стыд только усилился.
Первую совместную неделю они почти не вылезали из постели. Во вторник она выбралась за молоком и сигаретами; в четверг он вылез за курицей с рисом; в субботу они сходили в паб. Там они просидели ровно один час и пятнадцать минут. И обратно в постель. Боже, это было потрясающе. Они сами потом поражались тому удовольствию, которое доставляли друг другу, и даже немного его стыдились. Казалось, этому нет конца. К исходу первой недели они оба были изранены, измучены и нежны от своих усилий. Скажи ему только слово, распутно думала она, у него встает. В ее дорогой частной школе о таких говорили «будь готов — всегда готов». Может пять раз за ночь. Секс бизнес-класса. А размер... Размер, конечно, не имеет значения, прилежно добавила она, но, боже мой, какое огромное значение он имеет! В самый первый раз она, откровенно говоря, глазам своим не поверила, увидев эти габариты, толщину, длину. Она была совершенно уверена, что ей никогда не удастся почувствовать его у себя внутри, но они, конечно, как-то исхитрились.
Вегетарианское карри с рисом? Штрудель с клюквой и грибным соусом?
(Гораздо труднее оказалось засунуть его в рот, но когда им удалось найти правильный угол...)
В воскресенье она вернулась к себе. В понедельник они не виделись, а во вторник она переехала к нему, и с тех пор они в общей сложности провели врозь двадцать шесть ночей. Почти за десять лет. Она с трудом могла в это поверить. И за все это время между ними состоялось считанное число бесед.
А Сэм (благослови его Бог) обычно не заходит дальше дискуссий на тему «а что внутри у этой собаки?» или «а что будет, если съешь деревяшку?», что занимательно, но разговором не является. Разговором считается, когда обсуждают Бога, пищу, короткие черные платья, уцененные с 27 до 15 фунтов, работу, ужасы кормления грудью. Семьи. Такие вещи. Адели понравились (хотя немного напугали) рассказы Льюина о скотобойне: это была настоящая беседа с реальным человеком. Его тоска по говорящей овце слегка ее испугала (она припомнила наклейку на машине, которую как-то раз видела в Хитроу: «Только овечка может убежать от валлийца»), но в конце концов это всего лишь говорило о том, что Льюин тоже был из тех, кто нуждается в беседе. Пусть хоть с овцой...
Три из двадцати шести ночей без Джеймса она провела сразу же после смерти Руфи, когда его неспособность или отказ говорить с ней довели Адель до вспышки неистового гнева. Один раз она толкнула его так сильно, что он потерял равновесие и разбил голову о дверной косяк. Он все равно ей не ответил. Надулся и ушел плакать. Она принялась злобно стирать кровь с двери.
Баранина в горшочке с темным жирным соусом и слегка поджаренными тушеными овощами...
Эту мысль она выкинула из головы. Ну ладно, тогда просто чертовы тушеные овощи. Ей хотелось, чтобы это было нечто милое, но не слишком затейливое. Ей не хотелось, чтобы они убежали, решив, что она эдакая богатая девочка, которая собралась поучать их и демонстрировать свои городские привычки. (Этикет и Манеры. Первый Семестр. Правило Номер Один: Всегда старайся сделать так, чтобы гости чувствовали себя как дома.) Замороженный веджибургер с пюре (сейчас это любимое блюдо Сэма), яичница и жареный картофель.
— Ла-ди-да, — вздохнула она и отошла от холста.
Чего-то в композиции не хватает. А если более определенно выразиться: кучи дерьма. Ей нужен был какой-нибудь тяжелый объект слева внизу на переднем плане. Что-то крупное с мелкими деталями, чтобы уравновесить туманный осенний ландшафт. Потом придумается. Она закурила и пошла пить чай.
* * *
Когда они дошли до «покрепче натяни эту веревку и не шевелись» и Джеймс вбил в землю деревянный колышек, Сэму стало скучно, и он ушел.
— Не уходи из виду! — крикнул Джеймс ему вслед. — И в дом не заходи. Мама работает!
Сэм решил проковырять дыру в каменной стене.
Джеймс видел стоявшую перед ним проблему во всей ее полноте. Дом был, по существу, построен на ручье; с одной стороны была устроена запруда, и вода шла на окружающие поля. В доме было не просто сыро, там все текло. Стало быть: сделать дренаж вокруг дома вроде рва, в канаве положить пористые глиняные трубы; потом труба пойдет через все поле на манер кульверта к отстойнику возле утеса. Это приведет к тому, что на отстойник ляжет дополнительная нагрузка, и придется чаще его осушать (и внимательнее следить за ним в сырую погоду, если, конечно, не хочешь, чтобы дальний конец поля превратился в открытую выгребную яму). Но другого выхода не было. Потом надо будет все посыпать песком. И надеяться на лучшее. Это должно сработать.
