Разделенный Мир

5. Камень третий. Злата – ведьма по рождению

26 октября 20.. года.

Интересно, кто придумывает пословицы? Говорят – это «устное народное творчество», но ведь кто-то первым показывает их Миру, кто-то первый произносит эту отточенную формулу, которую приписывают затем народу. Кто, например, первым сказал: «От тюрьмы да от сумы не зарекайся» или: «Кому суждено быть повешенным, тот не утонет»?… А если утонет?

Злата – симпатичная девушка маленького роста, с шикарной вороной гривой, яркими, горящими черными глазами, выдававшими неудержимый темперамент, сидела в одиночестве за довольно грязным столом обычной городской чайханы. Она зашла сюда случайно, просто проголодавшись после тяжелой дальней дороги, которую, как она считала, ей пришлось пройти за последние четыре часа. Она сидела над миской пахучей, пряной еды, очень напоминавшей среднеазиатский плов, но не притрагивалась к ней. И вообще все посетители чайханы отложили в стороны свои ложки и чашки, прекратили разговоры, прервали смех. Все слушали песню, странную песню с ритмичным и в то же время рваным мотивом, отбиваемым на семи струнах похожего на гитару инструмента. А пел ее слабым, сорванным, хрипловатым голосом босой парень в рваном халате с разбитой головой, кое-как перевязанной старым полотенцем.

Мы ели и спали,
Дружили и мстили,
Спешили и ждали,
Дрались и любили,

На звезды смотрели
И оды слагали,
Плясали, и пели,
И ели, и спали!

И плачем и смехом
Богов веселили,
Себе на потеху
Пророков казнили,

Своих палачей
За святых принимали –
На пару свечей,
И мы ели и спали!

От жира лоснились,
От голода пухли,
В окопы ложились
И мерли как мухи.

Мы в «праведном гневе»
Врагов добивали,
Пылали и тлели,
И ели, и спали!

Мы пашни пахали,
И траву косили,
Мы сеяли, жали,
Мы деток растили,
Мы дивные храмы
Волшбой расписали.
Герои и хамы –
Мы ели и спали!

Мы были, мы жили,
Мы жизнь познавали,
Мы всуе божились,
И ели, и спали,

Мы правды хотели,
И лгали, и лгали,
Мы спали и ели,
Мы ели и спали!

Певец последний раз ударил по струнам и замолчал, жадно приникнув к широкой чашке с молодым вином, предложенной ему одним из посетителей.

Еще несколько секунд в чайхане висело молчание, а потом ее снова залило гулом голосов, перезвоном стаканов и мисок, смехом и руганью. Златка тоже вернулась к своему плову, изредка бросая быстрый взгляд на столик, за которым притулился местный бард. Кроме певца в старом заношенном халате и рваном полотенце вместо чалмы, за этим столиком сидели еще четверо. Все они были одеты далеко не бедно, и у всех на поясах Злата заметила увесистые кошельки с монетами. Очень похожий кошелек висел и у нее на поясе.

Пока она доедала свой плов, прихлебывая из пиалки горячий зеленый чай, по вкусу, правда, напоминавший настой шиповника, за столиком богатенькой четверки разгорался нешуточный спор. А начался он с того, что молодой красивый мужчина, с узенькой черной бородкой на бледном горбоносом лице, сидевший справа от певца, начал над последним подсмеиваться.

– Не понимаю я, почему твоя великая поэзия не может тебя накормить? Ведь Всевидящий и Всеслышащий дает нам таланты, чтобы мы могли прокормить себя и своих близких…

Однако бард не обращал на подковырки внимания, жадно выхлебывая из миски лапшу с мясом и запивая ее молодым кислым вином. Тогда чернобородый обратился к своему соседу,