал один из приятелей. — Ты бы вернулся…
Юрка вернулся.
Но Анютина жизнь уже четко разбилась на три части, как три действия в пьесе: школа, жизнь с Юрием и настоящая. И Аня почему-то упорно думала о четвертой…
— Есть женщины, ожидающие любимого, и женщины, которых ждут, — шутил отец. — Других я не встречал. А все мужья, в свою очередь, тоже делятся на две категории — на привыкающих к женам и на отвыкающих от них.
Незаметно для Анюты Юрий перешел во вторую. Вечерами куда-то уезжал без нее, возвращался поздно, мельком интересовался малышом…
Днем работал, а звонить домой не любил.
— Я не телефонный человек, — повторял он. «А как часто ты мне звонил в одиннадцатом классе!..» — печально думала Аня. Как все изменилось…
Она постепенно стала понимать, что осталась почти одна. То есть с ребенком и матерью. И пока еще со штампом в паспорте.
Хотя для нее сейчас, как для многих женщин, сознание, что она замужем, казалось куда важнее, чем само замужество. А искать любви в муже — черпать воду в луже. Так говорит народ. А уж он неплохо знает эту непростую жизнь.
С самого начала Юрий стал ревновать Анюту.
Он ловил себя на этой совершенно дурацкой, страшной, непредсказуемой ревности, мучился ею и от безысходности, но никак не мог с собой справиться. Она оказалась куда сильнее — мучительная ревность к собственному ребенку…
Юрий жалел Аню, старался понять ее и… не понимал. Собственные боль и обида оказались сильнее и могущественнее.
Вначале он пытался помогать жене. Особенно ему нравилось купать малыша. Первый страх удалось, наконец, преодолеть.
— Осторожнее, — непрерывно повторяла Аня. — Осторожнее…
Ему надоели предупреждения. Она одна все умеет и все делает идеально!..
— Что ты трешь ребенка, будто он деревянный Буратино! — наконец, психанул Юрий. — Разве может новорожденный быть таким грязным?
Он глянул на спинку малыша и оцепенел — чуть пониже правой лопатки остался след маленькой детской руки…
— Не может быть… — прошептал Юрий.
Брат еще раз напомнил в себе… И Юрий попробовал прислушаться к голосу родного человека.
Юрка часто и довольно давно пытался выяснить, разобраться, определить, где он, а где — брат Услышать его слова. Попросить у него помощи и совета. Но мнения брата слишком часто расходились с Юркиными, и он справедливо решил, что раздвоение — штука опасная и верный путь к шизофрении. Да и так ли уж нужны ему двойники? У него своя голова на плечах. И довольно толковая.
В тот самый первый раз с Аней, у нее в квартире, когда она сама его к себе заманила, он был поражен ее фигурой.
— Обана… С тебя бы скульптурки лепить для Пушкинского музея… — восхищенно пробормотал он.
— Да?.. — Аня глянула в зеркало с большим удовольствием. — Увы, личный Роден мне до сих пор не встретился… И Микеланджело на мою долю тоже пока не нашлось… И теперь уже вряд ли найдется, раз мне повстречался ты…
— У тебя не грудь, а сосочки… — разнеженно пробормотал он. — Худыха… И все равно секс-бомба… В чем тут фишка, не понимаю… Очень могучий зов…
— А что это за странный след у тебя на спине? Похожий на детскую руку… — прошептала она в ответ.
— Брат о себе память оставил. Близнец… Нас было двое. Но он умер еще в роддоме. А я выжил… Да еще вырос таким огромным. Редкий случай в природе. Повезло…
— Ну да? — заинтересовалась Аня. — Смотри-ка. . Двойник… Это символично. Значит, ты живешь за двоих? Один день — ты, а другой — брат. И как же вы с ним делитесь? И когда я буду с тобой, а когда— с ним?
Юрий задумчиво молчал. Эта мысль не приходила ему в голову.
— Это философские вопросы — о двойной жизни. Мне их сразу запросто не решить. Как-нибудь попозже…
Но и позже на них не хватало времени.
Постоянно ходить на цыпочках Юрий не мог. И вообще его тяготила вечная тишина в квартире, пеленки повсюду, бесконечное кипячение молока… Он понял, что так жить не в состоянии. Только вырываясь из дома, как из тюрьмы, Юрий начинал жить по-настоящему, чувствовать себя счастливым и раскованным, свободным и бесконтрольным. Он становился человеком… И все чаще забывал о тех, кого оставил за дверью квартиры.
Напрасно брат твердил ему, что неправильно это, мол, Юрка должен пересмотреть свою жизнь… Юрка махнул на него рукой. Хватит! К чему эти завихрения? Да, двойняшки — это как бы один человек, разделившийся на двоих… Но если выпало жить лишь одному… Он и будет жить, как умеет.
Раньше Юрка слушался брата больше. Тот диктовал Юрке спокойное поведение, учил выдержке, просил больше любить мать… Он учил прощению и миролюбию, доброте и нежности… Но сейчас с Юрием что-то случилось. И он плюнул на все эти глупости и свои собственные закидоны юности. И брат понемногу умолк…
Но маленькая ручка на спине Юриного сына… , Что это значит?!
Ему стало не по себе. А впрочем, мало ли в жизни совпадений?.. Довольно идиотских и пустых…
Хотя Алла Николаевна, услышав об отпечатке руки, сразу насторожилась.
— А ты не ошибся?
— Нет, — буркнул Юрий.
— Интересно… Это какой-то знак сверху… Меченый малыш… Потому и выжил.
Юрий взглянул на мать, хотел покрутить пальцем у виска, но вовремя одумался. Мать все-таки…
А Анюта вдруг обнаружила, что люди, на средства которых она живет, — ее родители. Юрка тратит деньги на гулянки. Человечек, с которым ей интересно играть и находиться, — ее сын. А мужа ей трудно даже назвать мужем. Да и был ли он им вообще, или только назывался?
Но после рождения Дениса они прожили еще три года. За это время Ане окончательно надоели Юркины пьянки, тусовки, дружки…
Когда она вспоминала прошлое, становилось страшно от собственного легкомыслия, эгоизма, глупости. Она совершенно не знала человека, за которого поспешила выскочить замуж… И абсолютно не представляла, что сулит семейная жизнь… И самой ; этой жизни тоже не представляла…
Чтобы дать дочке свободу, Евгения Александровна предложила взять все заботы о Денисе на себя и найти няню. Она старалась помочь Ане спасти семью, сохранить мужа и его любовь. Делала все, что могла. Но к сожалению, от нее уже мало что зависело. Да и Анюта не хотела отдавать ребенка матери даже ради
