вперед Филот и Клит Черный.
При виде этого один из воинов «Острия», стоявший посреди лагеря с собранным мешком на плече, уронил свои пожитки на землю, обнажил меч и с силой ударил в щит, который громом прогремел в тишине. Все обернулись к нему, и тут же еще один солдат откликнулся таким же ударом. Через секунду к ним присоединился третий, а там и четвертый, и вскоре прочие конники «Острия», где бы ни находились — у ворот, или у частокола, или посреди лагеря, собирая вещи, — один за другим обнажили мечи и начали бить ими в щиты. Постепенно приближаясь к возвышению, они выстроились прямо перед царем. Вслед за ними и другие солдаты из конницы и пехоты, фалангисты, штурмовики и гоплиты, фракийцы и агриане, — все сомкнули ряды и присоединились к конникам «Острия», стуча оружием по щитам. Потом знаменосец первого батальона поднял красное знамя со звездой Аргеадов, и все вдруг замерли, каждый на своем боевом посту. Знаменосец шагнул вперед, склонил знамя и крикнул:
— Повелевай, государь!
Александр, потрясенный, вышел вперед и поднял руки к небу. Птолемей, оказавшийся ближе всех, увидел на его глазах слезы. Царь оставался в этой позе несколько долгих мгновений, в то время как войско громовым голосом выкрикивало его имя:
Потом в сопровождении товарищей царь сошел с возвышения, пересек лагерь между двумя стенами блестящих копий и подошел к Букефалу, который в ожидании нетерпеливо бил копытом.
ГЛАВА 30
Войско дошло до Задракарты, столицы гирканцев, и там Александр обнаружил челядь Дария III, которую Бесс не захотел взять с собой во время отступления. К этому времени царь отпустил фессалийскую конницу, дав желающим возможность остаться и сражаться в качестве наемников, и велел войску подготовиться к дальнему походу на восток. Оно должно было выступить по прибытии ожидаемого подкрепления из Македонии.
Придворные устроились в одном городском квартале под присмотром евнухов. Александр немедленно дал войску указание взять всех под свою защиту и пожелал узнать, кто из членов царской семьи остался при дворе.
Дворцовый распорядитель, человек на седьмом десятке по имени Фратаферн, без усов и бороды и с выбритым черепом, пришел с докладом.
— Здесь царские наложницы и их дети, а также царевна Статира.
— Статира?
— Да, мой господин.
Александру вспомнилось письмо, в котором Дарий предлагал македонскому владыке господство над Азией к западу от Евфрата и руку своей дочери; ему вспомнился и свой отказ от этого предложения вопреки мнению Пармениона.
— Я желаю, чтобы ты как можно скорее устроил мне аудиенцию с царевной, — сказал он.
Евнух удалился и в первый же день после полудня прислал посыльного с сообщением, что царевна ждет царя после захода солнца в своих палатах во дворце, принадлежавшем раньше сатрапу Парфии.
Александр явился в простом белом греческом хитоне до пят и синем плаще с золотой пряжкой.
Евнух ждал его у дверей.
— Царевна в трауре, мой господин, и просит извинить ее за то, что не украсила свою персону подобающим образом. Но она охотно примет тебя, поскольку ей сообщили, что ты человек благородной души и чувств.
— Она говорит по-гречески?
Евнух кивнул:
— Когда Дарий задумал предложить ее тебе в жены, то велел научить ее твоему языку, но потом…
— Ты собираешься объявить обо мне?
— Можешь войти и без объявления, — ответил евнух. — Царевна ждет тебя.
Александр вошел и оказался в маленьком зале, украшенном цветами и фруктовыми гирляндами. Перед ним была еще одна дверь с резными каменными косяками, а архитрав поддерживали два грифона. Дверь отворилась, и служанка впустила его, а сама вышла и закрыла за собой дверь.
Александр увидел царевну Статиру возле маленького столика для чтения, на котором лежало несколько свитков, и стояла бронзовая статуэтка — степной всадник. Царевна была в хитоне из грубой шерсти цвета слоновой кости, подпоясанном на талии кожаным поясом, и в домашних кожаных туфлях, украшенных скромной вышивкой из синей шерсти. На ней не было никаких драгоценностей, не считая маленького ожерелья с серебряной подвеской в виде изображения бога Ахура-Мазды. Она отказалась от грима, но волевые и изящные черты делали ее лицо одновременно высокомерным и нежным. От отца она унаследовала темные глубокие глаза и четко очерченные брови, а от матери, должно быть, мягкие, влажные, красивой формы губы, тонкую шею, высокую крепкую грудь и, судя по всему, длинные стройные ноги.
Александр подошел и оказался с ней лицом к лицу — достаточно близко, чтобы ощутить тонкий аромат кассии и нарда, окативший его обаянием, которое он уже научился распознавать в восточных женщинах.
— Статира, — произнес он, склонив голову. — Я глубоко опечален смертью царя, твоего отца, и пришел сказать тебе…
Девушка с грустной улыбкой вернула ему поклон и протянула руку, которую Александр на мгновение сжал в своих.
— Не желаешь сесть, мой господин? — спросила Статира, и греческие слова прозвучали в ее устах со странным, но мелодичным акцентом, напомнив волнующий голос Барсины.
Ощутив, как учащенно заколотилось сердце, Александр сел напротив и продолжил:
— Я распорядился, чтобы царю Дарию оказали самые высокие почести и похоронили его в его могиле, высеченной в скалах Персеполя.
— Благодарю тебя, — проговорила девушка.
— Я также поклялся поймать убийцу, сатрапа Бесса, который бежал в Бактрию. Я наложу на него наказание, предписанное персидским законом за предательство и убийство своего царя.
Легким и грациозным движением Статира склонила голову в знак одобрения, но ничего не сказала. Тем временем вошла одна из служанок с вазой и двумя чашами снега, перемешанного с уже отжатым гранатовым соком. Снег в чаше сверкал розовым. Царевна протянула чашу гостю, но сама пить не стала, соблюдая суровые правила траура, и лишь молча смотрела на него. Казалось невозможным, что этот юноша со столь совершенными чертами лица, простыми и учтивыми манерами и есть непобедимый, беспощадный завоеватель, разбивший самые могучие на земле войска, демон, спаливший дворец в Персеполе и отдавший город на разграбление солдатам. В этот момент он представлялся ей любезным юношей, который почтительно обращается с захваченными в плен персидскими женщинами, оказывает почести противникам и даже сумел завоевать привязанность царицы-матери.
— Как поживает бабушка? — спросила она простодушно, но тут же поправилась: — Я хотела сказать, Великая Царица-мать?
— Довольно хорошо. Это благородная и сильная женщина, она с большим достоинством выносит удары судьбы. А ты, царевна, как поживаешь ты?
— Тоже довольно хорошо, мой господин, насколько это возможно в данных обстоятельствах.
Александр снова ласково коснулся ее руки.
— Ты прекрасна, Статира, и с тобой легко. Твой отец, должно быть, гордился тобой.
Она опустила заблестевшие глаза:
— Да, мой бедный отец. Сейчас ему бы исполнилось пятьдесят. Но спасибо за твои любезные слова.
— Я говорю искренне, — ответил Александр. Статира наклонила голову.
— Странно слышать это от юноши, отказавшегося от моей руки.
— Я не знал тебя.
— Разве это что-то изменило бы?
— Возможно. Один взгляд может изменить судьбу мужчины.
