— Милостивый государь, — сказал Оливье, — я хочу поговорить с вами об одном проекте, который несколько необычен для вашего завода. Вы строитель морских кораблей и, прибавлю, первый строитель во всей Великобритании…
Господин Стальброд скромно поклонился.
— Я знаком с различными моделями ваших привилегированных подводных миноносцев; три дня назад, в Ричмонде, я пробовал вашу чудесную электрическую лодку. И если бы мне нужно было построить подводное судно, я бы обратился только к вам… Но в данном случае дело идет вовсе не о корабле, а о машине совершенно новой, предназначенной совсем не для плавания под водой, но для того, чтобы летать по воздуху…
На этом месте Дерош должен был удержать улыбку, увидев, как нижние челюсти господина Стальброда опустились и вся физиономия выражала полное разочарование.
— Ваши возражения, — продолжал он, — я наперед знаю и беру на себя труд их опровергнуть. Я знаю, какой дурной славой пользуется воздухоплавательная машина; я знаю, что легко принять за шарлатана или сумасшедшего того, кто затронет этот вопрос о воздухоплавании. Но я не привык останавливаться перед общественным мнением! Мое убеждение таково, что решение этой проблемы возможно, и я ее разрешил. Большое счастье для меня, что я в состояния делать опыты, не боясь конкуренции в денежном отношении. И к вам я обращаюсь только потому, что мне нужно техническое снаряжение. Будьте добры, минуту внимания. Я не прошу у вас, поймите, ваших мастерских, но только прошу приготовить вас те металлические части, для которых я дам свои чертежи. Нравственные и денежные обязательства беру на себя так же, как и привилегию. Позвольте мне добавить, что я мог бы так же хорошо, даже лучше, осуществить своя планы во Франции, вместо того, чтобы исполнять это в Англии, если бы я не имел особенных причин поступать таким образом.
Господин Стальброд молчал и, по-видимому, ждал технических объяснений. Оливье Дерош не заставил себя ждать.
— Крылья птицы, — продолжал он, — исполняют две функции: они ее поддерживают, подобно бумажному змею, в воздухе и приводят в движение. Исходя из этой посылки, мы должны признать, что воздухоплавание на аэростатах с помощью шара должно быть отныне совершенно отвергнуто для того, чтобы руководствоваться принципом движения более естественного, а именно: горизонтальная плоскость, которая поддерживает тяжесть и скользит по поверхности воздуха. Когда дело идет о поддержке тяжести, то для этого вовсе не нужно буквально воспроизводить устройство тела птиц с двумя крыльями по бокам. Эти крылья, при всей их необходимости, выходят или очень тяжелыми, или очень хрупкими, а следовательно, легко подвержены порче. Но мы удаляемся от двух функций. Построим нашу машину по плану, близкому к бумажному змею, и приведем ее в движение посредством винта; вся задача сведется к тому, чтобы винт по величине был пропорционален тяжести, какую мы поднимем, и мог бы двигать ее с достаточной быстротой.
При этих словах Оливье Дерош открыл свой сверток и вынул чертеж, который разложил перед Стальбродом. На этом чертеже была изображена летательная машина в виде большого рычага, укрепленного на вертикальном стержне; на конце рычага находился снаряд, состоящий из легкой доски и винта.
— Вот, — сказал он, — мой бумажный змей, снабженный двигателем. Рациональные опыты, произведенные с этим снарядом, доказали мне нормальное отношение веса, который может поддерживать в возду
Моя машина именно та, которую называют аэропланом. Может быть, вы уже слышали о некоторых попытках в этом роде. Я знаю, что аналогичные опыты производят в Америке. Мои же дали мне положительный результат. Я теперь знаю, что достаточно одной лошадиной силы, чтобы развить такую быстроту движения, которая необходима для поддержания на поверхности воздуха аэроплан весом в шестьдесят пять килограммов. Кроме этого, что же осталось еще найти? Двигатель, который при наименьшем весе развивал бы наивысшую силу. Новый ряд опытов определил мне такой двигатель, образец которого здесь и представлен. Я не говорю, что даже завтра не может быть открыт более могущественный; напротив, я в этом убежден, я жду с уверенностью нового усовершенствования. Но в настоящее время мной найдено, что двигатель, лучше всего отвечающий на поставленную задачу, — это паровая машина высокого давления, около ста двадцати пяти килограммов веса на квадратный дюйм. Вот я и обращаюсь к вам за постройкой такой машины, причем предупреждаю вас, что на осуществление моей мечты я смотрю вовсе не как на забаву, подобно некоторым французским строителям. Вас я попрошу взять на себя труд построить две паровые машины, весом в общем в тысячу килограммов на двести лошадиных сил. И этого достаточно, чтобы держать в воздухе аэроплан, вроде бумажного змея, весом в тринадцать тысяч килограммов.
