— Гарт, мы не можем оставить это на время? Так много случилось за такой короткий срок… Я пытаюсь всем угодить.
— Ты не можешь одна принимать подобные решения. Дело касается нас всех.
Сабрина наклонила голову. Гарт начал что-то говорить, затем умолк. В тишине она почувствовала, как он повернул ее руку. Левую.
— Ты не носишь свое кольцо? Мороз пробежал по коже Сабрины.
— Нет.
— Где оно? Она заколебалась между правдой и ложью.
— В Лондоне.
— Проклятье! Кто ты такая, чтобы принимать все решения в одиночку? Решаешь, что тебе больше не нужна семья, и снимаешь кольцо, чтобы все выглядело официально? И потом тебе остается только быстренько попрощаться?
Сабрина почувствовала облегчение и вину одновременно. «Один лжет другому, — подумала она. — Но это лучше, чем, правда». Она вернула кольцо Стефании.
— Я думала, оно будет…
— Символом, — подсказал Гарт. — Так и есть. Но так случилось, что я верю в символы. Где оно?
— Полагаю… в доме на Кэдоган-сквер.
— Тогда миссис Тиркелл пришлет его.
— Если сможет найти.
— Напиши ей.
— Хорошо.
— А если она не найдет, мы купим новое. «Я не задержусь здесь надолго».
— И я прошу тебя, Стефания… Ты слышишь меня? Сабрина кивнула.
— Я прошу дать мне возможность помочь тебе, пока ты будешь помогать мне. Черт побери, мы часть друг друга и поможем друг другу. Согласна?
— Согласна, — ответила она, желая, чтобы он смог, но, зная, что он ничем помочь не сможет. Сабрина взяла письмо.
— Что значит «истории о студентах»?
— Я тебе покажу. — Гарт вышел из комнаты и вернулся с университетской газетой. — «Стэндард» за среду. Наши студенты-журналисты выпускают сами.
Сабрина прочитала заголовок: «Секс за оценки». И ниже: «И наоборот».
— «Стэндард» не знает, кто делает первое предложение, — прочитала она дальше. — Но три профессора и несколько симпатичных студенток вызваны в кабинет Лойда Страуса для рассмотрения обвинения в торговых сделках с оплатой в виде оценок — единственная вещь, более ценная, чем деньги.
Это, вероятно, началось с последнего весеннего семестра. Безобразная история может повлиять на судьбу учащихся и даже на возможность окончания учебного заведения, не говоря уже о дальнейшей судьбе профессоров'.
— Написано как колонка сплетен, — пробормотал Гарт. — Кто-то должен сказать этим детям, что журналистика — серьезное дело. Она связана с жизнями людей.
— Каких людей? — спросила Сабрина.
— Мелвин Блэйк, некий Миллберн и Мартин Талвия…
— Только не Мартин. Ты имеешь в виду, слухи были… Я не верю. О бедная Линда.
— …и теперь, кажется, Гарт Андерсен.
— Но это абсурд. Ты и Мартин не могли…
— А Блэйк и Миллберн?
— Я их не знаю. Полагаю, что какие-то слухи верны…
— Дело в том, любовь моя, что если ты признаешь верность одного слуха, ты признаешь все остальные.
— Но Гарт, я знаю, что ты не мог. И Мартин… А Мартин мог бы?
— Кажется, несколько месяцев назад они с Линдой поссорились. Он не посвящал меня. Думаю, он пару раз пытался, но потом отступился.
— Когда ты был в Калифорнии, я спрашивала тебя по телефону…
— У него были другие женщины. Он рассказывает о них спустя долгое время после свершившегося факта, смущенный своим поведением, похожим на поведение объевшегося сладостями ребенка, все равно ворующего пирожные. Но, думаю, он держался в стороне от студенток.
— Что он сказал Лойду Страусу?
— Все отказались.
— А потом?
— Это все, что я знаю. Наверное, Лойд организовал расследование. Я с ним еще не разговаривал. Теперь поговорю. Хочешь еще кофе?
— Нет. Я должна подумать об обеде.
Как естественно она сказала это, как естественно было вернуться к прошлому. Сабрина взглянула на Гарта, уже похожая на себя в теплой комнате. Как естественно было любить его. Он встретился с ее взглядом.
— Я люблю тебя, — сказал Гарт. — А что касается обеда, то мы куда-нибудь пойдем. В столовой пусто. Мы не хотели особенно успешно управляться без тебя. Но есть вино. Сабрина наблюдала, как он открыл бутылку и налил два бокала.
— Думаю, мы должны вызвать несколько волн на социальной сцене, — прошептала она. — Думаю, мы должны появляться на людях вместе. Гарт и… Стефания Андерсен на виду. Им нечего скрывать. Он протянул ей бокал.
— Кого ты пытаешься убедить?
— Всех, кого интересует наша семейная жизнь и то, чем ты занимаешься в свободное время. Гарт рассмеялся:
— Если ты считаешь, что это поможет. Я бы все-таки нашел автора письма.
— О да, — спокойно заметила Сабрина. — Это мы тоже сделаем. Нам нужно составить список студентов, которых ты провалил за последний год. И тех, кому поставил оценку ниже, чем они ожидали. И тех, на кого ты накричал. Почему ты смеешься?
— Список получится очень длинным.
— Каким длинным? Ты вспоминай имена, а я буду писать.
Полчаса спустя, когда Пенни и Клифф вернулись домой, они застали своих родителей в комнате за столом разговаривающими. Отец расслабленно сидел в кресле, скрестив ноги и молча улыбаясь. Мама сидела прямо, с яркими глазами и писала. Пенни вздохнула и тронула Клиффа за руку.
— Порядок, — произнес он.
Они оба знали, что Клифф имел в виду. Их семья была снова вместе.
Когда в тот же вечер Сабрина стала распаковывать чемодан, она обнаружила, что миссис Тиркелл положила туда одежду леди Лонгворт. Ее шкаф в Эванстоне теперь представлял собой смесь Стефании и Сабрины. «Как наши жизни», — подумала она.
Отогнав все мысли, прочь, Сабрина скользнула в знакомую широкую постель, ощутив, как тяготы дня ушли при помощи дюжины трансформаций с тех пор, как она утром покинула Вашингтон.
Сабрина увидела силуэт Гарта, когда тот прошел в ванную. В этом было что-то особенное. Она попыталась выяснить, что это, и, наконец, поняла. Это была их первая ночь вместе в рутине семейной жизни с того вечера в Нью-Йорке, когда она осознала свою любовь к Гарту. С тех пор они были разъединены. Сначала ее горем, потом океаном. Теперь она согласилась остаться. Как его жена. И она не могла притворяться, будто той ночи в Нью-Йорке никогда не было.
Она лежала неподвижно, ждала его и вспоминала часы тоски, мучившие ее по ночам в Лондоне. А потом Гарт оказался рядом с ней и привлек ее к себе.
— Любовь моя, — пробормотал он. — Эта кровать становилась все более пустой и широкой с каждой ночью, пока тебя не было. Сабрина тихо рассмеялась и прижалась своими губами его.