— Ладно, — небрежно махнул рукой Майкл, — может, и нет за этим ничего. Вечером созвонимся, дорогая. — Они распрощались и Сабрина ушла со слепящего августовского солнца в прохладную полутьму своего магазина. Шесть работ из фарфора, которыми предстоит заниматься, и появление Антонио на носу. Она заглянула в календарь: обеды, пикники, концерты, домашние вечеринки. Август считается скучным месяцем, это то время, когда все в разъезде.
Ну, как она могла предполагать, что ей и в августе не будет покоя?!
Она уселась за свой вишневый стол. Зазвонил телефон, и в дверях возник Брайан.
— Миледи, сеньор Молена…
— Нет, — сказала она. Никакого Антонио до личной их встречи. — Некоторое время никаких звонков. Пусть передаст через вас, Брайан.
Пока он вновь не появился, она сидела, уставившись на свои сжатые руки.
— Сеньор Молена, сожалеет, но он вернется на неделю позже, миледи. Он надеется встретиться с вами двадцать второго или двадцать третьего августа, а сегодня вечером он вам позвонит.
— Спасибо, Брайан. — Как она только помыслить могла, что можно выйти замуж за человека, от которого самое радостное известие — что он задерживается на неделю?
Но об Антонио она поразмыслит позже, а теперь самое время заняться проверкой фарфора. Вот только непонятно, как к этому подступиться. Ведь не пойдешь к Оливии Шассон и не попросишь у нее на время статуэтку, которую она ей продала, без каких-либо объяснений? Александре можно все выложить начистоту, но как быть с остальными?
— Брайан, — сказала она внезапно, — давайте закрываться. Лето, пятница, у вас с завтрашнего дня отпуск. Увидимся через две недели.
Сабрина отправилась домой. Солнце давило на больную голову, ей приходилось щуриться. Обычно Сабрине нравилось возвращаться домой пешком, но сегодня она с трудом сознавала, где проходит. Маленькие элегантные магазинчики на Бошамп-плейс, дремлющие в предвечернем зное, не искушали ее, и даже выносные фруктовые лотки, которые она так любила, не могли заставить ее остановиться. От жары Сабрина чувствовала головокружение и неожиданную усталость, но старалась идти как можно быстрее, свернув на теневую сторону Кэдоган-сквер. Через несколько минут она была у дверей своего дома.
Миссис Тиркелл открыла раньше, чем она успела достать ключи.
— Миледи! Неужто вы пешком? В такую жару!
Но Сабрина ее не слышала. Она смотрела на начищенный дверной молоток в форме руки, сжимающей свиток. Сертификаты. У нее есть копии сертификатов, удостоверяющих владельцев вещей, принесенных Рори Карром, которые он прилагал к каждому произведению. Она может их проверить. У нее осталась неделя, пока Брайан в отпуске.
— Миледи! Вам следует отдохнуть. Она улыбнулась миссис Тиркелл:
— Сначала приму ванну. А потом — легкий ужин. Я сегодня весь вечер собираюсь работать.
Миссис Тиркелл передала сожаления Сабрины по поводу ее отсутствия на званом вечере, куда она была приглашена, а сама она тем временем вернулась в «Амбассадор» за копиями сертификатов. Весь вечер Сабрина провела в офисе, отыскивая в справочниках номера телефонов в Париже, Бонне, Женеве, Милане и Брюсселе, а наутро принялась за звонки.
Времени ушло немало. Никого, похоже, на месте не было. Европа в августе похожа на огромную шахматную доску, где обитатели непрерывно перемещаются с клетки на клетку. Но слуги и секретари сообщали ей очередной телефон, по которому можно разыскать хозяина, и постепенно Сабрина сдвинулась с мертвой точки.
За пять дней она убедилась в подлинности сертификатов владельцев четырех статуэток. В среду ей удалось удостовериться в подлинности еще одной вещи, сменившей тесть владельцев, каждому из которых ей удалось дозвониться. А в четверг она принялась за последний сертификат и стала обзванивать предыдущих владельцев редкого аиста майсенского фарфора. Выяснилось, что таких людей в природе не существовало.
Следующие три дня она провела в офисе, с замиранием сердца звонила по десяткам телефонов, но не было ни ошибок в написании, ни неправильных адресов. Просто все фамилии были вымышленными.
Следовательно, аист — подделка.
