Она погладила Томаса по спине, ощущая с восторгом, как перекатываются под плотной материей сюртука его мышцы. Затем провела рукой по его волосам и, притянув к себе его голову и впившись в его рот жадным поцелуем, принялась легкими круговыми движениями тереться о него, чувствуя, как его член, касающийся внизу ее живота, с каждым мгновением увеличивается в размерах. Внезапно она сунула одну ногу между его ног и прижала его член к своему бедру, с восторгом говоря себе, что совсем сошла с ума, — как, несомненно, и он.
Он оторвался от ее рта, и она застонала было с чувством невыносимой потери, но тут его губы коснулись ее горла, и она тяжело задышала, когда он начал покрывать горячими, страстными поцелуями ее плечи и грудь.
В следующую минуту ноги ее оторвались от земли, и она поняла, что он увлекает ее в самую глубь кустов, подальше от льющегося из окон особняка света. Она никак не облегчала ему эту задачу, покусывая его слегка за ухо и проводя по нему влажным языком, что исторгало из груди Донована совершенно восхитительные, на ее взгляд, стоны.
Внезапно она почувствовала, что падает, но не испугалась, и лишь крепче обхватила обеими руками Донована за спину. В следующее мгновение она оказалась на чем-то шерстяном, вероятно, пальто или плаще, который захватил для нее ее неизменно предусмотрительный Донован. Похоже, он ничуть не сомневался в своей способности вновь завоевать ее сегодня вечером.
Он лег рядом и, подложив ей под голову одну руку, другой стал поднимать ее юбки. Когда их губы вновь встретились, она быстро протянула руки к пуговицам на его бриджах и поспешно начала их расстегивать. Их потребность друг в друге была слишком велика, чтобы чего-то стыдиться, и само их нахождение в этом уединенном месте среди кустов еще более усиливало испытываемое ими наслаждение.
Рука его коснулась ее бедра там, где кончались белые шелковые чулки, и она улыбнулась, когда он вдруг замер, осознав, что под юбками на ней не было ничего, кроме тонкой полоски материи, на которой и держались эти чулки.
Последняя пуговица на бриджах Донована расстегнулась под ее пальцами и, помедлив секунду, она запустила руку внутрь. Прошлой ночью она увидела мельком мужское естество Донована и была поражена его размером и красотой. Живя в поместье, она не раз видела половые органы животных и однажды даже была свидетельницей того, как на огороженном забором дворе жеребец сквайра Хэдли взгромоздился на кобылу-рекордистку сэра Гилберта, но никогда прежде она не находила во всем этом никакой красоты.
До вчерашней ночи.
До Донована.
Она коснулась жестких курчавых волосков и ощутила несказанный восторг, почувствовав под пальцами шелковистый на ощупь, бархатистый и, однако, удивительно твердый член. И все это время его пальцы двигались у нее между ног, скользя внутрь, лаская ее, пока она не поняла: еще мгновение, и она закричит.
Она приподняла голову и укусила его в плечо.
— Господи, Маргарита! — хрипло воскликнул Донован, опуская голову меж ее грудей. — Не могу этому поверить. Я должен был бы быть лучше… сильнее. Но я не могу ждать, ангел. Я должен иметь тебя сейчас же или, клянусь, я опозорюсь…
Он лег на спину и втащил ее на себя, так что теперь она стояла на коленях, как бы восседая на нем.
— Донован? — вопросительно прошептала она, пытаясь разглядеть в почти уже кромешной тьме черты его лица.
— Сегодня тебе не удастся исчезнуть незаметно, как ты сделала это в прошлый раз, — произнес он, спуская до колен свои бриджи, и приподнял ее юбки, так что волосики в низу его живота защекотали ее обнаженные ягодицы. — Так что это единственный способ сохранить тебе приличный вид.
Маргарита приподняла одну бровь, на мгновение задумавшись над его словами, затем улыбнулась. Идея ей скорее понравилась, особенно когда она вновь почувствовала у себя между ног его пальцы, ищущие тот небольшой бутон, который расцвел в первый раз прошлой ночью.
Почувствовав давление его члена у входа во влагалище, она слегка приподнялась, помогая ему, направляя его, затем вновь опустилась, с наслаждением ощущая его член внутри себя.
