– Видно, я… Аль не узнаешь, Тарас Семеныч?
Старик приподнял голову, еще раз внимательно рассмотрел мудреного человека и с прежним спокойствием проговорил:
– Пойдем в горницы, Михей Зотыч.
Михей Зотыч был один, и торговому дому Луковникова приходилось иметь с ним немалые дела, поэтому приказчик сразу вытянулся в струнку, точно по нему выстрелили. Молодец тоже был удивлен и во все глаза смотрел то на хозяина, то на приказчика. А хозяин шел, как ни в чем не бывало, обходя бунты мешков, а потом маленькою дверцей провел гостя к себе в низенькие горницы, устроенные по-старинному.
– Ну, здравствуй, дорогой гостенек, – поздоровался он, наконец. – Али на богомолье куда наклался?
– Нет, по-дорожному, Тарас Семеныч… Почитай всю Ключевую пешком прошел. Да вот и завернул тебя проведать…
– Так, так… Заходил ко мне Галактион-то, поклончик от тебя сказывал. Да… Невесту высматривать приехали у Малыгиных.
– Есть и такой грех, Тарас Семеныч. Житейское дело… Надо обженить Галактиона-то, пока не избаловался.
– Так, так.
Хозяин что-то хотел сказать, но только посмотрел на гостя своими темными близорукими глазами. Гость понял этот немой вопрос и ответил:
– Сам-то Харитон Артемьич не совсем, а кровь хорошая… Хорошая кровь, нечего хаять.
– Которую выбрал?
– А с краешку, значит, Серафиму. Малость жидковата, а такие-то живущее… Закинул я даве словечко с самой-то. Правильная женщина, обстоятельная…
– Еще бы, из старинного рода Анфуса-то Гавриловна. В свойстве мы с ней, хотя и небольшая родня.
Горницы у Тараса Семеныча были устроены по-старинному, низенькие, с небольшими оконцами, запиравшимися на ночь ставнями, с самодельными ковриками из старого тряпья, с кисейными занавесками, горками с посудой и самым простеньким письменным столом, приткнутым в гостиной. Были еще две маленьких комнаты, в одной из которых стояла кровать хозяина и несгораемый шкаф, а в другой жила дочь Устинька с старухой нянькой. Даже на неприхотливый взгляд Михея Зотыча горницы были малы для такого человека, как Тарас Семеныч.
– Ты ведь нынче в больших тысячах, – заговорил гость после длинной паузы. – Надо бы наверх перебраться.
– Ладно и здесь, Михей Зотыч. Как-то обжился, а там пусто, наверху-то. Вот, когда гости наберутся, так наверх зову.
– Другие-то вон как у вас поживают в Заполье. Недалеко ходить, взять хоть того же Харитона Артемьича. Одним словом, светленько живут.
– Другие и пусть живут по-другому, а нам и так ладно. Кому надо, так и моих маленьких горниц не обегают. Нет, ничего, хорошие люди не брезгуют… Много у нас в Заполье этих других-то развелось. Модники… Смотреть-то на них тошно, Михей Зотыч. А все через баб… Испотачили бабешек, вот и мутят: подавай им все по-модному.
– Денежки у вас дикие, вот они петухами и поют.
– Есть и такой грех. Не пожалуемся на дела, нечего бога гневить. Взысканы через число… Только опять и то сказать, купца к купцу тоже не применишь. Старинного-то, кондового купечества немного осталось, а развелся теперь разный мусор. Взять вот хоть этих степняков, – все они с бору да с сосенки набрались. Один приказчиком был, хозяина обворовал и на воровские деньги в люди вышел.
– Это ты насчет Малыгина?
– Не один он такой-то… Другие в орде темным делом капитал приобрели, как Харитошка Булыгин. Известное дело, как там капиталы наживают. Недаром говорится: орда слепая. Какими деньгами рассчитываются в орде? Ордынец возьмет бумажку, посмотрит и просит дать другую, чтобы «тавро поятнее».
