навалившейся усталости.
Глава 2
Кровелл некогда представлял собой кольцевой форт, построенный в незапамятные времена великанами для защиты от мародерствующих людей и пикси. Древняя круговая стена была сложена из огромных камней в тяжеловесном, типично великанском стиле. За крепостным валом вдоль дорог и тропинок, выводящих к окрестным полям, сгрудились, прижимаясь друг к дружке небольшие дома. Внутренность старого форта была настолько большой, что вмещала не только замок Кровелла с его огромным залом и множеством комнат, но также конюшню, три яблони, большой огород и просторный, вымощенный серо-голубым песчаником двор, протянувшийся от парадного входа в замок до тяжелых деревянных ворот форта.
Сам замок Кровелла — массивное двухэтажное строение из камня и дерева — был возведен людьми уже после того, как великанов прогнали из их крепости. С юго-восточной стороны в выходящей во двор массивной стене замка было множество окон, забранных лучшим эльфийским стеклом. Телерхайд любил смотреть оттуда на далекий девственный Гаркинский лес. Под бдительным присмотром Телерхайда Кровелл стал важным центром, и на праздник Наименования Меча младшего сына Телерхайда прибыли гости со всего Морбихана.
В ночь, когда был выкован меч Ньяла, Кровелл заполнили толпы — и люди, и Другие. Те, что побогаче, разместились за стенами форта, заставив окрестные поля просторными церемониальными шатрами. Даже конюху Ньяла Тимерилу пришлось потесниться и разделить высокий душистый сеновал над конюшней с гномом Руфом Набом.
Тим был невысок, но для своего роста силен. Его хрупкое с виду тело, казалось, состоит не из костей и мускулов, а свито из узловатой веревки. Как и все остальные, он допоздна не ложился, празднуя канун Наименования Меча Ньяла. Глубокой ночью конюха разбудили звуки яростных ударов. Он прислушался, сдвинул брови, и его простое и симпатичное лицо стало сердитым. Редеющие светлые волосы спутались, в них набилась солома, Тим яростно почесался. Увидев слабый свет, сочившийся в щели между досками стен, он понял, что вот-вот рассветет. И когда снова раздались тяжелые удары, конюх понял, что это такое, и шепотом выругался.
Горка сена рядом с ним зашевелилась. Появилась корявая мускулистая рука, почесала рыжеватые волосы, вытащила комки сена из большущих ушей.
— Снова дикий жеребец? — раздраженно проворчал Руф Наб.
Тим кивнул:
— Сущий единорог. Я еще ни одной ночи спокойно не спал с тех пор, как чародей привел его. Пойду брошу ему сена — может, успокоится.
Он спустился с сеновала по крепкой приставной лестнице и быстро прошел между рядами стойл к тому, из которого слышались удары копыт.
— Тихо ты, зверюга! Успокойся и дай людям поспать! — приказал конюх.
В конюшне было темно. Тим едва различал гордые очертания головы жеребца. Он прищурился, неуверенно всматриваясь в темноту. То ли ему показалось, то ли он на самом деле видел блестящий глаз и прижатые остроконечные уши. Белая звездочка на морде лошади, казалось, на мгновение неподвижно повисла в воздухе, а затем стрелой метнулась к руке Тима.
Тим слишком поздно понял, что происходит. Он и глазом моргнуть не успел, как лошадиные зубы железной хваткой впились в его плечо. Тим закричал от неожиданности и боли и принялся колотить жеребца по голове.
— Назад! — прогремел голос Руфа Наба.
Вбежав в двери, гном схватил вилы и взмахнул ими перед лошадиной мордой. Жеребец отвлекся и выпустил Тима. Он щелкал зубами, раздувая ноздри. Тим, освободившись, рухнул на пол и почувствовал, как сильные руки Руфа Наба подхватили его и тащат в безопасное место.
В сушильне гном зажег фонарь и закатал порванный рукав рубашки Тима. На тощем предплечье синели два идеальных полукруга: каждый лошадиный зуб отпечатался идеально. Отметины стремительно опухали.
— Тебе повезло, нет крови. Можешь двигать рукой?
— Чуть-чуть. — Тим согнул пальцы и сморщился от боли.
