Василий почти равнодушно выпустил ее из рук. Такое безразличие обидело Алю куда больше, чем резвость атаки. Он буркнул:
— «Какая-нибудь там», Алевтина, порой бывает лучше тебя раз в сто! Так что шибко не зарывайся и себя за идеал не держи. Девка как девка! Это внешне. А как начнешь выяснять подробности… Многое тебе еще недоступно! Неведомо пока! Видать, еще не выросла. Большой ребенок. Вырастешь — свистни! А для своих походов в кино ищи другого провожатого. Ты мне неинтересна. Хотя и видная. Смотришь и не видишь, слушаешь и не слышишь, живешь и не знаешь, что живешь. Мне с такими скучно. Пока!
Он ушел, насвистывая, а Аля долго стояла, тупо глядя ему вслед и пытаясь понять, что это вдруг, нежданно-негаданно, вошло в ее жизнь, и почему она, привычная и хорошо знакомая, внезапно перестала устраивать Алевтину своим медленным четким ритмом…
Но через несколько дней нахальный водитель снова возник в общежитии. Аля спряталась и показываться ему не хотела.
— Тебе Альку разыскать или без нее обойдешься? — хихикнула малярша Тося.
— Обойдусь! — буркнул Василий, но тотчас передумал; — А вообще разыщи! Да поживее — у меня времени мало!
— Эй, Алевтина! — заорала бойкая Тося на все общежитие, выскочив в коридор. — Где ты там хоронишься? Давай вылезай! Вон, видишь, мужика на тебе совсем замкнуло! Хотя ты и пальца его не стоишь!
Пришлось нехотя выползать из своего укрытия.
— Слушай, Алевтина! — Василий будто сверлил ее наглыми глазами ожесточенно и неприятно испытующе. — Если я тебя обидел, извини! Но и ты должна привыкать к городской жизни. Здесь никто к тебе сватов засылать не будет. И ждать никто не захочет, пока ты до бабы еще лет десять созревать станешь, как колос в чистом поле. В твоем темпе люди не живут — это ты усвой раз и навсегда! И с парнями здесь гуляют по-другому, не как у вас в деревне! Хотя и в деревнях нынче тоже все иначе, просто ты девка тормозная по жизни, я это сразу заметил. Еще раз — но в последний! — предлагаю: или ты со мной остаешься — у меня сейчас никого нет, — или разбежимся навсегда! А болтаться с тобой по набережной и глазеть на город — это развлечения для малолеток! И не то чтобы дать, и не то чтобы взять… Усекла? Может, я кажусь тебе грубым, не знаю… У тебя, видать, свои какие-то дурацкие принципы, только все это фигня! Детские игрушки!
И Аля поняла: действительно настало время решений. Ей не хочется отпускать от себя светловолосого шофера, несмотря на его резкости и грубости. Он во многом прав. Даже почти во всем…
— Но у меня никого еще не было…— багрово покраснела она.
Почему люди чаще всего краснеют, сообщая о себе что-нибудь хорошее, и редко — говоря о сделанных подлостях? Странная, вывернутая наизнанку логика… Должно происходить все наоборот.
— Знаю. Удивить, что ли, новостью хотела? — заржал Василий. — Или думаешь, не справлюсь?
— И правильно! Хватит ломаться! Парень стоящий. А тебе давно пора с кем-нибудь загулять. Чего вечерами одной в комнате преть? — рассудительно прокомментировала случившееся Тося. — Надоест — мне отдашь! Не откажусь! — и весело захохотала.
У них мало что получалось в постели. Аля нервничала и пугливо посматривала на дверь, словно в комнату каждую минуту мог вломиться наряд милиции. Василий начал раздражаться и укорять Алевтину в холодности. Его серые глаза отливали сабельным блеском.
— Тормозная! — все чаще с досадой повторял он. — Рыбья кровь! Тебя не растормошишь. И не то чтобы дать, и не то чтобы взять… Обстоятельства ни при чем! Ты пойми, дурында, если сильно захочешь, все шмотки с себя на дороге скинешь! И вокруг не оглянешься. Усекла? А ты все: «Соседка, соседка»! Да она нас в упор не видит! Равно как ты меня.
Потом Аля «подзалетела».
— Что мы будем теперь делать? — потерянно спросила она Василия.
