тебя котлет наделаю!
На эту угрозу Володя ответил только блеском зубов. Левитин вытер слезы, улыбнулся, салютнул и ушел. Володя собрался еще раз сказать: «Спокойной ночи!» — но неслышно открылась дверь и взлохмаченная голова Руслана Горохова прохрипела:
— Алексей Степанович, можно?
— Заходи.
Руслан был в ночной рубашке и сразуб замахнулся кулаком. Кажется, он хотел что-то сказать при этом движени, но ничего не сказал, кулак прошелся по воздуху. Он снова взмахнул, и опять ничего не вышло. Тогда он обратил прыщеватое суровое лицо к дивану:
— Пусть Володька смоется.
— Ничего… Володька свой человек.
И теперь поднятый кулак уже не напрасно прошелся сверху вниз:
— Вы понимаете, Алексей Степанович? Это… липа!
Володька громко захохотал на диване. Захаров откинулся назад, тоже смеялся, глядя на удивленного Руслана, потом протянул ему руку:
— Руку, товарищ!
Руслан схватил захаровскую руку шершавыми лапищами и широко оскалил зубы. Захаров поднял палец другой руки:
— Только, Руслан, молчок!
— Понимаю: молчать!
— Секрет!
— Секрет!
— Никому!
— А… Володька? Он… такой народ…
— Володька? Ты его еще не знаешь. Володька — это могила!
Могила на диване задрала от восторга ноги. Руслан еще раз взмахнул кулаком и сказал:
— Спокойной ночи, Алексей Степанович! Липа, понимаете, липа!
11. РАЗГРОМ
Приняв дежурство по колонии в десять часов вечера, бригадир первой Воленко сменил часовых в лагере и в вестибюле, проверил сторожей на производственном дворе и у кладовых, прошел по палаткам для порядка и еще раз заглянул в главное здание, чтобы просмотреть меню на завтрашний день. В вестибюле он мельком взглянул на стенные круглые часы и удивился. Они показывали пять минут одиннадцатого.
— В чем дело? — спросил он дневального.
— Остановились. Уже приходил Петров 2-й и лазил туда, сказал — завтра утром исправит.
— А почему не сегодня?
— Он взял запаять что-то…
— А как же завтра с подьемом?
— Не знаю.
Воленко задумался, потом отправился в палатку к Захарову:
— Алексей Степанович, у нас беда — часы испортились.
— Возьми мои.
Захаров протянул карманные часы.
— Ой, серебрянные!
— Подумаешь, драгоценность какая — серебро!
— А как же: серебро! Спасибо!
Утро встретило колонистов на удивление свежим солнечным сиянием. Колонисты щурились на солнце и нарочно дышали широко открытыми ртами, а потом все разьяснилось: часы испортились, и Воленко наудачу поднял колонию на полчаса раньше. Воленко был очень расстроен, на поверке приветствовал бригады с каким-то даже усилием. нестеренко ему сказал:
— Ну что такое: на полчаса раньше. Это для здоровья совсем не вредно.
Но Воленко не улыбнулся на шутку. После сигнала на завтрак, когда колонисты, оживленные и задорные, пробегали в столовую, он стоял на крыльце и кого-то поджидал, рассматривая входящих взглядом. Зырянскуий пришел из лагеря одним из последних. Воленко кивнул в сторону: — Алеша, на минутку.
Они отошли в цветник.
— Что такое?
— Часы… пропали… Алексея, серебрянные.
