повторять не буду. — Чародей сидел, держа в руках пустую кружку. — Магия — сознательное использование Принципов Закона для достижения целей мага. Это сила, которую нельзя принять или отвергнуть, как какого-нибудь поклонника. Это Дар, частица которого есть в каждом существе, и никому не дано от него отвернуться. Сила Магии '— грозная сила! Жизнь и смерть, время и пространство — все может победить Магия. И побеждает, каждый день побеждает. Но ты управлять Магией не умеешь.
— Мастер Фаллон, при всем моем уважении, я знаю…
— Нет, не знаешь! Если бы знала, Ньяла не ждала бы близкая смерть, а Морбихан — его Последние Дни. Подумай вот над чем: у твоего отца сломано бедро. Я мог бы исцелить его, я уже лечил твоего отца в прошлом. Но он больше не верит в мою Магическую силу, он уверен, что стареет и что все его друзья умирают. В итоге он мучается от боли, а важные дела пустил на самотек. Из страха и невежества происходят все несчастья его жизни. Это тебе о чем-нибудь говорит? Помолчи. — Чародей нетерпеливо махнул рукой, когда Сина собралась было говорить. — А теперь возьми Руфа Наба. Он должен был умереть: у него не просто рана воспалилась, но началось заражение крови. Не многие видят смерть так близко и возвращаются, чтобы сказать, какое у нее лицо. Но он верил, что ты исцелишь его, а ты страстно желала его исцелить. Именно так! Что бы ты ни говорила, мне нужно верить, что где-то в самых глубоких тайниках души ты точно знаешь, что это не твои обожаемые травы спасли Руфа. Его спасли твое желание и твоя вера. Сина, ты не можешь помешать Закону действовать. Из желания и веры происходит Магия, но ты должна выбрать: позволишь ли ты Причине и Следствию втоптать тебя в прах или же используешь Магию и доверишься Закону, чтобы творить добро?
— Добро? — выпалила Сина. — Как я могу творить добро, когда мой Дар предсказывает казнь Ньяла? Когда я вижу впереди только собственную смерть и Морбихан, ополчившийся против меня?
— И все?
Сина пересказала Фаллону свои видения.
— Понятно, — вздохнул чародей. — Какой ужас! Конечно, тебе хочется убежать. Я понимаю. Жаль, что я не знал об этом раньше. — Он соединил кончики пальцев. — Сина, нравится тебе это или нет, но твой Дар — это глубокое понимание Причины и Следствия. Однако пророчество может предсказать тебе лишь наиболее вероятный ход событий. Измени основную причину — и ты изменишь все следствие. Измени даже намерение, ибо намерение — это мысль…
Послышался шорох. Фаллон повернулся к выходу из шатра.
— Кто тут?
Сина подняла лампу, и в ее колеблющемся свете стала видна сумасшедшая девочка, съежившаяся у стенки.
— Уходи, — сказала Сина. — Кш-ш отсюда. — Она махнула рукой, и нагая фигурка отпрыгнула.
— Погоди, — приказал Фаллон. — Кто это?
Чародей встал с подушек и наклонился, чтобы внимательней рассмотреть девочку.
— Ее нашли в лесу. Она не желает носить платья и ест только краденую еду. Я не знаю, как ей помочь. Она лишилась рассудка.
Фаллон нахмурился:
— Эй, девочка, что с тобой приключилось?
Сумасшедшая хрипло квакнула и упрыгала из палатки.
Фаллон вздохнул и повернулся к Сине.
— У меня нет больше времени учить тебя. Ты должна учиться сама. Но мне бы очень не хотелось, чтобы моя последняя ученица стала известна как неудачница, на которой закончилась эпоха. Ты отказываешься от своего Дара, так отдай мне цепь Чародейки.
Сине показалось, что ее руки налились свинцом. Медленно сняла она с шеи тяжелую золотую цепь и передала Фаллону.
— Ты не годишься для того, чтобы быть чародейкой. Ты больше не Хранительница Магии, — сурово сказал старый колдун. — Теперь я должен оставить тебя. Но я тебе настоятельно советую: поступай так, будто веришь в Закон. Проведи ночь в медитации. Или по крайней мере поразмысли над последствиями, прежде чем делать что-либо из того, что ты собираешься делать.
