остановилась посреди комнаты, рядом с уроненной на пол сумкой и с непонятным ужасом смотрела в дымящийся камин. Глаза у нее остекленели, лицо страшно побледнело, а по лбу бежали ручейки холодного пота.
Толстуха бросилась к девушке и, приобняв ее за плечи, подвела к кровати и усадила. Затем она метнулась к туалетному столику, плеснув из кувшина, намочила краешек полотенца и быстро вернулась назад. Она начала аккуратно вытирать Злате лоб, приговаривая:
– Да что с тобой, девочка?! Что тебя так напугало?! Не надо ничего бояться!…
Наконец Злата закрыла глаза и тряхнула головой. Краски начали возвращаться на ее лицо, она глубоко вздохнула и прошептала:
– Спасибо, уже все в порядке. Уже все прошло…
Интерлюдия
Двенадцать лет назад в Югославии, в Косово, недалеко от маленького городка Призрен, в небольшой горной деревушке происходило нечто непонятное. Все население деревушки – человек двадцать пять – тридцать, собралось на небольшом крепко выбитом выгоне на окраине деревни. Посередине выгона в землю был вбит здоровенный кол, вокруг которого мрачные, неразговорчивые люди навалили огромную кучу хвороста. Этот хворост таскали все, даже маленькие дети.
И теперь они эту кучу поджигали. Вернее, хворост поджигали двое суетливых мужичков, а остальные, угрюмо столпившись вокруг, молча наблюдали за их действиями. Хворост явно не хотел разгораться. Может, потому, что последние четыре месяца безостановочно шли дожди, и вся древесина в округе пропиталась влагой, может потому, что поджигатели не имели необходимого опыта, только огня, настоящего могучего огня, все не было. Куча шипела, дымилась, иногда громко и голодно щелкала, порой между черными сучьями мелькали синеватые от слабости язычки пламени. Но эти «огненные потуги» все никак не перерастали в достойный огонь.
А над этой кучей хвороста висела привязанная к вбитому шесту девочка лет шести. Причем она была настолько мала, что ее возраст можно было определить только по огромным темным, взрослым глазам, которыми она с ужасом наблюдала за своими палачами. На девчушке было одно драненькое платьице, из-под которого высовывались тоненькие, грязные, босые ножки. Правая рука девчушки, сжатая в кулачок, была прижата к груди, а из кулачка торчали кончики кожаного шнурка, обвитого вокруг тонкой шейки. Порой, когда особо густая жила дыма вырывалась из темной кучи топлива, девочка испуганно поджимала ножки. И самое странное – она не плакала и не кричала. Она молча, неотрывно наблюдала за не разгорающимся костром, только иногда быстрым взглядом окидывая собравшихся.
Все это продолжалось уже около часа, когда из-за недальних скал, по горной тропке выехал одинокий всадник. Он мгновенно увидел то, что происходило на околице деревеньки, и, толкнув пятками своего коня, двинулся к толпе. Подъехав ближе, он наклонился к стоявшему с краю мужику и спокойно спросил:
– Чем занимаемся, православные?
– Ведьму жжем, – угрюмо ответил тот.
– Вот эта девчушка – ведьма?
Мужик, повернувшись всем телом, взглянул на чужака, оценил его внешний вид и так же угрюмо ответил:
– Она ведьма и есть. И мать у нее ведьма была. – Мужик сплюнул себе под ноги.
– И что же она натворила? – не успокаивался чужак.
– Много чего, – коротко ответил мужик, и это прозвучало как «отстань».
Но всадник «отставать» не собирался. Он тронул лошадь, и она, аккуратно раздвигая людей, двинулась ближе к костру. Оказавшись в первых рядах, он с минуту внимательно наблюдал за действиями поджигателей, а потом громко спросил:
– Кто здесь староста?
Седой, кряжистый старик, стоявший метрах в трех от него, медленно повернул голову в его сторону и пробасил:
– Ну, я… А чего тебе надо?…
– Продайте мне вашу ведьму.
– Ее сожгут, – безапелляционно ответил старик и отвернулся.
– Ее не сожгут, – спокойно возразил всадник. – Во всяком случае, пока я здесь.
Старик не ответил, игнорируя чужака, а двое палачей еще больше засуетились.
И неожиданно из кучи сырых дров прямо в физиономию одному из них ударил шипящий дымный факел. Поджигатель завизжал и отскочил в сторону, схватившись руками за лицо. Когда он опустил ладони, все увидели, что брови и борода у него полностью сгорели, а волосы на голове опаленно дымились. Второй палач, увидев, что случилось с его коллегой, тоже отступил в сторону.
– Ну так что, православные, продадите мне девчушку?… – повторил свой вопрос чужак.
– Ты видел, что она делает?… – повернулся к нему старик-староста.
– И что она делает? – насмешливо спросил чужак.
– Ты что, слепой? Она же чуть не сожгла человека!… Вот только что!…
– По-моему, это они чуть не сожгли девчушку, – все так же насмешливо ответил всадник.
– Ты еще не знаешь, что она вытворяла у нас в деревне!… – повысил голос вышедший из себя старик.
– Ты старый человек, – спокойно возразил чужак, – и я уважаю старость. Но ты должен знать, что дети не способны делать зло. Только взрослые учат детей плохому. И сейчас вы учите всех своих детей страшному злу. Как ты думаешь, они будут себя вести по отношению к таким бессердечным людям, как вы?…
Всадник помолчал, давая возможность обдумать свои слова. А потом еще раз попросил:
– Продайте мне эту девчушку.
Старик пожевал губами и тяжело выдохнул:
– Забирай, нам ничего за нее не надо… – Он повернулся и медленно пошел к видневшимся невдалеке домам деревни. Жители так же молча и угрюмо двинулись за ним. Очень быстро выгон опустел.
Всадник спустился на землю, разбросал дымящуюся кучу, снова взобрался в седло и, подъехав к столбу, обрезал веревки, удерживавшие маленькое тельце. Девочка сползла на колени всаднику. Он устроил ее впереди себя в седле, затем развернул притороченный сзади плащ и укрыл девочку. А та закрыла глазенки, прижалась к всаднику и неожиданно горько расплакалась. Всадник понял, что она предельно напугана. Он погладил ее по черным спутанным, длинным, грязным волосам и пробормотал:
– Все в порядке, малышка… Теперь все будет в порядке… И никто тебя больше не обидит… Мы с тобой уедем далеко-далеко, к очень хорошим людям. Они тебя полюбят.
И девочка под его негромкое бормотание успокоено задремала.
Уже к вечеру они приехали в Призрен. Утром мужчина нанял старенькую машину и вечером того же дня они были в Приштине. Там они сели в поезд и через сутки прибыли в Белград. А еще через двое суток высокий мужчина, державший за руку маленькую, чистенькую, аккуратно
