— А я знаю! И товарищ Крейцер знает! И вы знаете, колонисты. Эти сверлилки нужны нашей стране, нашей Красной Армии, нашему Воздушному Флоту. Товарищ Воргунов, какой выпуск запроектирован?
— Норма — пятьдесят штук в день.
— Значит, мы будем делать сто штук в день. И будем делать лучше австрийцев.
Он с вызывающим лицом повернулся к инженеру, но инженер по-прежнему холодно смотрел на свой чемоданчик. Чей-то звонкий голос раздался из самой гущи, расположенной у дверей:
— Будем делать!
Михаил Гонтарь сделал лицо добродетельное, серьезное, какое бывает у мудро поживших стариков:
— Я читал недавно в одной книжке: люди такое придумали — по телеграфной проволоке будут портреты посылать. А сверлилку, наверное, легчые все-таки сделать. Или, скажем, комбайн и то делают, я сам видел в Ростове. И я так думаю: если хорошо взяться, так почему не сделать? Конечно, чтобы литейная была хорошая.
На Воргунове все эти правильные мысли никак не отразились. Витя Торский, удивленно разглядывая его, закрыл совет.
Через несколько минут Воргунов стояли посреди кабинета Захарова, наклонив голову, точно бодаться собирался:
— Я не понимаю этих нежностей. Я не ангел и не институтка, и никакие дети меня не умиляют, раз дело идет о производстве. Нет, не умиляют. Я говорю прямо: стройте завод — дело хорошее, а только рабочих придется искать.
Крейцер удивленно округлил глаза:
— Да постойте, Петр Петрович. А эти… ребята… по-вашему…
Воргунов пожал плечами:
— Михаил Осипович! Портачей и без них довольно.
Соломон Давидович протянул возмущенные руки:
— Вы их еще не знаете! Они работают… как звери, работают!
— Ну, вот видите: как звери! Мне нужны не звери, а знающие люди.
Он надел на голову шапку, взял в руки чемодан:
— Так я воспользуюсь вашей машиной, Михаил Осипович. До свиданья. — И вышел.
Все смотрели ему вслед. Крейцер сказал с увлечением.
— Вы видите? Это же прелесть! Замечательный человек!
Но Соломон Давидович Блюм, кажется, не заметил этого восхищения:
— Как вам это нравится? Он зверей не любит. Вы видели что-нибудь подобное?
Захаров смеялся громко, как мальчик.
А в это время в спальне четвертой бригады большинство ребят уже спали. Только Зырянский читал в постели книгу да Володя и Ваня на соседних кроватях посматривали еще друг на друга. Ваня вдруг приподнялся на локте:
— Одна сотая миллиметра! Володька! Это не может быть, правда?
Володя ответил задумчиво:
— В жизни все бывает.
Зырянский повернул к ним лицо:
— Пацаны, спать!
Пацаны, балуясь, заснули.
24. ВСПОМНИМ СТАРИНУ…
Воргунов увез с собой австрийскую сверлилку, но ее увлекательный образ остался в памяти.
По правде сказать, колонисты не умели разговаривать на подобные темы. Спорили о том, останется ли швейная мастерская или не останется, пригодится ли для нового завода самарские токарные или не пригодятся, нужно ли разваливать стадион или не нужно. Несколько девочек обратились в совет бригадиров с просьбой перевести их в механический цех. В совете бригадиров горячо приветствовали это начинание, но в четвертой бригаде отнеслись к нему с завистливым недоверием. Петька Кравчук воинственно поводил своим чубиком и говорил:
— Ой, и хитрые же девчата! Конечно, потом скажут: вот девчата такая редкость, скажите, пожалуйста, работали на токарных станках, давайте их поставим на самые лучшие станки, а про нас скажут: эти еще маленькие, пускай себе шишки делают. Особенно, если дыма не будет.
В четвертой бригаде с Петькой соглашались: казалось, что вторжение взрослых девочек в механический цех сильно может понизить токарные заслуги пацанов. Но это беспокоило только до тех пор, пока у токарных станков рядом с пацанами не стали девочки.
Перешли работать в механический цех и Ванда с Оксаной. На совете бригадиров Соломон Давидович заикнулся было, что в важной роли составителя опилочной смеси в сборочном цехе Ванда незаменима. Ванда заявила, что она хочет работать вместе с Оксаной. Подобный аргумент, высказанный всяким другим, вызвал бы только смех, но, так как речь шла об Оксане и Ванде, никто не смеялся, и, наоборот, именно этот аргумент решил дело.
