Это определенная сумма на содержание или он…
— Боже мой, — сказала тетя, искренне изумившись. — Что с тобой сегодня произошло, что ты задаешь такие дурацкие вопросы? Это совершенно не твое дело. О, я совсем забыла, мы должны заехать к портнихе. В пятницу бал у леди Арбутнот, а твое платье еще не готово.
Она наклонилась вперед, чтобы дать распоряжение кучеру. Но даже мысль о моем атласном бледно- голубом платье, вышитом розовыми бутонами, не смогла меня избавить от чувства безотчетной досады. Резкие слова мистера Джонатана засели в моем мозгу. В самом деле, что было нелепого в том, что я хотела сама распоряжаться своими деньгами и своей жизнью?
Но вскоре суета сезона так захватила меня, что мои мимолетные сомнения как-то позабылись. Балы следовали за балами, дни были заполнены визитами, обедами, прогулками. У нас сложился определенный уклад жизни: обычно, утомившись за вечер, я допоздна спала, мне подавали легкий завтрак в постель. Почти каждый день к обеду мы принимали гостей или выезжали сами.
В те дни, когда мы не были заняты, я восполняла пробелы в своем образовании. Тетя проверила мои знания и осталась почти всем довольна. Я достаточно знала итальянский и немецкий, чтобы переводить короткие песенки, которые я пела, а мои рисунки и вышивка были достаточно хороши для неприхотливых джентльменов, заполнявших по вечерам нашу гостиную. Но вот музыка! Она, по словам тети, составляла необходимую часть хорошего воспитания. Как может незамужняя девушка развлекать гостей, кроме как играть на пианино или арфе? У меня был небольшой репертуар песенок для пианино, и я пела их довольно приятным голосом, а вот моей игрой на арфе тетя была весьма разочарована. Как она сказала, арфа была очень выгодным инструментом, чтобы показать свои изящные пальцы и мягкие белые руки, за пианино это не получится. Для того чтобы я могла больше заниматься, тетя взяла в аренду огромный золоченый инструмент за невероятную плату, как она часто мне повторяла, который занял заметное место у окна в гостиной. На фоне тяжелых бархатных портьер мои белые руки и светлые платья будут смотреться элегантно, когда я буду грациозно склоняться над струнами.
Так я познакомилась с Фердинандом. Он сказал, что на самом деле его зовут Фернандо, но он совсем не был похож на итальянца. Своими изящными усами он напоминал мне принца. Мне казалось, что у него такой же красивый рот, как у Его Высочества. Он был ниже ростом, но восхитительно строен и грациозен.
Я наивно сказала ему, что думала, будто все итальянцы смуглые и темноволосые. Он объяснил, что приехал из Северной Италии, где многие люди так же белокуры, как и он. С самого начала нам стало легко разговаривать друг с другом, слишком легко. Должна признаться, что мое умение играть на арфе улучшалось не так быстро, как того хотела тетя. Как я могла сосредоточиться на нотах и гаммах, когда Фернандо клал свою руку на мою, склоняясь ко мне, чтобы поправить туше.
Виделись мы не часто, оба были слишком заняты. В ноябре мы стали готовиться к самому грандиозному событию сезона. Всеми правдами и неправдами тетя добилась приглашения на бал в роскошный дворец леди С., одной из самых знатных особ Лондона и самой выдающейся хозяйки. Приглашений было прекрасно оформлено, и тетя ежедневно ездила переделывать наши карточки, чтобы быть уверенной, что они не останутся незамеченными.
Мне сшили новое платье, и такое прелестное, что я безропотно переносила скучные часы необходимых примерок. Оно было из розового шелка, все в кружевах и вырезано достаточно низко, чтобы открывать мои плечи и большую часть груди. Я не могла дождаться дня, когда смогу надеть его.
За два дня до бала тетя позвала меня к себе в комнату. Этим утром она, вопреки своему обыкновению, приказала раздвинуть занавеси, и, когда отблеск холодного зимнего солнца проник в комнату, я подумала, что тетя похожа на лягушку, слишком долго просидевшую под камнем, со своими опухшими глазами и желтым обрюзгшим лицом. Она критически рассмотрела меня.
— Боже мой, детка, ты выглядишь, как рыба. Вчера вечером я подумала, что ты слишком бледна. Это никуда не годится. Некоторая томность не возбраняется, но при Ее Величестве, толстеющей и розовеющей с каждой неделей, бледность не в моде. Когда ты гуляла в последний раз?