Он начал двигаться в ней, слегка приподняв бедра.
Она уперлась ему в живот, балансируя на коленях, откинула назад голову и закрыла глаза, наслаждаясь пронизывающими все ее существо ощущениями. Голод, зародившийся где-то глубоко внутри ее, побуждал ее двигаться вперед, назад, влево, вправо. Каждое ее движение, каждое изменение в положении ее тела сближало маленький расцветающий вновь бутон с телом Донована, вызывая в ней целую бурю восторга.
Его бедра ритмично двигались, выводя мелодию любви и желания, страсти и самоотвержения, и ее тело пело в ответ. Они создавали новую великую музыку, которая была слышна только им двоим, — наслаждаясь ее красотой, слушая своими сердцами, как она поднимается крещендо, достигает кульминации и, наконец, взрывается мощными аккордами симфонии, сочиненной тысячелетия назад.
Маргарита упала без сил на грудь Донована и стала покрывать ее поцелуями, мгновенно задрожав от наслаждения, когда он прижал ее к себе и начал нежно гладить.
— Ах, ангел, — шепнул он ей на ухо, когда она, наконец, успокоилась и положила ему на плечо голову. — Моя дорогая отважная Маргарита. И ты еще была так глупа, что спрашивала меня, оставлю ли я тебя когда-нибудь?
— Всегда… всегда ли так будет у нас с тобой, Донован?
По тому, как дрогнула его грудь, она поняла, что он усмехнулся.
— Если так будет всегда, то не пройдет и года, как я умру от истощения. Но хочешь верь, хочешь нет, медлительность в любви тоже имеет свои преимущества. Мне кажется, я мог бы провести вечность, просто целуя тебя.
— Правда? — Она приподняла голову, собираясь его поцеловать, и вдруг нахмурилась. — Донован! Я чувствовала, что-то в тебе изменилось. Твои усы. Их нет!
Он улыбнулся, и на щеке его, у самых губ, появилась ямочка, которую из-за усов она прежде не видела.
— Конечно же! Если мы и дальше собираемся скрываться, словно воры, как я могу позволить, чтобы ты появлялась в ярко освещенных комнатах с царапинами.
Она провела кончиком пальца по его гладкой коже над верхней губой.
— Донован, да ты, похоже, еще больший интриган, чем я, тебе это известно?
Он слегка прикусил ее палец своими ровными белыми зубами.
— Разумеется. Это часть моего очарования, разве ты не знала? — бросил он, после чего помог ей подняться, и внимательно осмотрел ее платье в поисках приставших листьев, присутствие которых могло бы выдать их с головой.
В молчании смотрела Маргарита, как он расправил свою собственную одежду, затем сложил то, что оказалось одеялом, и сунул его подальше в кусты, вероятно, для того, чтобы позже забрать его оттуда.
— Но это только одна часть, Донован, — произнесла она наконец, когда они направились назад к дому. — Другая — это твоя способность отвернуться, когда я занимаюсь своими делами, — ты не задаешь никаких вопросов. Это одна из причин, почему я тебя так люблю.
— Да, что касается последнего, Маргарита, — сказал он, становясь прямо перед ней с тем, чтобы она не могла подняться по ступеням и войти в дом. — Какое-то время я буду довольствоваться половиной буханки, но не всегда. Про меня многое можно сказать, но только не то, что я терпеливый человек.
А вот Вильям терпелив, подумала Маргарита и тут же пожалела, что не может выбросить из головы мысли о мести хотя бы в эти столь прекрасные моменты, когда она с Донованом.
— Ты не станешь влезать в мои дела, Донован, — проговорила она, вздернув с вызовом подбородок, — а я не буду мешать тебе. То, что каждый из нас делает, не имеет никакого отношения к тому, какие чувства мы питаем друг к другу. Ты обещал. Ты сказал, что не будешь врать мне.
— Я, попрошу Пэдди освежить мою память в отношении того, что мне сказать на исповеди, когда в следующий раз отправлюсь очищать от грехов свою душу, — сказал Донован и отступил в сторону, чтобы она могла вернуться в дом. — Но пока я буду вести себя как пай-мальчик.