Он уже шагнул к выходу, но снова повернулся, и Сина поняла, что его глаза блестят от слез. Это потрясло ее.
— Моя самая любимая ученица, — тихо и ласково сказал чародей, — найди мужество, если сможешь. Даже когда кажется, что все пропало, прошу тебя, доверься Магии, хоть она порой пугающа. Доверься Закону, как я доверяюсь ему сейчас, хотя боюсь не меньше тебя. Это лучшее, что ты можешь сделать для Ньяла. И для всех нас.
Лягушка вскарабкалась по скользкой тропе и, цепляясь за серые камни, выслушала приговор для Ньяла. Теперь она сидела на берегу реки, где сестры-лягушки пели песню радости про то, что дождь кончился и собрался густой туман. Но лягушка пела песню утраты и горя.
В сумерках, при свете костров, горящих у шатров, она вдруг увидела возле себя человека. Это был старый-престарый чародей в небесно-голубом балахоне и с золотыми цепями на шее. Он казался таким старым и хрупким, что даже шаги его были бесшумны. Лягушка отпрянула, но бежать ей было некуда: сзади высился утес. Лягушка задрожала, прерывисто квакая, и вжалась в скалу.
— Эй, кто тут такой? — спросил чародей. Лягушка отвела глаза, чтобы не видеть его лица, но голос старца был добрым. — Что с тобой, девочка, где твоя одежда?
Испуганное кваканье сорвалось с ее губ, лягушка попыталась проскочить сбоку от чародея, но он протянул руку.
— Ну, ну, успокойся, я не причиню тебе зла. У меня свои дела, и я не буду вмешиваться в твои.
Чародей отступил, дав ей проскакать мимо, а сам продолжил путь вдоль берега. Лягушка, плененная добротой его голоса, остановилась и посмотрела ему вслед.
Чародей карабкался по камням вверх, потом остановился, переводя дух. Сама не зная, почему, лягушка скакала за ним. Чародей сделал еще несколько шагов, лягушка — за ним. Через несколько минут они добрались до того места, где река переливалась через скалу и стремительным потоком падала вниз. Старик встал у обрыва и посмотрел на омут. Дрожа от холода, лягушка остановилась рядом, глядя в лицо чародея. Некий глубокий инстинкт подсказал ей, что его не нужно бояться.
— Что с тобой? — спросил чародей. — Ты сумасшедшая? Заколдованная? Конечно, ты душевнобольная — дитя луны.
От его глубокого голоса лягушке стало тепло. Она любила луну. Когда она пела в лунном свете со своими зелеными сестрами, она даже забывала, какое ужасное проклятие лежит на ней.
— Но конечно, ты была когда-то счастлива, — продолжал старик. — Ты знала дружбу других людей, была дорога кому-то, даже знала любовь.
Лягушка зарыдала, содрогаясь всем телом. Но когда волна отчаяния прошла, она снова посмотрела на старика.
— Ах, бедняжка. — Чародей склонил голову, взгляд его ярких голубых глаз проникал под лягушачью оболочку прямо в сущность Меллорит. — Ты снова узнаешь любовь, если захочешь.
Сердце лягушки застучало быстро-быстро.
— На тебе заклятие, ты в заблуждении. Если ты хочешь вернуться, стать самой собой, это очень просто. Помоги тому, кого любишь. Не важно, большая это будет помощь или маленькая, и не важно, узнают ли те, кого ты любишь, что ты для них сделала. Ты можешь сделать это в своем сердце, если по-другому не получится. И тогда ты снова станешь девочкой. Теперь иди, а то я спешу. Мне нужно торопиться.
Аягушка послушно поскакала назад, к лагерю, но потом остановилась и оглянулась на старика. Чародей сунул руку за пазуху и вытащил кожаный мешочек. Из мешочка он достал мелкую пыль и посыпал ею землю вокруг себя, шепча при этом странные слова, а когда закончил, начертил в воздухе непонятные символы. Наконец он встал неподвижно. Мастер Чародей в полном облачении чего-то ждал на берегу.
Сквозь поднимающийся туман лягушка на мгновение увидела реку, беззаботно пенящуюся по камням и уступам. Из лесу донесся громкий треск. Лягушка вздрогнула от страха.
Фаллон повернулся на звук.
— А, ты пришел, — проговорил он.
Лягушка увидела еще одного человека, выходящего из леса.
