— Водка, спирт, жженка? Самогон, брага? — Артем глядел в эти глаза напротив, в коих наблюдалось полное непонимание проблемы, и ему становилось все тоскливее и тоскливее. Он продолжал лишь по инерции, не в силах сразу взять и затормозить на этом скользком шоссе: — Джин энд тоник. Текила, джаз. Виски, коньяк, арманьяк, пиво-воды. Сакэ, наконец…
Разумеется, получив законный повод поехидничать, артемовский внутренний голос своего не упустил: «С последнего и следовало начинать, голова! Ты же вроде пришел к выводу, что находишься в Японии. Где Япония, там сакэ — простейшая цепочка для первоклассников. Да-а, цирк, он и есть цирк». Честно говоря, Артему чуть ли не впервые нечего было возразить внутреннему голосу.
— Сакэ, — закивал Такамори. — У нас нет сакэ. Сакэ ты можешь найти у людей внизу.
— У людей внизу, — механически повторил Артем. — Понятно. Это далеко.
Ну, и пришлось в результате завтракать, можно сказать, всухую.
Еду Артем доставлял ко рту выданными ему палочками — оструганными, квадратного сечения, которые по-японски именовались «конго». Вот ей-ей, будь он похуже воспитан, брал бы пищу руками. А то много этим «пинцетом» не захватишь, куски так и норовят выскользнуть из захвата и, понятное дело, иногда выскальзывают. Поэтому приходилось быть начеку и держать под палочками сложенную ковшом ладонь или подносить ко рту вместе с палочками еще и плошку.
Увидев, что гайдзин совершенно не умеет обращаться с конго, Такамори показал, как это правильно делается: первую палочку кладешь одним концом в ямку между указательным и большим пальцами, опираешь средней частью на безымянный палец, другую палочку держишь большим, указательным и средним пальцами. Вот и вся наука, садись и кушай. Только от знания до ловкости рук путь долог, тут тренироваться нужно.
Конечно, Артем сегодня не впервые взял едальные палочки в руки. Или он что, по-вашему, никогда не заходил в китайские рестораны? Но, как и большинство посетителей этих заведений, пять минут побаловавшись с экзотической для русского человека фигней, он возвращался к более разумным столовым приборам — ложкам да вилкам. Благо, в ресторанчиках можно было выбирать. Здесь же выбора не было…
(Видимо, не что иное, как сочетание слов «еда» и «выбор», навеяло воспоминание о том, как он впервые оказался в интернате. В столовке его стали высмеивать за то, как он ест. По мнению интернатовских, ел он чересчур культурно — «это тебе не ресторан», «ест, как девчонка», «выпендривается». Тогда для Артема нарисовался такой выбор: или, произнеся что-нибудь вроде «да я просто шучу, ребята», водрузить локти на стол, загреметь ложкой о тарелку, зачавкать в унисон, то бишь попытаться вовремя осесть и не торчать выше всех на грядке, или пойти на конфликт типа «а я вот такой и буду делать, как считаю нужным, и плевал я на ваши подколки, а кто будет подкалывать, получит в морду».
Артем выбрал конфликт. Не иначе, сказалось запойное чтение книг о мушкетерах и всяких рыцарях Айвенго. Началось, как водится, с обмена словами. Слово за слово, компотом в лицо, и грянула большая потасовка, где на одного навалились кучей.
Тогда Артем впервые последовал совету дрессировщика дяди Миши. А тот советовал следующее: «У зверей зачастую побеждают не самые сильные и не самые рогатые. Это я тебе как спец говорю. У каждого зверя тоже есть свой характер, и чей характер пересилит, тот и заставит других завилять хвостом, прижать уши и поползти назад на согнутых лапах. А характер силен решимостью идти до конца. Зверь понимает, когда наталкивается на противника, готового биться, пока не издохнет, биться даже тогда, когда кишки выпущены наружу, из последних сил пытаться вонзить зубы в врага. А человеки такую решимость и подавно чуют. Так вот, парень, большинство что зверей, что человеков одна такая решимость пугает, останавливает и заставляет пятиться. Потому как мало кто из тех, что затевают и ввязываются в драку, готовы не красоваться, а биться по-настоящему и идти до упора».
Артем в тот день бился, как зверь из дяди Мишиного поучения, и готов был биться до конца — пока не потеряет сознание. Но до крайности не дошло. Спасовали интернатовские, отступили. Конечно, досталось ему тогда хорошо, но зато после этого никто и никогда Артема высмеивать не пытался. Наоборот — зауважали. Сколько ж лет ему было тогда, десять или одиннадцать?)
