— Этот тип — не человек! — заметил он потрясенно. Распахнув пальто, он открыл нечто вроде трико такого же мышастого цвета, что и шерстяное пальто. Руки, которые мы теперь могли хорошо разглядеть, оказались ненормально короткими и походили на обрубки, кисти напоминали кости, обтянутые розоватой кожей. Пальцы заканчивались когтями.
— Вы назвали их «крысолюди», — напомнил я.
Он шмыгнул носом и кивнул.
— Я нюхал достаточно корабельных крыс, чтобы узнать их вонь, — проворчал он. — Послушайте, — добавил он поспешно, — об этом надо сообщить властям.
— Конечно, — согласился я. — Я как раз направлялся в имперскую разведку.
— Почему к ним? — осведомился он. — Почему не в полицию?
— До них всего квартал, — парировал я, — а полисмены об этом будут знать не больше нас с вами По- моему, это сообщение для наблюдателей Сети.
— Вы имеете в виду эту призрачную команду, которая использует «альтернативные реальности» или что-то в этом роде?
— Конечно, — подтвердил я очевидное, — и в этом случае очень отдаленную реальность, в которой приматы проиграли грызунам где-то в меловом периоде.
— Я простой инженер-ядерщик, — пожаловался мой новый знакомец. — Я ничего не знаю об этих сетевых делах, а то, что знаю, не внушает мне доверия! «Альтернативные реальности» — ха! Одной вполне хватает! Это бессмысленно с инженерной точки зрения!
— Тогда над этой точкой зрения не мешало бы поработать.
— Так ведь не получается, — объявил он, напоминая парня, собравшегося поспорить в баре за кружкой пива. — Если существуют альтернативные реальности, тогда мы окружены ими, и если бы каждая отличалась от рядом расположенной только какой-то деталью, вроде того, что в одной корабль потонул, а в другой добрался до Исландии… — (Я понял, что он читал о Сети больше, чем старается показать) — у них была бы такая же техника, которую, по нашим утверждениям, имеем МЫ, и наши аналоги кишели бы повсюду, натыкаясь друг на друга и даже на самих себя!
Я покачал головой.
— Нет, потому что технология Сети связана с нарушением основных энергий, которые создают то, что мы рассматриваем как реальность…
— Рассматриваем, как же! — перебил меня он. — Реальность — это РЕАЛЬНОСТЬ, а не какой-то спорный вопрос!
— А вчера — это реальность? — спросил я его. — Он хотел было дать быстрый ответ, но промолчал, а я добавил: — А завтра?
Он нахмурился.
— Ja visst! — неуверенно проговорил он. — Просто вчера уже прошло, а завтра еще не случилось.
— А как насчет сейчас? — кинул я ему.
— Никаких сомнений! — решительно заявил он, все еще хмурясь, и перевел взгляд на мертвую тварь у наших ног. — Я так ДУМАЮ, — поправился он.
— Настоящий момент, — объяснил я ему, — это просто пересечение прошлого и будущего, у него нет временного измерения. ВСЕ находится или в прошлом, или в будущем, как кусок бумаги, разрезанный пополам: каждая молекула находится или в одной половинке, или в другой.
— Какое это имеет отношение?.. — начал он.
Я жестом прервал его.
— В нашем континууме Максони и Кочини повезло. Изумительно повезло. Они не уничтожили нашу Линию одним взрывом. Во всех соседних Линиях они это сделали — или вообще потерпели полную неудачу, вот почему мы не натыкаемся на альтернативных себя, спешащих по тем же делам. Хотя один раз я встретил своего двойника в месте, которое мы называем Второй Остров Распада.
Распад — это район, где эксперименты вышли из-под контроля, — объяснил я ему. — Они растворили временную ткань, разрушив причинность, разорвав упорядоченное течение энтропии и так далее. В Линиях, затронутых этим, произошли всевозможные катастрофы. Но в Распаде есть пара уцелевших островков. Более или менее нормальные Линии, очень близкие и подобные нашей, Линии Ноль-Ноль.
Он кивнул, но, похоже, не был убежден.
— Откуда вы все это знаете? — додумался он до вопроса.
