покалывание. И почему я не чувствую магии жрецов? Выходит, этот барьер не пропускает и их магию…
Кир осел на мягкую влажную землю, он почти физически ощущал, как из него уходят последние крохи энергии. Рядом раздалось еще несколько медленных тягучих взрывов, сверху снова посыпались комья земли и осколки бомб. Дила вздрогнула, она нащупала рукой камень и, взяв его, направила в небо. Гул двигателей самолетов изменился, он стал скрипучим, и в нем послышались перебои.
– А вот моя магия проходит…
Она закрыла глаза, из камня вырвался зеленый луч. Небо стало багровым от огня, охватившего поле. Дила еще раз подняла камень, потом сказала:
– Все, дед, можешь убирать свой барьер.
Кир вздохнул и отпустил нечто внутри себя, которое поддерживало временное пространство вокруг них. Сразу он почувствовал внутри слабость и резкую боль. Он закрыл глаза и стал глубоко и часто дышать, собирая энергию вокруг себя и загоняя в глубину своего тела.
Через какое-то время он почувствовал себя лучше и открыл глаза. Дила выбралась из воронки и теперь стояла наверху, ее светлые волосы развевал ветер. Лицо ее было грустным и отрешенным. Он вскарабкался наверх и встал рядом.
Поле было покрыто воронками от снарядов и бомб, на дороге догорали две машины, а рядом с ними багровели три оплавленных куска металла, в которые превратились танки. Людей не было видно, от них остались только кучки пепла, которые сейчас разносил ветер.
– Я сожгла всех, кто хотел нас убить. – Дила задумчиво посмотрела на городок: – Если хочешь, я сожгу и его.
– Сожги.
Дила взяла камень в руку и направила его на вышки. Прошло какое-то время, потом девушка опустила камень:
– Нет, ничего не получается, у меня уже нет сил, чтобы это сделать.
Кир кивнул:
– Тогда пошли отсюда, пока они снова не собрались и не напали на нас.
– А куда пойдем?
– Обратно, мы не сможем с тобой здесь пройти, нам просто не хватит сил, нужно придумать что-то другое…
Кронов вышел из шатра, поддерживаемый Мезоном и Кризой. Он оглядел ровное поле и вздохнул:
– Когда-то, через много лет сюда придет тот, для кого предназначен этот камень. Я видел это место, здесь будет моя могила.
Он потрогал рукоятку кинжала.
– Мы выполнили то, для чего были призваны, боги не смеют гневаться на нас.
– Еще бы, – пробормотал в сторону Мезон. – Мы бросили к их ногам весь этот мир, все знают нас и наших воинов. Мы славно покормили богов кровью, таких жертвоприношений не знала эта земля. Конечно, они довольны…
Кронов отвел их руки в сторону и пошел дальше один, он трогал рукоятку кинжала, то поднося его ко лбу, то направляя в землю.
– Похороните меня здесь, – повелел он, – но не по нашим обычаям. Мое тело нельзя сжигать, просто заройте его в землю.
Мезон недовольно покачал головой:
– Если мы не сожжем его тело, он никогда не попадет к небесным воинам, потому что его душа будет цепляться за тело.
– Не ворчи, – вздохнула Криза. – Посмотри-ка лучше на нашего предводителя, он сошел с ума. Трогает землю, ходит кругами, словно ищет чего-то.
– Он всегда был странным, – отозвался Мезон. – Я никогда его не понимал. Если он сошел с ума, то это произошло так давно, что этого никто не помнит.
Криза улыбнулась:
– А к старости он стал уже совсем чокнутым.
– Ты тоже, – буркнул Мезон и отвернулся. Кронов остановился и направил рукоятку кинжала в землю. Камень в рукоятке засветился багровым светом, раздался тяжелый гул, земля содрогнулась, потом она взлетела вверх и опала. Воины личной охраны Кронова упали на колени, а Криза рассмеялась.
– Он все так же любит нас удивлять. Интересно, а сейчас-то ему это зачем было нужно?
– Подойдем и спросим. – Мезон направился к Кронову.
– Вы похороните меня здесь, в этой яме, – проговорил Кронов. – Но над ней должен быть насыпан высокий курган. Помогите мне спуститься вниз.
Мезон и Криза обхватили его руками, и они начали спускаться по взрыхленной остро пахнущей земле. На ровном дне ямы Кронов остановился, потом осторожно опустился на колени и лег на спину, положив руки на грудь. Мезон шепнул Кризе:
– Никогда не думал, что смерть нужно репетировать. Какая разница, как ты умрешь, как ты будешь лежать в могиле, все равно тебя уже не будет…
– Я же говорю, он совсем чокнулся.