— Не мы, а ты, — навел шофер ясность в вопросе. — Известно что! Не ты первая, не ты последняя! Иначе я бы давно уже был отцом-героем. Жаль, что за это мужикам орденов не дают!
Наконец игры с любовью Але стали надоедать. Бестолковые и безрезультатные, если не считать двух абортов.
Работать она устроилась с помощью фирмы удачно: убирала квартиры богатеньких новых русских. Платили неплохо, хотя некоторые жены бизнесменов оказывались чересчур капризными и без конца предъявляли претензии: «А почему осталась пыль на тумбочке?», «Окно вымыто наспех, нужно протереть его снова», «Куда подевалось синее полотенце?».
Стиснув зубы, чтобы не нахамить в ответ, Аля второй раз мыла окно, вытирала пыль и отыскивала полотенце.
И все-таки судьба благоволила к ней. И однажды она попала в семью дочери одного из немолодых предпринимателей. Марине — так звали дочку— отчего-то понравилась спокойная, тихая Алевтина. И Марина предложила Але стать у нее постоянной домработницей. Деньги сулила хорошие.
Алевтина обрадовалась. И прожила с Мариной и ее мужем — детей у них не было — душа в душу больше года.
А потом… Как-то осенью Марина намылилась ехать за грибами — блажь ей такая пришла в голову. И взяла с собой любимую Алевтину, с которой стала теперь почти неразлучна и без которой жизни своей теперь не представляла.
Стояла редкая осень: теплая, с обессиливающими сине-желтыми полднями и тревожными шепчущими ночами, пересыпанными тихими долгими дождями и белыми ласковыми туманами. Муж Марины Алексей ехать отказался. Он ценил каждый час, оставшийся до защиты диссертации, и с утра в воскресенье хотел сесть за работу в пустой молчаливой квартире. На вокзал Марина и Аля торопились, подгоняли таксиста, и в результате приехали слишком рано: электричка еще не подошла.
Марина с удовольствием опустилась на влажную, темную от сырости скамейку и закурила. Она думала о том, что грибов в этом году полно, и привезет она домой с верхом две корзины, сварит суп и накормит Алешеньку жареными. А оставшиеся можно и насушить. Мысли были легкие, светлые, радостные. Солнце еще не вставало. Слабые его отблески мерцали где-то далеко, за железнодорожными путями. Аля купила билеты, подошла и села рядом.
— Смотри, Марина, цыгане! — заметила Аля. — Давай погадаем!
Она не думала, что Марина согласится, так просто болтнула, как иногда говорят, увидев цыганку. Но хозяйка и подруга повела себя очень странно. Задумалась, напряглась, резко скомкала дорогостоящую сигарету и, вдруг встав, пошла к цыганам. Казалось, сейчас в гадании весь смысл ее жизни.
Аля с удивлением потопала за Мариной. Та прямо и смело подошла к одной из цыганок, немолодой и строгой на вид, протянула ей развернутую ладошку и попросила:
— Погадай!
Цыганка повернулась и уставилась на Марину.
— Я заплачу! — пообещала Марина. — Сколько скажете!
Цыганка взяла Марину за руку и молча повела куда-то в сторону, к заборам. Алевтина поплелась следом, ругая себя за дурацкое предложение.
— Мариша, электричка… — тихо напомнила она.
— Не мешай, успеем! — отмахнулась хозяйка. Она вся погрузилась в предстоящее таинство и прямо светилась изнутри, вроде фонарика. Ее грело сейчас великое чувство веры. У забора цыганка остановилась и пристально всмотрелась в Маринину ладонь.
— Красавица ты, а судьба у тебя трудная, — начала она, и Марина тут же по-бабьи, по-деревенски пригорюнилась. — Отвернулся он от тебя, вижу, отвернулся…
— Что?! — похолодев, прошептала Марина. Как это— отвернулся?! Другую, что ли, нашел? И кого только обольстить сумел со своей физиономией: скулы вроде металлоконструкций, под глазами мешки, бороденка чахлая! Да правду ли ты говоришь?
— Правду, красавица! — уверенно сказала цыганка. — Не сомневайся!
Ах, вот оно что! — заполошно закричала Марина, до онемения перепугав Алевтину. — Вот, значит, какая там у Алешеньки диссертация! Ну, ничего, управу найдем, не на таких находили! Я быстренько в его фирму смотаюсь, меня там все знают! И секретарша шефа Люська моя знакомая! На прием к Николаю
