яИзбавился от гнева и огня,Живу спокойно, умника не строя,Людей не осуждая, не браня.И люди уж не чаяли подвоха —Считали исцеленным и меня.Но наша с вами такова эпоха,Что даже благодушнейший добряк,И тот бранится — до того все плохо.И снова желчью мой язык набряк,Увы, как ни креплюсь я! Столько злобыВ душе от незадач и передряг.А впрочем, хоть ослы и твердолобы —Уж в этом я им должное воздам, —Но и ослов упорство не спасло бы.Нет, пусть лягаются и тут и там,Когда кругом так мерзостно и жутко!А то не угодили б небесам.Приблизьтесь к этому строптивцу, ну- тка!Казалось бы: не грустен, не сердит,А вот, поди же, презабавна шутка,Которую готовит вам бандит:Вы с ласкою к нему, а сей скотинаДля мерзости к вам зад оборотит.Пока в домах приличных воединоРугают невоспитанность осла, — Ослом изображенная картинаРисуется неспешно, спрохвала.Но торопись! Все расскажи, страницаПока не закусил он удила.А зложелатель — да посторонится! И вот уже, как водится в апреле,Лучи живительные небо льет.Они больную землю обогрели,Прогнав метели, заморозки, лед.И вот, блюдя охотничий обычай,Уж и Диана меж лесных тенетСо спутницами мчится за добычей.И, продолжительней день ото дня,Восходит солнце над главою бычьей.И ослики гуляют, гомоня.От них по всей округе суматоха.Их долго не смолкает болтовня.Известно: говорящих слышат плохо.И потому-то громче трубачаИ радостней иного пустобрехаОсел порой вопит и сгорячаКружиться по двору иль по овину,О чем-то полюбившемся крича.Так, день земной пройдя наполовину,Я очутился в сумрачном бору,О коем вам поведать не премину.Как очутился, сам не разберу.Но знал: отсюда всяк оставь надеждуУбраться поздорову-подобру.Во тьме кромешной, продираясь междуцепляющихся сучьев и коряг,Дрожал от страха я и рвал одежду.И ужасал меня любой пустяк.Но рог охотничий неумолимоВдруг прозвучал — и разум мой иссяк.И, зеленея в очертаньях дыма,Что твой мертвец, Курносая сама,Помнилось мне, с косой проходит мимо.Была, ей-Богу, столь кромешна тьмаИ грозны ветви, корневища, ели,Что миг еще — и я б сошел с ума.Я на ногах держался еле-еле. АИ вновь помнилось: проблески лучей,Как факелы, в чащобе заблестели.И сей далекий свет, не знаю чей,Не исчезал, но в яркой позолотеКазался все сильней и горячей.Я притаился в темноте напротивИ напряженно, как во глубь зерцал,Смотрел, сомненьем душу озаботив.Чудному шелесту, как он ни мал,Под ветками безлиственного древаЯ, затаив дыхание, внимал.Не помню, правда, справа то ли слева,Но вот, являя обликом покой,Вплыла прекрасная собою дева.Держала огнь Она одной рукой,Который-то и виделся далече,И рог охотничий — рукой другой.А за красавицей — животных вече:Подпрыгивали суслики у ног,И ладились пернатые на плечи,И волк, и лев, и серна, и сурокУчаствовали в сем чудном спектакле.И я хотел пуститься наутек.И уж не знаю, право, так ли, сяк ли,Но дал бы я отсюда стрекача,Да с перепугу силы и иссякли.Я не нашел в обратный мир ключа,И к людям уводящую дорогуНе осветила ни одна свеча.Не ведал я, как быть, но, слава Богу,Уже не ждал неведомого злаИ успокаивался понемногу.Хотел идти к ней — но, тиха, светла,Сама ко мне приблизилась красоткаИ мне: «Добро пожаловать!» — рекла.Непринужденно глянула и кротко.Должно быть, приняла она меняЗа брата или друга- одногодка.И дружеская девы болтовняСознанье помраченное целила.И я согрелся, словно у огня.А дева молвила: «Какая силаТебя, скажи-ка, привела тура,Где поселиться никому не мило?»А я залился краской — вот беда!Как будто и забыл я — кто я, где я.И вновь опомнился не без труда.Хотел ответить, о былом жалея,Что суета убогих дум и делВконец запутала меня, злодея.Но не ответил. То бледнел, как мел,То от стыда краснел до слез я сноваИ все молчал, как будто онемел.А дева засмеялась: «Право слово,Не умирай от страха. Глянь: стою,Не замышляя ничего дурного.Но в сем необитаемом краюМои слова, сам убедишься, вещи.Услышишь ты историю свою.Здесь видится отчетливей и резче.Итак, рассказу моему внемли.Прелюбопытные услышишь вещи.Когда владыкой неба и землиЮпитер не был, с острова родногоЦирцею силы рока унесли.Но меж людей не находила крова,За злое волшебство свое молвойОславленная, и скиталась снова.Но тут не сыщешь ни души живой.Волшебница утешилась и вродеВ сем буреломе обрела покой.И поселилась мирно на природе,Дабы подале от мирских суетО человеческом злословить роде.Не ведает об этом царстве свет.Сюда дорога для людей закрыта,А кто вошел — назад дороги нет.И в доме, от зенита до зенита,Пастушки-девы, в их числе и я,Цирцею охраняют, будто свита.И вот еще комиссия моя:По зарослям, расселинам, дорогамВожу зверей, питая и поя.Но это попеченье — о немногом.И я гуляю средь пещер и скал — Всенепременно с факелом и рогом,Чтоб заплутавший кролик иль шакал,О местонахожденье нашем судя,По рогу иль огню, тропу сыскал.И наперед тебе отвечу, будеЗахочешь знать, что за зверье вокруг:Днесь — звери, ну а прежде были —