Она слепо смотрела на пейзаж, висевший напротив. Она проявила халатность. Пять превосходных фарфоровых статуэток, безупречная внешность Рори Карра, его дружба с самыми титулованными европейскими семействами, покупатели, требующие все новых и новых изящных изделий, и она, поспешив, проявила небрежность. Ее дело приносило успех исключительно благодаря острому глазу и знаниям, но каким-то образом она купила и перепродала фарфор, не изучив его должным образом.
И когда это станет достоянием публики, кристально чистая репутация, выделяющая «Амбассадор» из множества других мелких антикварных и дизайнерских салонов, померкнет. Клиенты, верившие ей с закрытыми глазами, подыщут себе других дизайнеров. Некоторые, конечно, могут предоставить ей шанс исправиться, но большинство, признавая конечно же, за каждым право на ошибку, просто отвернутся. Неудачников плохо переносят в тех кругах, где можно позволить себе абсолютно любой выбор.
Сабрину затрясло. Есть выход. Нужно выкупить аиста по его текущей рыночной стоимости. Если у нее не хватит наличности, Александра, вероятно, сможет подкинуть. Не в деньгах дело. Дело в огласке. Она не сможет его выкупить, не сказав клиенту правды. А кто же владелец? Она прочла чек, прикрепленный к сертификату. Леди Оливия Шассон.
— Ну что же, — пробормотала она, — это и лучше, и хуже всего. — Леди Оливия была лучшим клиентом Сабрины и тратила на переоформление своих владений и подарки по пятьдесят тысяч фунтов ежегодно. Нередко она присылала в «Амбассадор» новых покупателей, в том числе иностранцев, которые делали заказы по почте или телефону. Она была одной из самых влиятельных клиенток Сабрины. И она могла уничтожить за ночь кого угодно, стоило ей заподозрить обман.
Но ведь они хорошо знали друг друга. Сабрина могла быть искренней. Оливия Шассон была одной из тех немногих, на кого можно положиться в том плане, что она не станет болтать лишнего без особой необходимости. Сабрина надеялась на успех. Зазвонил телефон, и трубку она сняла не задумываясь. Голос ее звучал легко и немного приглушенно — Сабрина пыталась избавиться от страха.
Звонил Антонио. Он вернулся на три дня раньше, чем предполагал, и сообщал, что заедет за ней в восемь и повезет обедать.
«Почему в моей жизни всегда столько проблем? Но ведь, — честно добавила она про себя, — я и не искала себе легкой жизни. Я хотела восторга, смерча, приключений. А теперь остается только со всем этим управляться».
Сначала с Антонио. Потом с Оливией. С ответом Антонио можно еще подождать. Что касается Оливии, то она теперь должна иметь о Сабрине другое мнение. Ее знают, ей доверяют, у нее свое положение в обществе — не отражение влиятельности Дентона, а ее собственная репутация. Что бы ни произошло, она со всем справится…
Для вечера Сабрина выбрала платье достаточно открытое, учитывая августовский зной, но отнюдь не вызывающее, а волосы подобрала перламутровыми гребнями. Она удивилась, поймав себя на том, что с нетерпением ждет встречи с Антонио. Его присутствие всегда было настолько довлеющим, что, когда он уехал, осталась пустота, будто выемка под фундаментом. Падать в нее Сабрине отнюдь не хотелось, но и не обращать на нее внимания было никак нельзя.
Беда была в том, что пустоту эту нечем заполнить даже в его присутствии, поскольку того, что ей нужно, он дать не мог. Она вспомнила, как несколько месяцев назад она попыталась рассказать ему о подозрениях Майкла в адрес Рори Карра. Он упорно уводил разговор в сторону, пока наконец Сабрина не оставила своих попыток хоть что-то поведать ему.
Но сегодня придется.
— Прояви участие, — шепнула она фотографии Антонио, стоящей на туалетном столике. Он знает Оливию; он может посоветовать, как к ней лучше подойти. Сабрина сама себе удивлялась, искренне радуясь встрече с ним.
Но к тому времени, когда, сидя напротив Антонио за его излюбленным столиком в «Ле Гавроше», Сабрина выслушала все его долгие рассказы о сложностях с банкирами, клерками, перепиской с восемью разными странами, сборщиками кофе в Бразилии и грузчиками в Новом Орлеане, а также с новыми
