Ветер набросился на зоргов, заставив их закрыть прозрачные внутренние веки, и сжать ноздри. По небу бежали свинцово-серые тучи, стоял полумрак. И Тьяса внезапно подумал, что так теперь – до смерти. Всю его оставшуюся жизнь он будет дрожать от холода, смотреть сквозь вторые веки, и никогда более не увидит солнца… Он никогда больше не увидит этот дом. И никогда, никогда более не почувствует восторг при виде бога!
– Давайте, давайте! По машинам! – Господа нервничали. Видимо, Крылатые были уже близко. Пока Тьяса и десятки его соплеменников залезали в божественные летающие дома Господ, зорг с тоской смотрел на свой дом. Он прощался. Отныне его ждут мрачные, холодные пещеры, дымящие костры, плохая пища и холод. Вечный холод. Тепло ушло вместе с солнцем, и он знал, что будет мечтать об одном-единственном луче прекрасного пурпурного света… и знал, что не дождётся.
– Все поместились? Ну-ка… Да, вроде все. Идальго, они все здесь.
– Молодец, Хуан. Рекордное время. Выгрузи их вот здесь… потом лети сюда, и захвати немного кувстры.
– Зачем?
– Если спросят, куда летал, скажешь правду…
Господа засмеялись, и пропали из поля зрения Тьясы. Он вздохнул. Весной, тысячи дней назад, он видел Крылатых, и навсегда запомнил то восхищение, которое они вызвали у него. Господин не успел спрятать зоргов, и приказал им сидеть неподвижно. О, он мог бы не приказывать. Тьяса потерял способность двигаться, узрев бога…
– Полетели!
И вновь, как однажды давным-давно, Тьяса задрожал от восторга, почувствовав, как возносится вверх. Он тихо зашипел, и остальные зорги последовали его примеру. Они никак не могли понять, почему их так тянет в небо – ведь крыльев у них не было…
Летели долго, и свист ветра начал медленно одолевать Тьясу, клоня ко сну. Многие первые подруги уже спали, и даже некоторые вторые. Ньяка прижалась к своему центрию, и явно собиралась присоединится к давно уснувшей Икьян, когда внезапно тишину грузового отсека нарушил голос Господина.
– Ящерицы, просыпайтесь. Прилетели.
Тьяса вздрогнул, вскочив на ноги. Он достигал почти метра в высоту, то есть был на редкость крупным зоргом. Зеленовато-серо-оранжево-чёрный окрас чешуи делал Тьясу заметным на фоне серо-зелёных и серо-синих соплеменников. Мускулистые задние ноги немного дрожали от волнения, когда Тьяса спрыгнул на красную траву, балансируя полуметровым хвостом с шипом на конце, и прижав небольшие по сравнению с ногами руки к узкой груди. Холодный ветер заставил его задрожать, и чешуя сменила цвет на пурпурно- серый, точно соответствующий степи. Простой рефлекс маскировки, ибо Тьяса был насекомоядным. Его кровь немного понизила температуру, адаптируясь к среде – зорги были средним звеном между холодно– и теплокровными. Их тела не сохраняли постоянную температуру, но имели нижний предел, ниже которого она не падала. Когда было холодно, Тьяса становился вялым и слабым – все силы его хрупкого организма уходили на обогрев. Но в тёплое время Цикла он мог не есть много дней, ибо тратил мало энергии, не заботясь о температуре тела.
Как всегда в это время, чешуя Тьясы была мягкой и непрочной – ведь трёхсотдневный Период, когда зорги не способны к размножению, недавно уступил место тридцатидневному, в течение которого центрии становились уязвимыми и слабыми, зато могли осеменять вторых подруг с помощью добавлявших свои хромосомы первых. Во время Периода подруги размножались сами, рождая вторых подруг, но только с помощью Тьясы мог бы родится центрий, содержавший сразу две половые клетки, или первая подруга, содержавшая специфическую хромосому, необходимую для рождения центрия. Когда совмещались хромосомы Тьясы и первой подруги, то в теле второй рождался центрий. Когда хромосома Тьясы не соединялась, тогда вторая подруга рождала первую, имевшую только одну хромосому – ту самую, которая не передавалась второй во время Периода Тьясы, и поэтому без него подруги могли родить только не содержавшую половых клеток вторую. Если хромосома центрия не соединялась, то Тьяса служил простым переносчиком генетического материала из тела первой подруги в тело второй, но без специфического компонента, который он добавлял, хромосомы Икьян не могли бы осеменить Ньяку, и она не родила бы первую подругу. Без Тьясы Ньяка и Икьян могли рожать только вторых…
Но сейчас пришёл Ветер, и можно ли было думать о детях?! Тьяса печально покачал своей большой и удлинённой головой с огромными глазами ночного жителя, которые были сейчас прикрыты вторым веком. Его тонкие и непрочные зубы не смогли бы прокусить даже кожу, но отлично справлялись с насекомыми и пауками, которых Тьяса просто обожал. Длинный оранжевый язык мог мгновенно ловить добычу даже на лету, и Тьяса невольно гордился собой. Он огляделся. Из божественного летающего дома выпрыгивали зорги. На шесть вторых подруг приходились три первых, и только один центрий. Тьяса с тоской посмотрел на ожерелье из хвостовых шипов, висевшее на шее Господина. «Они не знают, что центриев мало, и охотятся в основном на них» – подумал он печально. Зорги сбились кучкой, сжимая свои Знаки, и со страхом следя за Господином. Тот вытащил мешок с их вещами, бросил на землю, и сказал:
– Ну вот, начинается осень. Вы пойдёте туда, и станете жить в пещере. Когда Крылатые улетят, я или кто-то другой подъедет, и заберёт урожай. И помните – раз в полсотни дней мы будем приезжать за камнями. Тот, кто утаит, или не найдёт – лишится Знака, и добавит свой шип сюда. – Господин указал на ожерелье, и положил руку на Свет Бога.
Зорги в страхе повалились на колени. Господин посмотрел на них, сплюнул, и с большой жалостью убрал руку со Света, отвернувшись к божественному летающему дому. Перед тем, как улететь, он ещё раз посмотрел на зоргов, и добавил:
– А кто найдёт самый большой и хороший камень – того мы, может быть, возьмём в Жилище, и он будет всю Зиму жить в тёплом хлеву. Помните это тоже.
– Пойдём, Тьяса. – Икьян потянула его за гребень, и зорг отвернулся. Его страшно тянуло в небо, и Тьяса с тоской проводил взглядом чёрную точку, скрывшуюся в тучах. Наступила тишина, и только вой Вечного Ветра нарушал мёртвое однообразие степи. Тьяса вздохнул.
– Пойдём, хорошая.
И они медленно побрели к далёким горам, вслед за десятками остальных, которые, дрожа от холода, крепко сжимали Знаки, часто оглядывая степь – нет ли где Господина?…
ГЛАВА 3
– Холодно… – Тьяса сидел около костра, и жевал небольшого окоченевшего цыву. «Скоро их тоже не
