давясь и пытаясь выплюнуть жидкость, но сильные руки снова одолели ее.
Вскоре Меллорит оставили в покое. Она лежала на шкурах и рыдала. Потом ей стало казаться, будто она бежит по длинному туннелю. Вздрогнув, она поняла, что совсем раздета. А затем она услышала позади шаги слуги привратника. В конце туннеля стоял с мечом в руке Ньял и звал ее. Шаги слуги тяжело звенели сзади. Случилось странное — она не могла бежать. Яркий свет в конце туннеля погас. Снова стало темно и дымно. Но от близкого костра шло тепло, и Меллорит успокоилась, а когда повернулась к огню, рыжеволосый демон радостно закричал:
— Она проснулась!
Меллорит съежилась от страха. Колдунья появилась перед ней, подняла шкуры, чтобы посмотреть на нее, а потом прикоснулась к ее лбу.
— Жара нет, — сказала колдунья. — Как тебя зовут, девочка? Не смотри так, никто не собирается тебя обижать.
Но Меллорит спрятала лицо и молилась, чтобы они исчезли. Позже, когда колдунья снова попыталась прикоснуться к ней, Меллорит закричала и начала брыкаться, опрокинув миску с отвратительным варевом. Колдунья удивленно посмотрела на неё. Меллорит задрожала и отвернулась, она не хотела оказаться во власти взгляда колдуньи. Демон поставил рядом новую миску, но Меллорит даже не шевельнулась: она знает колдуньины хитрости и не позволит себя отравить. Позже, когда ее мучители не видели, Меллорит стащила немного еды из котелка, висевшего над костром.
Когда она немного окрепла, колдунья разрешила ей гулять. От платья ничего не осталось, а от балахона, который предложила ей колдунья, Меллорит отказалась наотрез. Она не хотела, чтобы эти злыдни видели ее голой, и в конце концов завернулась в шкуры, служившие ей постелью.
Меллорит не знала, где находится, и не представляла, как ей одолеть колдовство Сины и отыскать замок дяди. Но с каждым днем она набиралась сил. Уверенность в том, что Ньял спасет ее, не ослабевала ни на минуту. Она видела, как он спускается из своего горного жилища, как вытаскивает меч, как его огромный конь встает на дыбы. Мучительница колдунья падает на землю, что-то бормоча от страха; со страшными демонами покончено одним взмахом блестящего меча. Ньял поднимает Меллорит на спину коня и заключает в объятия.
Она готовилась к его приходу. Она прислушивалась, не раздастся ли далекий стук копыт. Надежда пылала в ее груди до того самого дня, когда Меллорит наклонилась над чистой, неподвижной водой заводи, чтобы напиться, и увидела свое отражение. Ужас сдавил ей горло.
Ее чистое, молочно-белое лицо, ее небесно-голубые глаза, ее золотые волосы — все исчезло! Кожа стала темной и грубой, щеки — впалыми, а глаза — темными и лихорадочными. Сквозь жалкие клоки пуха на голове просвечивала розовая кожица. Жуткий звук, похожий на стон смертельно раненного животного, сорвался с ее губ.
Меллорит отскочила от заводи и повалилась на песчаный берег, раздирая кожу на голове и колотя себя по лицу. Прибежала колдунья, обняла ее и держала, пока Меллорит не перестала кричать, а потом влила ей в рот что-то горькое. Звуки стали приглушенными. Теперь колдунья стерегла Меллорит: редко оставляла ее одну, поила мерзкой жидкостью, следила за каждым движением.
Но в этом не было необходимости. Меллорит больше не замышляла бегства. Она больше не мечтала о победном спасении. Ее молитвы оказались слишком слабыми. Надежды больше не было, она поняла это, когда увидела свое отражение. Колдунья победила, с мечтой покончено навсегда. Меллорит превратилась в лягушку.
Глава 30
Мир был нарушен, и путешествия стали опасными. Шайки бездомных людей из Элии бродили по дорогам, охотясь за неосторожными путниками, и нападали на уединенные хутора, отвозя дрова и все награбленное в Элию. Не зная, насколько им удалось оторваться от лордов, Ньял и великаны старались выбирать окольные пути: так было безопаснее, хотя и медленнее. Две ночи подряд они не разводили костра. Но у них не было с собой провизии, и путешествие стало трудным.