— Переломов нет, — заметил гном, осторожно ощупав руку. — Тебе надо к чародею сходить.
— Не нужен мне чародей, и так заживет. — Заботливо прижав руку к груди, Тим раскачивался на стуле. Похоже, он больше страху натерпелся, чем боли.
— Дело твое. — Гном разжег огонь в очаге и поставил воду. Они сидели рядом — стройный человек раскачивался на стуле, на голову возвышаясь над приземистым крепышом гномом, — и слушали, как жеребец лягает стенки стойла.
— Разве это подарок для Ньяла? — возмутился Тим. Зубы его едва заметно стучали. — Необъезженный жеребец! Да его чтобы привязать, четверо конюхов нужно, а иначе его и не вычистишь. Ньял слишком горяч для такого коня. Он хороший парень, — поспешил уверить конюх. Руф Наб согласно кивнул. — И от работы не бегает. И к животным подход имеет. Но частенько не задумается, пока не угодит в беду. Ему нужна верховая лошадь, послушная и поосторожнее. — Эти качества Тим ценил и в себе.
— Верно, но чародей владеет мудростью Магии, — . возразил Руф Наб. — Может статься, он что-то задумал.
— Может статься, он просто ничего не смыслит в лошадях, — проворчал Тим и погрузился в молчание. Он родился не в Морбихане. Его молодость прошла далеко на севере, он был тогда мореходом. Он питал глубокое уважение к богам моря, неба и парусов, поскольку видел их в деле, но с предубеждением относился к чародеям Морбихана и к Магии вообще.
Между тем наступило утро, а предплечье Тима на малейшее движение отзывалось острой болью. Он попытался уговорить конюшенных помочь почистить лошадь, но каждый, взглянув на руку Тима и услышав, как мечется в стойле жеребец, вдруг вспоминал о чем-то срочном. Удрученный тем, что конь будет иметь столь неприглядный вид, когда его вручат Ньялу на церемонии, Тим нехотя отправился на розыски чародея Фаллона.
И нашел его на скамье во дворе, где тот грелся на утреннем солнце. Известный последователям Древней Веры как Мастер Превращений и Фаллон Дважды-испытанный, он был единственным Мастером Чародеем в Морбихане. Он был еще более худ, чем Тим, и вид имел внушительный, что дало Тиму надежду: этот свое дело знает. Как и Телерхайд, чародей уже был не молод: большие мешки под глазами, седина в некогда песочных волосах. Его борода вилась по небесно-голубому балахону.
Рядом с чародеем сидела девушка, также одетая в небесно-голубой балахон, говорящий о причастности к Магии, Ее прямые черные волосы были гладко зачесаны назад и сколоты на затылке грубой костяной заколкой. Глаза у нее были большими, темно-зелеными — цвета зимнего моря. Она с любопытством посмотрела на Тима.
— Прошу прощения, сэр, — сказал Тим и робко поклонился: — Леди,
— Что-то случилось? — Глаза чародея поразили Тима. Они были такими же бледно-голубыми, как балахон, и излучали свет подобно летнему небу.
— Я слуга Ньяла, сэр. Я ухаживаю за жеребцом, которого вы привели для Ньяла. Такой горячий конь. — Чародей взглянул тревожно, и Тим неловко переступил с ноги на ногу. — Вы порадуетесь — конь замечательный, сэр. Но он укусил меня. Я бы не стал беспокоить вас из-за этого, но я не могу шевелить пальцами. Ни сена дать, ни почистить… Все конюшенные боятся его, сэр. Я подумал: не смогли бы вы вылечить меня, сэр, чтобы я мог почистить коня до того, как Ньял вернется домой.
— Садись, парень. Дай я посмотрю.
Тим застенчиво закатал порванный рукав и показал укус. Фаллон, нахмурившись, повернул голову к девушке:
— Сина, взгляни-ка.
— Да, Мастер Фаллон, — отозвалась девушка сиплым шепотом. Холодными кончиками пальцев она провела по укусу на руке Тима. — Болит? — спросила она, нажимая на ушибленное место.
— Ай! — взвизгнул Тим. — Да, ваша милость. Сильно болит.
— Полегче, Сина, — предостерег чародей. — Во-первых, надо как следует осмотреть. Видишь