Может быть, Артем еще глубже забурился бы в воспоминания, но этому помешал старик.
— Мы уходим, — сказал Такамори. — Скажи мне, Ямамото, ты идешь с нами?
— Да, я иду с вами, Такамори, — сказал Артем.
— Это хорошо. Второй мужчина — это большая подмога. Раненый Якиро ночью умер, я остался один. — Такамори встал. — Нам уже пора уходить, Ямамото.
— Уходить так уходить, пора так пора, — не стал возражать Артем, который уже давно ел через силу. — Далеко пойдем?
— В Долину Дымов. Нам предстоит идти день и еще полдня.
— А про долину этот ваш даймё не знает? — Артем с облегчением отложил конго — с непривычки у него от этих палочек аж заболела кисть.
— Я расскажу тебе об этом после, Ямамото, — пообещал старик. — И о даймё, и о том, что он знает, и о том, почему он преследует нас. Сейчас некогда, пора уходить…
Вскоре после того, как были произнесены эти слова, они выступили. Взвалили на плечи поклажу и тронулись в путь. Шли, растянувшись цепочкой, а чтобы говорить, надо идти рядом, поэтому молчали. К тому же когда тащишь груз по пересеченной местности, да иногда еще и в гору, быстро становится не до задушевных бесед.
Первым шел Такамори. Видимо, он был главным знатоком дороги в Долину Дымов. Шагал он, во всяком случае, уверенно, будто старый турист проверенным маршрутом, хотя даже мало-мальского намека на тропинку не наблюдалось, перли исключительно по пересеченке.
Вереница навьюченных тюками людей петляла по лесу, огибала овраги, осыпая вниз мелкие камни, по камням и вброд переходила через реки и ручьи, карабкалась в гору, проходила ущельями, перешагивала поваленные ветрами стволы, иногда продираясь через целые завалы. «Со стороны мы — типичный наркокараван, — подумал Артем. — Кучка желтолицых гуков и прибившийся к ним белый авантюрист делают свой маленький, грязный бизнес. Эхе-хе… Идет вперед мой караван, везет гашиш для разных стран».
Проходил час за часом. Артем начинал потихоньку выматываться, а чертовы японцы вышагивали как заведенные. Как взяли ритм, так и выдерживали его как ни в чем не бывало. Топали размеренно и неутомимо, ни дать ни взять маленькие киборги или зайцы с барабанами из рекламы про чудо-батарейки, заряд в которых никак не может закончиться. Никто из них — ни старик, ни женщины, ни дети — не шатался, не падал, не кричал «брось меня, брось», не плакал «я больше не могу», не нудил «давайте, граждане, передохнем хотя бы минутку, ну пожалуйста, а?». Вот ведь выносливая нация, гвозди бы делать из этих людей!
За время перехода новые знакомые сумели несколько раз по-настоящему поразить воздушного гимнаста. Когда путь преградила довольно широкая расщелина, предводительствуемые Такамори японцы не стали искать обходных путей. Караван остановился, из тюка была извлечена длинная веревка с привязанной к ней железной четырехконечной «кошкой». «Кагинава», — оказывается, Артем знал, как называется это приспособление.
Кошку… пардон, кагинаву раскрутила над головой Омицу и забросила на ту сторону расщелины. Первый бросок не удался, пришлось выбирать веревку и бросать снова. На четвертом броске крючья зацепились за скальные неровности, схватились крепко — в этом убедились, с силой дергая веревку, — теперь можно было и переправляться. Первым на ту сторону расщелины, действуя с завидной ловкостью, перебрался самый легкий из японских детей. Пока по именам никого из детей Артем не знал, как не знал он, кто из них мальчик, кто девочка, — на вид совершенно одинаковые, подстрижены или, вернее будет сказать, обкорнаны явно одним парикмахером и одними ножницами (а скорее, просто кинжалом или ножом), ярко выраженные половые признаки по причине крайней младости лет отсутствуют, поди тут разберись. Только спрашивать. А спрашивать пока было некогда — привалов не делали, а в дороге, как было уже сказано, не до разговоров.
Лесная жизнь приучила этих людей к экономии. Например, приучила не разбрасываться веревками. Поэтому, прежде чем отважный ребенок отправился через расщелину, в скалу вбили железный штырь с петлей на конце, пропустили веревку сквозь петлю и второй, свободный, конец веревки ребенок потащил за