Готов поспорить, что здесь нет никаких схем водопровода и электропроводки, мрачно подумал он. И уж точно нет карты уже существующей канализации. Значит, никаких механизмов, работать надо будет мотыгой и лопатой. По его расчетам, работы было недели на две — это еще до того, как он сможет начать делать что-либо в самом доме. Ему придется работать очень осторожно: придется копать бог знает куда, и будет большой удачей не врезать мотыгой по подземному кабелю или трубе. Тише едешь — дальше будешь. Веревка была протянута между двумя колышками: один у дома, другой возле отстойника. Он прошел вдоль нее; получалось примерно двести футов. И не очень ровно, чуть-чуть вверх. Чтобы труба легла под нужным углом, ему придется копать глубже, выравнивать, подкладывать доску. Длинные доски и спиртовой уровень. Господи. Он взял лопату и двинулся вдоль веревки, переворачивая лопатой дерн. Земля была мягкой и, к сожалению, чуть более глинистой, чем хотелось. Глина вообще свинья, а когда она мокрая — просто сука. Почти в два раза больше работы, чем на обычном грунте. Глина липла к лопате, лопата немедленно становилась тяжеленной, на ботинках висели комья грязи, через час начала ныть спина. И потом, все эти камни... Сволочь Себастьян заключил неплохую сделку. Ну, все равно лучше работать, чем думать. Он начал копать от отстойника.
Было прохладно, но через десять минут он уже весь вспотел. Джеймс стянул куртку и свитер, но ветер был неприятным. Он посмотрел на Сэма, методично разрушавшего стену в дальнем конце поля. Он было закричал на него, но остановился. Несчастному ребенку все-таки надо хоть чем-нибудь заняться. Потом они вместе смогут починить стену. Хорошая работа для погожего денька — кладка стены. Лопата достала из земли что-то белое. Мел? Нет, скорее похоже на кости. Джеймс взял предмет в руки и счистил с него глину. Какая-то кость. Неудивительно на ферме. Он провел взглядом вдоль линии колючей проволоки, тянувшейся по краю утеса. На колючках тут и там висели клочки шерсти, Овцы бродят по этим полям десятки, может быть, сотни лет. От них должны оставаться всякие кости, Льюин согласился перевести отару на соседнее поле, пока Джеймс копает. На то, что находилось за невысокой стеной, которую терпеливо рушил Сэм. Джеймс швырнул кость с обрыва и крикнул Сэму, чтобы тот оставил стену в покое.
— Иди попроси маму приготовить мне чаю, — крикнул он. Сэм послушно поплелся прочь. Хороший мальчик. Вряд ли он был хулиганом, как порой казалось Джеймсу. Он был скорее интровертом. Он не хотел быть футболистом, хотел стать архитектором, Господи, помилуй. Но он был отличным малым. Умным, чувствительным, возможно, чуть скрытным, но не слюнтяем. Лопата перевернула еще одну кость.
В доме Адель застыла, держа в руке мокрый пакетик чая: по ее телу неожиданно пробежала дрожь. Сквозняк, наверное. Джеймс занимался аварийно-спасательными работами, он называл это «неотложкой». Забивал досками разбитые окна, чинил электричество. Но пока дом не выглядел обитаемым. Повсюду гуляли сквозняки, тянуло из-под пола и из каминов. Газовый обогреватель, который им одолжил Льюин, она поставила на втором этаже в импровизированной студии. Точнее, Джеймс отнес его туда, ворча: «Зачем он нужен тебе наверху чертовой лестницы». Он все готов сделать для нее, она это знала. Ей хотелось, чтобы он побольше сделал в самом доме, прежде чем заниматься канализацией, но она согласилась с его доводами. Надо как можно больше успеть сделать на улице, пока не стало сыро, пока не начало подмораживать. Как только земля замерзнет, о лопате можно забыть. А что, если придется ходить по дому в двух свитерах и никогда не снимать обувь? Ее опять передернуло. Был только конец октября; Господи, помоги нам пережить февраль. Если мы еще будем здесь в феврале, подумала она и удивилась собственным мыслям. Где ж им еще быть?
На кухню приплелся Элвис. Она села на корточки и сунула руки в его теплую блестящую шкуру. Он восторженно обдавал ее своим невыразимо вонючим дыханием. Адель убрала лицо в сторону, погладила его по животу. Он постепенно старел, на морде появлялись седые клочья шерсти. Флегматичное, спокойное животное, очень любит Сэма. Ни разу не оскалился на него, даже когда Сэм ужасно вел себя. Он был уверен, что у Элвиса съемный хвост, надо только дернуть посильнее.
Раздался стук в дверь, Элвис тявкнул и поплелся посмотреть. Адель двинулась следом, удивленная