— Только вчера, тетя. Мы пригласили мистера Шербурна и оставили карточки с…
— Да, да, я вспоминаю. Говорят, поездка верхом в парке полезна для цвета лица. Но я не разделяю этих современных идей о свежем воздухе. Немного подкраситься, и все в порядке. Тем не менее, больше бывать на воздухе тебе не повредит. Мистер Померой приглашал нас сегодня кататься.
— У меня урок.
— Арфа может подождать.
— Не переношу мистера Помероя, — проворчала я.
На самом деле я ничего не имела против несчастного молодого человека, кроме того, что его лицо и фигура носили следы слишком обильного потребления сладостей. Он необычайно любил конфеты и при каждом визите приносил нам коробку. То, что большую часть он съедал сам, не раздражало меня. В моем присутствии он становился косноязычным, и надо же ему было чем-то занять свой рот, чтобы скрыть, что ему нечего сказать.
— И очень напрасно ты его не переносишь, — сказала тетя. — Он единственный сын, и его отцу в один прекрасный день наверняка дадут титул.
— А то, что он глуп, и не умеет поддержать беседу, и слишком толст, не имеет значения?
— Никакого. Или тебе больше нравится сэр Ричард?
— Ох, тетя, ему как минимум шестьдесят! И я знаю, что он подбивает ватой чулки. Почему он не носит панталоны, как другие мужчины?
— В юности у него была красивая фигура, — сказала тетя со злобной ухмылкой. — Его ноги были гораздо привлекательнее.
— В конце концов, он поинтереснее, чем мистер Фокс, — заметила я, — этот боится сесть, чтобы не помять свои брюки, и только и делает, что посасывает конец своей тросточки.
— У мистера Фокса четыре тысячи…
— Крашеные волосы и нет подбородка, — оборвала я. — Почему я должна думать о том, сколько у него денег? Как вы часто повторяете, у меня их достаточно на двоих.
— Ну-ну, — сказала тетя с необычным терпением — она как раз пила первую чашку шоколада. — Нам ничего не надо решать прямо сейчас. Год только начинается. У меня большие надежды на предстоящий бал. Твое платье…
Обсуждение перешло на вопросы, относящиеся к балу. Я знала, что сегодня урок музыки не состоится, знала также, что это причиняет мне боль не из-за того, что я люблю музыку.
Прогулка оказалась приятной. Я была в своей горностаевой ротонде, которая вдохновила мистера Помероя на полет поэтической фантазии, что весьма удивило их обоих. Он сказал мне, что я похожа на цветок в снегу. Комплимент так понравился ему самому, что он повторял его каждые полчаса. Несмотря на тетино презрение к свежему воздуху, холодная ясная погода очень освежила меня. Я не осознавала, как я устала от спертого воздуха и бессонных ночей.
На одной из узких улочек мы миновали пляшущего медведя, которого держал на цепочке нищий в лохмотьях. Мистер Померой приказал остановить карету и велел начать представление с медведем. Грязный темнокожий мошенник так и просиял белозубой улыбкой. Он надеялся на внушительные чаевые и получил их. Медведь был огромным неухоженным зверем, и было смешно смотреть, как он пытается неуклюже танцевать. Хозяин резко дернул его за ошейник, чтобы лишить его равновесия, и тетя хохотала до упаду, видя его неуклюжие попытки удержаться на ногах.
Почему-то мне не понравилось это представление. Я видела глаза зверя, когда он спотыкался. Я знала, что он всего лишь бессловесное животное, не умеющее чувствовать, как сказал мистер Померой, ему даже нравилось выступать. Но что-то в глубине его глаз, затуманенных, как неотполированный агат, заставило меня чувствовать себя неуютно.
Этот медведь приснился мне ночью, но, проснувшись в подавленном настроении, я не могла точно вспомнить своих снов. Цепь, проплешины в густом мехе зверя были частью его, а потом было еще что-то про цепь на моей шее. Я заставила себя не думать об этом — до бала оставался всего один день. Но на уроке музыки я, к своему удивлению, внезапно разразилась слезами.
Фердинанд побледнел. Его длинные белые руки трепетали, как птицы, не осмеливаясь дотронуться до меня. Не понимая причину моего огорчения, он решил, что чем-то оскорбил меня, и, когда слезы немного утихли, я припомнила свой слабый итальянский достаточно для того, чтобы понять, что его попытки утешить