– Фальшивой работы бумажки?
– И своей фальшивой и привозные. Как-то наезжал ко мне по зиме один такой-то хахаль, предлагал купить по триста рублей тысячу. «У вас, говорит, уйдут в степь за настоящие»… Ну, я его, конечно, прогнал. Ступай, говорю, к степнякам, а мы этим самым товаром не торгуем… Есть, конечно, и из мучников всякие. А только деньги дело наживное: как пришли так и ушли. Чего же это мы с тобой в сухую-то тары-бары разводим? Пьешь чай-то?
– Ох, пью, миленький… И грешно, а пью. Великий соблазн, а пью… По нашей-то вере это даже вот как нехорошо.
– Пустяки это все… Чай – злак божий и создан он на потребу человеку. А потом, не сквернит человека входящее во уста, а исходящее из уст… Эй, Матрена!
В дверях показалась старуха няня, из-за которой выглядывала детская русая головка.
– Наставь-ка нам самоварчик, честная мать. Гость у меня… А ты, Устюша, иди сюда. Да не бойся, глупая.
Старик должен был сам подойти к девочке и вывел ее за руку. Устюше было всего восемь лет. Это была прехорошенькая девочка с русыми волосами, голубыми глазками и пухлым розовым ротиком. Простое ситцевое розовое платьице делало ее такою милою куколкой. У Тараса Семеныча сразу изменился весь вид, когда он заговорил с дочерью, – и лицо сделалось такое доброе, и голос ласковый.
– Да ты не бойся, Устюша, – уговаривал он дичившуюся маленькую хозяйку. – Михей Зотыч, вот и моя хозяйка. Прошу любить да жаловать… Вот ты не дождался нас, а то мы бы как раз твоему Галактиону в самую пору. Любишь чужого дедушку, Устюша?
– Не-е-т, – недоверчиво протянула девочка. – Он беззубый.
– Ну, это пустяки: мы ему зубы молодые вставим.
– А я тебе гостинца привезу в другой раз, – пробовал задобрить гость упрямившуюся маленькую хозяйку. – Любишь пряники?
– Подымай выше, – засмеялся счастливый отец. – Нам пряники нипочем, а подавай фрукты.
– Набалуешь дочь, Тарас Семеныч.
– Пока мала, и пусть побалуется, а когда в разум войдет, мы и строгость покажем. Одна ведь она у меня, как перст… Только и свету в окне.
Колобов совсем отвык от маленьких детей и не знал, как ему разговаривать с Устюшей. Впрочем, девочка недолго оставалась у отца и убежала в кухню к няне.
– Вот ращу дочь, а у самого кошки на душе скребут, – заметил Тарас Семеныч, провожая глазами убегавшую девочку. – Сам-то стар становлюсь, а с кем она жить-то будет?.. Вот нынче какой народ пошел: козырь на козыре. Конечно, капитал будет, а только деньгами зятя не купишь, и через золото большие слезы льются.
За самоваром старики разговорились. Михей Зотыч снял свою сермяжку и остался в одной синей рубахе.
– Ты это что добрых-то людей пугаешь? – еще раз удивился хозяин улыбаясь. – Бродяга не бродяга, а около этого.
– Да так нужно было, Тарас Семеныч… Ведь я не одну невесту для Галактиона смотреть пришел, а и себя не забыл. Тоже жениться хочу.
– Хорош жених!
– А то как же… И невесту уж высмотрел. Хорошая невеста, а женихов не было. Ну, вот я и пришел… На вашей Ключевой женюсь.
– Н-но-о?
– Верно тебе говорю… Заводы бросаю и всю семью вывожу на Ключевую. Всем работы хватит… И местечко приглядел, повыше Суслона, где малыгинский зять писарит. Ах, хорошо местечко!.. Ужо меленку поставлю.
– А свою бросаешь?
– Жаль, а приходится бросать. Тоже ведь на Ключевой стоит. Своя река-то… Ну, пока мы к заводам
