в белом халате, который стоял, облокотясь на машину «скорой помощи».
— Решили именно меня прославить?
— Почему бы нет? Все хотят, чтобы их увековечили.
— Только не я. А «скорую помощь» можно снять где угодно.
— Вы определенно нуждаетесь в услугах психиатра, — Ревсон опустил фотоаппарат. — Разве не знаете, что в нашей стране уклониться от съемки — значит совершить антиобщественный поступок. Я — Ревсон.
— А я — О'Хара.
Доктор был молодым рыжеволосым и жизнерадостным. Чувствовалось, что перед вами потомственный ирландец.
— Ну и что вы думаете о нашей маленькой заварушке?
— Не для печати?
— Нет. Я же фотограф.
— Да черт с вами, если хотите, можете цитировать. Лично мне очень хотелось бы этому Брэнсону уши пообрывать.
— Это заметно.
— Что вы имеете в виду?
— Ваши рыжие волосы, и, соответственно, ваш темперамент.
— Будь я блондином, брюнетом или лысым, я бы испытывал то же самое. Мне не нравится, когда публично унижают президента.
— Значит, вы сочувствуете ему?
— Ну, он из Калифорнии, как и я. Я прошлый раз за него голосовал и в следующий раз проголосую. Конечно, президент слишком важничает, и мне не нравится, что он переигрывает, изображая доброго дядюшку, но все же он славный старик.
— Хотели бы ему помочь?
О'Хара задумчиво посмотрел на Ревсона.
— Как ему поможешь?
— Хочу попытаться. Я расскажу вам, что именно собираюсь сделать, если согласитесь мне помочь.
— А почему вы думаете, что в состоянии это сделать?
— У меня для этого есть специальная подготовка. Я работаю на правительство.
— Почему же тогда вы тут ходите с фотоаппаратом?
— Странно, но мне всегда казалось, для того чтобы стать доктором, требуется некоторый интеллект. А что, по-вашему, я должен делать — носить на груди табличку «Агент ФБР»?
О'Хара еле заметно улыбнулся.
— Да нет. Просто я слышал, что все агенты ФБР усыплены в гараже в центре города, конечно, кроме тех, что оказались в автобусе для прессы. Их потом столкнули с моста.
— Мы обычно не складываем все яйца в одну корзину.
— Насколько я знаю, агенты обычно не заявляют о своей принадлежности к ФБР.
— Только не я. Готов заявить об этом любому, если попаду в беду. А сейчас у меня и в самом деле есть проблемы.
— Ну что ж, если для этого не потребуется нарушать этику...
— Я бы не стал вгонять в краску служителя Гиппократа. Обещаю, ничего неэтичного вам делать не придется. Как, по-вашему, этично засадить Брэнсона за решетку?
— Вы это обещаете?
— Нет. Но постараюсь.
— Можете рассчитывать на меня. Что я должен делать?
— С нами тут молодая привлекательная журналистка, тоже фотограф. У нее странное имя — Эйприл. Эйприл Венсди.
— А, это зеленоглазая блондинка! — воскликнул доктор.
— Она самая. Мне нужно, чтобы эта девушка доставила на берег кое-какую информацию. И чтобы часа через два привезла мне ответ. Я собираюсь зашифровать свое сообщение, отснять его на пленку, а пленку отдать вам. Уверен, вам будет нетрудно спрятать ее среди всех этих ваших баночек и скляночек. Кроме того, никто не усомнится в честности врача.
— Вы так думаете?
— У нас еще есть время. Я должен подождать, пока уедут господа Мильтон, Квори и Хендрикс. Надеюсь, к тому времени объявится невесть где скрывающийся мистер Хегенбах.
— Хегенбах? Этот старый обманщик!
— Прошу вас выбирать выражения, когда говорите о моем уважаемом работодателе. Итак, вернемся к вашей машине. У вас там обычный комплект инструментов и лекарств, плюс реанимационное оборудование, плюс еще кое-какие инструменты, чтобы накладывать швы. Ничего сложного нет.
— Конечно, нет, — согласился доктор.
— Поэтому вы не можете сделать рентген или анализ крови. И, разумеется, у вас нет возможности проводить хирургические операции. Примерно через час мисс Венсди неожиданно заболеет. Ей станет очень плохо. Вы поставите диагноз, который потребует немедленной госпитализации, а возможно, и операции. Допустим, это будет острый аппендицит. Вы заподозрите перитонит. Ну, да вы и сами все знаете. В таком случае риск неуместен.
— Разумеется, — О'Хара недовольно посмотрел на Ревсона. — Есть одно «но»: даже начинающий врач в состоянии диагностировать аппендицит, что называется, не вынимая рук из карманов.
— Я слышал об этом, но ведь я же не в состоянии поставить диагноз. Уверен, что здесь, кроме вас, никто не сможет этого сделать.
— Вы правы. Но вы должны предупредить меня минут за пятнадцать-двадцать до того, как сообщите о болезни девушки Брэнсону. Я сделаю ей пару уколов, чтобы симптомы стали заметными. Девушке это никак не повредит.
— Мисс Венсди предупредила меня, что она с трудом переносит боль.
— Она ничего не почувствует, — уверенно заявил врач. — Кроме того, наша красавица знает, что страдает ради своей страны, — О'Хара задумчиво посмотрел на Ревсона. — Мне говорили, что через два часа ваша журналистская братия будет передавать статьи и снимки коллегам в южном конце моста. Вы не могли бы дождаться этого момента и передать то, что вам нужно?
— Ну да, и получить ответ голубиной почтой на следующей неделе. Нет, меня это не устраивает. Ответ мне нужен сегодня же.
— Похоже, вы торопитесь.
— Во время Второй мировой войны Уинстон Черчилль давал следующие инструкции своим военным и гражданским сподвижникам: «Действуй сегодня». А я большой поклонник сэра Уинстона.
Рестон покинул смущенного доктора и вернулся к Эйприл. Он рассказал девушке о том, что О'Хара согласился ему помочь.
— Вы хотите, чтобы я привезла вам к вечеру миниатюрный передатчик?
— О нет! — Пол удивленно посмотрел на девушку. — Дело в том, что передатчик у меня есть. Он лежит в фальшивом дне футляра моего фотоаппарата. Беда в том, что у преступников есть сканнер, которым они отслеживают все радиопередачи с моста, — Ревсон обратил внимание своей спутницы на вращающийся диск над автобусом. — С таким оборудованием они меня вычислят через пять секунд. А теперь слушайте внимательно, я расскажу вам, что от вас потребуется и как нужно себя вести.
— Я все поняла. Только боюсь, что наш лекарь своими внутримышечными инъекциями доведет меня до шока, — заметила Эйприл, когда Пол закончил.
— Не беспокойтесь, ничего не почувствуете, — успокоил ее Ревсон. — Кроме того, вы делаете это ради своей родины.
Он покинул девушку и не спеша направился к автобусу прессы.
Совещание в верхах, проходившее в президентском автобусе, было в полном разгаре. Хотя снаружи ничего не было слышно, но, судя по выражению лиц и жестикуляции, мнения разделились. Ревсон понял, что эти высокопоставленные особы вряд ли скоро придут к согласию.