— Я — полковник Байярд из имперской разведки. Я был в некоторых из этих А-Линий. Не раз пересекал Распад. Уверяю вас, это правда. ЭТОТ Стокгольм… — я бросил взгляд через площадь на массивный, реальный «очевидно-единственный-в-своем-роде» город, — Стокгольм Ноль-Ноль — это только один из буквально бесчисленного множества параллельных вселенных, и каждая отличается от соседних Линии, возможно, не более чем относительным положением двух песчинок на пляже — или, может быть, двумя молекулами в одной песчинке. Не беспокойтесь, ваши двойники в ближайших Линиях убеждены не меньше вашего, что то, о чем рассказывают им мои двойники, — это чушь.
— Вы хотите сказать… — заикаясь, выдавил он, позабыв про мертвую тварь у своих ног, — что я… что есть?.. — Он не мог заставить себя выговорить это. Вполне понятно: он был просто обычным человеком, который смутно слышал что-то об операции «Сеть», но серьезно этим не занимался — так же как средний обыватель не суется в подробности космических технологий.
— Вот именно, — сказал я ему. — Когда возникает выбор между двумя возможностями, случаются обе. Линии раздваиваются, и каждая вероятностная линия продолжается независимо. Когда вы последний раз решали, куда пойти на перекрестке, вы отправились в обе стороны — и к разным судьбам. И все остальное тоже. Развивающееся количество различий зависит от времени, прошедшего с даты Общей истории. Я некоторое время провел в одной из Линий, где Наполеон победил при Ватерлоо. Дата Общей истории — 1815 год.
— Но… как?.. — Ему никак не удавалось закончить фразу, однако я его понял. Я сам испытывал то же самое, правда, уже очень давно, когда бедный капитан Уинтер поймал меня за пуговицу на улице всего в нескольких кварталах отсюда и поведал мне эту сумасшедшую историю.
С той поры я научился принимать ее, даже стал частью организации, которая вела наблюдение над бесконечным континуумом миров, ставших доступными благодаря двигателю М-К, позволяющему нам произвольно двигаться ПОПЕРЕК Линий. Двигатель стал основой самой империи — правительство располагалось здесь, в координатах Сети Ноль-Ноль, поддерживая законность и порядок во всех Линиях.
Я вернулся к своим объяснениям.
— Конечно, было много Линий с путешествиями по Сети, там, где Максони и Кочини разработали свое странное устройство, не вызвав катастрофу, создавшую Распад.
— Я слышал о Распаде, — прервал мои объяснения мой новый знакомец. — Какая-то пустыня, да, где все пошло прахом?
— Это еще мягко сказано. Энергия, используемая в двигателе, это та же энергия, что осуществляет вечный цикл создания-разрушения реальности. Если ее не направить очень точно, получается хаос: обгоревшие миры, где погибла вся жизнь, когда взорвались солнца, адские миры радиации и землетрясений, и еще хуже — линии, где жизнь пошла наперекосяк и где огромные массы протоплазмы, иногда человеческого происхождения, растут как гигантские опухоли, расползаясь по суше, или где отвратительно мутировавшие растения и животные заняты непрекращающимися попытками пожрать друг друга… И так вплоть до приятнейших мест, которые вы приняли бы за родные, если не считать того, что Объединенные Колонии в 1898 году были поглощены Испанией. Или, может, где кайзер вступил в союз со своими кузенами царем Александром и королем Эдуардом Седьмым, уничтожил Французскую Республику и реставрировал династию Бурбонов в 1914 году. Или даже до линии, где вы опоздали на трамвай и никогда не встретились с вашей женой и стали знаменитой на весь мир кинозвездой, или…
— Я понял, — прервал он меня. — То есть я хочу сказать, я вообще-то НЕ ПОНИМАЮ, но… — Взгляд его вернулся к свернувшемуся клубком животному в пальто. — Как может существовать вот такое?
— Давным-давно, — предположил я, — в меловой период, в начале эры млекопитающих, наш маленький, похожий на ведьму предок, видимо, проиграл битву за обиталище на дереве меньшему по размеру крысоподобному существу, и сто миллионов лет спустя в результате, — я ткнул труп носком