Господин Стальброд, пораженный справедливостью сказанного, молчал, торопливо набрасывая на бумагу какие-то вычисления.
— Я тоже не смотрю на осуществление этой задачи как на забаву, подобно тем французским строителям, — сказал он наконец не без иронии, — a priori, мне это совсем не кажется недоступным. Выполнение, о чем вам едва ли нужно говорить, главным образом зависит от топлива, которое вы намерены употребить для паровой машины.
— Как топливо я беру керосиновый газ, помещенный в достаточном числе горелок. Не беспокойтесь о размещении газа и о конденсаторе для машины. Я знаю свое дело. Самый важный пункт заключается в том, чтобы составные части машины — цилиндры, поршни, оси и винты — не превышали общего веса в тысячу килограммов. Можно достигнуть этого, употребив на составные части закаленную сталь, тонкую и упругую.
— Мы попробуем, — сказал господин Стальброд, — вы, будьте добры, передайте мне или пришлите ваши распоряжения письменно.
— Вот, не угодно ли, уже готовая разработка с подробным планом, — возразил Оливье Дерош, разворачивая свой сверток с чертежами.
— Очень хорошо, сударь, мы приведем это в исполнение и, будьте уверены, за нами не будет задержки для осуществления ваших желаний.
В тот вечер Этель Дункан кончала одеваться на бал, когда к ней вошла мать с важным выражением лица.
— Посмотрим, исполнили ли вы мои указания, — сказала она, оглядывая критическим взором все подробности туалета дочери. — Недурно! — прибавила она довольным тоном.
Но так как горничная, предполагая интересный разговор, медлила с уборкой, то госпожа Дункан произнесла повелительным тоном:
— Томсон, вы больше не нужны мисс Дункан!
— Этель, — заговорила она тотчас же, как только закрылась дверь за разочарованной камеристкой, — мне нужно сказать вам только несколько слов, но это очень важно. Вы всегда приводите меня в отчаяние вашими капризами, вашим неизъяснимым упорством не воспользоваться прекрасной партией. Вы меня принуждаете отказаться от лучших своих желаний. Леди Темпль, между тем, наперекор вам самим, относится по-дружески и интересуется вашей судьбой. Это частью ради вас она устраивает сегодня бал. Она хочет представить вам человека, во всех отношениях достойного быть вами хорошо принятым; таково мнение лорда Темпля, а вы знаете, что в этом вопросе он заслуживает полного доверия. Во имя Бога, Этель, будьте благоразумны! Не разрушайте возникающих симпатий своим высокомерным и уничтожающим поведением; вспомните, скольким вы нам обязаны! Я буду в отчаянии, говорю вам, если вы упустите такую блестящую и неожиданную партию… Вы даже не спросите, о ком именно я говорю?
— Разве это так трудно угадать? — заметила Этель бледная и неподвижно слушающая леди Дункан. — Без сомнения, дело идет о знаменитом «человеке с рубинами»!
— Отзывайтесь о нем лучше. Это действительно господин Оливье Дерош, которого мы видели, — произнесла дама с умилением. — Это, кажется, человек с большими достоинствами.
— Слишком большие достоинства, — проворчала Этель иронически.
— Знатного рода…
— По крайней мере, это он сам сказал!
— Любезный, образованный, вежливый, — продолжала леди Дункан, ничего не слушая.