Грозовые тучи ушли, теплый ветер манил беглецов на юг. Вечером они вышли к крестьянскому дому. Ньял назвал свое имя седому хозяину и его перепуганной жене и попросился на ночлег. Хозяин предложил им всем еду в обмен на работу. Утром они с великаншей запрягли единорога и Авелаэра и несколько часов перетаскивали большие камни и бревна, нужные крестьянину, чтобы закончить забор, который он возводил вокруг своего дома.
— Теперь не то, что при Телерхайде, — заметил фермер. — Теперь живешь и не знаешь, кто из проходящих мимо намерен поживиться тем, что ты добывал таким трудом всю свою жизнь.
Не в силах отличить приверженца Закона от исповедника Новой Веры, а союзника лордов от воришки, Ньял с принцессой держались подальше от людей на дорогах. Но им в голову не приходило прятаться от Других. Дорога, ведущая в Гаркинский лес, была сильно разъезжена. По ней торговцы возили свои товары от обитателей леса людям-крестьянам на равнину. Телеги и целые караваны везли ткани и мед от эльфов, шерсть и шкуры от пикси, чтобы обменять их на зерно у людей и железо и золото у гномов. Как-то раз на закате Ньял и великаны наткнулись на маленький караван пикси.
— Мы устали и голодны, — сказал Ньял вожаку-пикси, не спускавшему с него ярких янтарных глаз. — Нам нужно пристанище на ночь, но мне нечем заплатить.
Пикси молча разглядел его, потом указал на поляну, где паслись быки из каравана.
Поблагодарив вожака, Ньял с принцессой отвели Авелаэра и единорога на поляну, стреножили их, и Ньял расседлал жеребца. Принцесса отвела детей в укромное местечко за деревьями, чтобы почистить их и разделить с ними скудные припасы, данные ей в дорогу человеком-крестьянином.
Ньял сел у костра, где пикси жарили мясо. Никто не сказал ни слова, когда вожак заварил в кружке отвратительного вкуса чай и подал юноше. Ньял хлебнул, поморщился. Заметив, что все пикси не сводят с него глаз, он покраснел от неловкости.
— За счастливую случайность! — сказал он и вежливо допил противное варево.
Ньял сидел, прислонившись к дереву. Страшная усталость вдруг навалилась на него. Руки казались тяжелыми, будто налитыми свинцом, глаза слипались. Голова его качнулась и упала на грудь.
— Тащите веревки, — приказал вожак пикси. — . Если шевельнется, бейте его дубиной. Недрик из Фанстока наградит нас за него.
Глаза Ньяла никак не желали открываться. Чья-то рука схватила его за запястье, и он почувствовал царапанье грубой веревки. Он затряс головой, силясь пошевелиться, но руки были слишком тяжелы, и он не мог их поднять.
— Эй! Он брыкается! — раздался голос какого-то пикси, и Ньял ощутил сильный удар по лбу. Боль была настолько резкой, что его одурманенный разум прояснился. Взревев, Ньял вскочил на ноги.
— Придушите его! — завопил вожак.
Две веревки обвивали шею Ньяла, третья затянулась вокруг правого запястья. Ньял попытался удержаться на ногах, но в этот момент веревки затянулись на горле, сдавив его, не давая крикнуть. Он задыхался. Злобные лица пикси, освещенные пламенем костра, стали расплываться. Правую руку оттягивали назад так, что веревка резала кожу запястья. В отчаянии от схватился левой рукой за рукоять Огненного Удара. Меч легко вышел из ножен, удобный, звонкий. Ньял рубанул наугад, неудачно, упал на колени. Острое лезвие рассекло одну веревку, описало дугу и перерубило вторую.
Ньял глубоко вдохнул. Зрение вернулось к нему. Пикси, державший его за руку, бросил веревку и убежал. Слабость снова навалилась на Ньяла, но он все же встал на ноги.
— Я путешественник! — крикнул он. — Разве вы тролли? По какому праву вы напали на меня?
В ответ стрела вонзилась в дерево рядом с его головой.
— Эйкон вас раздери! — выругался Ньял и, спотыкаясь, побрел через потемневшую поляну.
— Ньял, сюда!
Он почувствовал руку принцессы. Та повела его в темноте, потом Ньял услышал негромкое фырканье Авелаэра. Еще одна стрела просвистела у него над ухом. Надо было торопиться. Ударом меча Ньял освободил жеребца от пут, еще одним ударом освободил единорога. Возиться с седлом времени не было.
— Бегите! — крикнул Ньял, подсаживая принцессу, Ла Тоннан и принца. Сам же повернулся и угрожающе замахнулся мечом на вожака. Пикси ловко уклонился, и двое молодых, подкравшихся сзади,
